Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна - Аберкромби Джо - Страница 44

– Экая невероятная царственность, сдохнуть можно, – усмехнулась она.

– Я прямо-таки носом чую запах величия, – подхватил Коска. – Встал бы на колени, если бы не боялся, что они подломятся.

– Его августейшее величество, верховный король Союза. – Голос Витари был сама язвительность. – И его королева, разумеется.

– Тереза, жемчужина Талина. Ох и сияет…

– Дочь Орсо, – процедила сквозь зубы Монца. – Сестра Арио и Фоскара. Королева Союза и… потаскух в придачу.

Толпа при виде короля – пусть он был чужестранцем на стирийской земле, пусть к амбициям Союза здесь относились с величайшей подозрительностью, пусть жена его была дочерью Орсо – разразилась приветственными криками куда громче, чем при виде собственного престарелого канцлера.

«Люди чаще отдают предпочтение вождю, который выглядит великим, – писал Бьяловельд, – нежели тому, кто таковым является».

– Не сказал бы я, что он самый нейтральный из посредников. – Коска задумчиво выпятил нижнюю губу. – Связан с Орсо и его выводком так крепко, что пальца не просунешь. Муж, брат и зять в одном лице…

– Разумеется, он считает себя выше подобных низменных соображений. – Монца скривилась, глядя на приближавшуюся королевскую чету.

Казалось, в этот серый и грязный город они случайно съехали прямо со страниц какой-нибудь героической сказки. Для полноты картины не хватало лишь крыльев у скакунов. И как только прицепить не догадались?.. На шее у Терезы красовалось великолепное длинное ожерелье из огромных камней, сверкавших на солнце так ярко, что смотреть было больно.

Витари покачала головой.

– Сколько драгоценностей можно навешать на одну женщину?

– Еще чуть-чуть – и задохнется под ними, сучка, – прошипела Монца. Рубин, подаренный Бенной, казался в сравнении с этими камнями детской безделушкой.

– Зависть препаршивая штука, дамы. – Коска подтолкнул локтем Балагура. – По мне, так она очень даже ничего, правда, друг мой? – Тот не ответил, и наемник пристал к Трясучке: – Правда?

Северянин коротко покосился на Монцу.

– По мне, не очень.

– Что вы за люди! В жизни не встречал таких бездушных парней. Моя весна, быть может, давно и миновала, но сердце по-прежнему молодо, не то что у вас. Оно еще способно дрогнуть при виде юной влюбленной парочки.

Монце, однако, в пылкие чувства между королем и королевой не верилось, сколько бы те ни улыбались друг другу.

– Несколько лет назад, до того, как она стала королевой… всего, кроме собственного ума… Бенна поспорил со мною, что уложит ее в постель.

Коска поднял бровь.

– Любил твой брат сеять свое семя где ни попадя. Ну и?..

– Оказалось, что он не в ее вкусе.

На самом деле оказалось, что Монца интересовала ее куда больше…

За королевской четой почтительно следовала свита, превосходившая своим великолепием сопровождение всей Лиги Восьми. Не менее двух десятков фрейлин, тоже обвешанных драгоценностями с головы до ног. Дворяне из Срединных земель, Инглии и Старикланда, в мехах, с тяжелыми золотыми цепями на плечах. Сзади тащились тяжеловооруженные всадники, чьи доспехи покрывала пыль. Каждому приходится глотать ее за вышестоящими. Уродливая правда власти.

– Король Союза… – задумчиво вымолвил Трясучка, глядя вослед проехавшей чете. – Это же самый могущественный человек во всем Земном круге, да?

Витари фыркнула:

– Это человек, за которым он прячется. Ты, похоже, не слишком-то разбираешься в политике?

– В чем?

– Во лжи. Союзом управляет Калека. А этот мальчик со всем своим блеском – лишь маска, которую он носит.

Коска вздохнул.

– Осмелюсь предположить, и ты наденешь маску, если будешь выглядеть, как Калека…

Ликующие крики удалились вслед за королем и королевой, и на смену им пришло угрюмое молчание. Сделалось так тихо, что Монца услышала поскрипывание колес, когда по улице тронулся золоченый экипаж. По бокам от него двигались колонны грозного вида стражников, чье оружие сверкало не так ярко, как у союзных, зато выглядело пригодным к делу. Следом ехала толпа разряженных и непригодных ни для какого дела господ.

Монца крепко сжала правый кулак, потревожив искалеченные косточки. Боль пронзила кисть, отдалась в плечо, и губы девушки тронула мрачная улыбка.

– Они, – сказал Коска.

Арио восседал справа, обложившись подушками, слегка раскачиваясь вместе с коляской. На лице его застыло обычное выражение ленивого презрения. Фоскар, сидевший рядом, был бледен и настороженно поворачивал голову на каждый звук. Самодовольный кот и нетерпеливый щенок в одной корзинке…

Гобба был никто. Мофис – всего лишь банкир. Когда места их заняли другие люди, Орсо вряд ли даже заметил это. Но Арио и Фоскар – его сыновья. Его драгоценная плоть и кровь. Его будущее. Убить их – почти то же самое, что воткнуть кинжал в брюхо самому Орсо.

Улыбка Монцы сделалась шире, когда она представила себе его лицо в момент получения вести.

«Ваша светлость! Ваши сыновья… мертвы…»

Тишину вдруг расколол пронзительный вопль:

– Убийцы! Подонки! Орсово отродье!

Отчаянно размахивая руками, кто-то пытался пробиться через заслон.

– Проклятье Стирии!

Толпа пришла в движение, недобро загомонила. Соториус мог сколько угодно называть себя нейтральным, но жители Сипани не питали ни малейшей любви к Орсо и его выводку. Знали, что, покончив с Лигой Восьми, он примется за них. Некоторым людям всегда и всего мало.

Двое из нарядных господ обнажили мечи. Блеснула сталь, послышался слабый вскрик. Фоскар, пытаясь разглядеть, что происходит, начал подниматься на ноги. Но Арио потянул его вниз и усадил на место, не отрывая при этом взгляда от собственных ногтей.

Спокойствие было восстановлено. Коляска проехала, свита – тоже. Последними проскакали солдаты в форме войск Талина, миновали старый склад и скрылись с улицы.

– Представление окончено, – вздохнул Коска, отталкиваясь от перил и направляясь к двери на лестницу.

– Жаль… я бы любовалась им вечно, – усмехнулась Витари и двинулась за ним.

– Одна тысяча восемьсот двенадцать, – сказал Балагур.

Монца взглянула на него с удивлением.

– Чего?

– Людей. В процессии.

– И что?

– Сто пять камней в ожерелье королевы.

– Черт… я спрашивала, сколько их?

– Нет.

Балагур последовал за остальными.

Она осталась одна. По-прежнему крепко, до боли, сжимая правый кулак и плотно сомкнув челюсти, сердито поглядела вниз, на улицу, с которой уже расходились зрители, поежилась под порывом начавшего крепчать ветра.

– Монца…

Не одна. Повернув голову, она встретилась глазами с Трясучкой, стоявшим куда ближе, чем хотелось бы.

Вид был такой, словно поиск слов был тяжелейшей работой. Он заговорил:

– Это все так… как будто мы не… не знаю. После Вестпорта… я только хотел спросить…

– Лучше не спрашивай.

Она обошла его и тоже скрылась в дверях.

Никомо Коска с улыбкой на губах прикрыл глаза, облизнулся, глубоко втянул носом воздух и поднес ко рту бутылку. Выпить, выпить, выпить… Стук стеклянного горлышка о зубы, столь много обещающий, прохладная влага на языке, сладостно скользящая в горло, когда глотаешь… если только это не вода, конечно.

Он поднялся с постели, влажной от пота, и в одной ночной рубахе, такой же сырой и липкой, прокрался в кухню в поисках вина. Или любой паршивой кислятины, которая дарует человеку хмель. Чего угодно, лишь бы спальня перестала раскачиваться, как телега на бездорожье, разбежались муравьи, ползающие по телу, и унялась проклятая головная боль. Пропади все пропадом. И попытка измениться, и Меркатто с ее местью тоже.

Надеясь, что остальные еще в постели, он испытал ужасное разочарование и неловкость, когда увидел у печки Балагура, уже варившего к завтраку овсянку. Правда, через некоторое время вдруг понял, что странным образом рад встрече с бывшим арестантом. В неизменном спокойствии Балагура ему чудилось нечто почти магическое. В этой абсолютной уверенности, позволяющей молчать часами, не беспокоясь, кто что подумает… Коска как будто и сам делал первый шаг к необычному для себя спокойствию. Но не к молчанию. Болтал он не останавливаясь, покуда сумрачный свет, пробивавшийся сквозь щели в ставнях, становился ярче, предвещая восход.