Пепел (СИ) - Бунькова Екатерина - Страница 1

Я ждал ее почти полтора часа. В саду было довольно холодно, и ужасно хотелось вернуться обратно в зал, в котором второй день подряд отмечали свадьбу: вот уж где было жарко и весело! Но, к сожалению, мне пришлось попрощаться с гостями и хозяевами особняка, чтобы никто ничего не заподозрил. Ночь становилась все прохладнее, от земли тянуло сыростью. Да еще и от фонтана время от времени долетали пусть и мелкие, но холодные капли, а его журчание напоминало о некоем физиологическом процессе, который, кстати, неплохо было бы совершить, а то я что-то многовато выпил.

Подойдя к каменному бортику, я принялся выпутываться из одежды. Черт бы побрал этот официальный костюм! Сколько же на нем всяких лишних завязочек и крючков. Иногда мне кажется, что наши дворцовые портнихи приделывают все это специально, чтобы мне дольше приходилось раздеваться. Может, они в сговоре с моим братом? Это вполне в его стиле.

Сделав дело, я облегченно вздохнул и вдруг понял: а здесь хорошо. Неплохо братишка ее пристроил: вон какой домище. Ковры повсюду, золото, павлины по саду расхаживают. Да и муженек у нее подходящий: государственный служащий. Можно будет делать вид, что я к ним по делу прихожу. А если что и не так, скажу, что присматриваю фрейлину для сестренки. А что? Сестра у меня дура, вечно не может припомнить, сколько их у нее.

— Эстре! Эстре! — раздался ее взволнованный шепот. Наконец-то! Я уж думал, отморожу себе все.

— Я здесь, моя ласточка, — ласково прошептал я, беря ее за шею и утягивая в непроглядную тень беседки.

— Эстре, я пришла! — задыхаясь, сказала она и повисла на мне. Боги, какая шикарная грудь! Так и пружинит!

— Почему так долго? Я уж решил, что ты передумала, — укорил я ее, с трудом сдержавшись, чтобы не нагрубить: действительно, где носило эту безмозглую? Нельзя же заставлять особу королевских кровей так долго ждать, да еще и в столь прохладную, пусть и летнюю ночь.

— О, простите, Ваше Высочество, — залепетала она, принимаясь покрывать мою шею легкими поцелуями после каждого слова. — Муж все никак не хотел отпускать меня. Говорил, что не сможет уснуть, если снова не насладится мной. Но я сказала ему, что плохо себя чувствую, и он дал мне уйти.

— А как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? — поинтересовался я, ощупывая ее все более и более активно и уже прикидывая, как все это расстегивается.

— Уже нет, — радостно откликнулась она, позволяя мне прижимать ее к себе с отнюдь не дружескими намерениями. — Но первый раз было немного больно. Я даже вскрикнула. Правда, боль быстро прошла.

— Тебе понравилось? — сам не знаю, зачем, спросил я, незаметно принимаясь расстегивать крючки на ее платье.

— Нет, что вы! Я все это время мечтала только о вас! Как мне мог понравиться этот жуткий старикашка? — тут же с жаром принялась она уверять меня.

— Мужа надо любить, — наставительно сказал я, скидывая с нее платье и принимаясь за корсет. — Он тебя кормит, поит, одевает. Он дает тебе крышу над головой. А ты должна иногда ублажать его и рожать ему детей. Так правильно. Так гласит наш закон.

— Да, Ваше Высочество, — млея, ответила она. Я, наконец, справился с корсетом, отбросил его в сторону, стянул с ее плеч нижнюю рубашку и с наслаждением сжал руками мягкие, пышные груди. О, как давно я этого ждал! Я мечтал о ней почти три месяца — неслыханно долгий срок для меня. В последнее время брату стало все сложнее выдавать моих девиц замуж — женихи закончились. А позволить себе обесчестить или, не дай бог, обрюхатить девицу я не мог: мне как младшему сыну короля полагается жениться только на столь же высокородной особе, что и я сам. Но у меня челюсти сводит при одном только взгляде на этих вяленых вобл. То ли дело наши красавицы! Эх, какая у нее мягкая попка! Давай, детка, давай, скажи, что ты уже готова!

Я крепко обнял ее, отчего она радостно пискнула и вцепилась в меня, задрал нижнюю юбку и с наслаждением погрузил пальцы в мягкую влажную плоть. Да! Именно такой я ее и представлял! Под этими дурацкими многослойными юбками бывает не понять, какая у девицы задница, но я надеялся, что у нее она мягкая и в меру пышная, как я люблю.

В штанах сразу стало тесно, и я принялся повторно расстегивать все эти крючки и распутывать узлы, торопясь, злясь и шипя сквозь зубы на наших портних. Моя красотка не вмешивалась, только часто дышала, широко раскрыв ротик и заводя меня этим еще больше. На последних крючках я не выдержал, рванул посильнее и просто выдрал их, давая себе свободу.

Девушка тут же послушно разлеглась на досках, широко раздвинула ножки и заманчиво шевельнула бедрами. Ну уж нет, я не собираюсь вставать на колени, да еще и на грязных досках. Слишком многого хочешь, дорогая.

Я поманил ее к себе пальцем. Она тут же послушно встала, косясь на мои расстегнутые штаны и покусывая губу. Я повернул ее и чуть толкнул в спину, чтобы она уперлась ладошками в скамейку. Ее пышная задница открылась мне во всей красе: мягкая, податливая и бархатистая — точь-в-точь свежая выпечка. Вот, да, самое то. Еще бы немного повыше. Жаль, каблуки на женских туфлях нынче не в моде. Раньше удобнее было: чуть ее нагибаешь — и как раз.

Я ухватил девицу за бедра и с наслаждением вошел. О, небеса! Три месяца ожидания! Три чертовых месяца я хотел ее! Спать не мог, есть не мог, про дела вообще молчу. И вот, наконец, я достиг своей цели. Какие формы, какая мягкость! Ничто не может с этим сравниться. Словно погружаешься в другой мир. Причем на деле погружается только одна часть тела, а кажется — что ты весь там. Как будто удовольствие, рождаясь где-то внизу живота, выходит наружу и накидывает на тебя пламенную сеть. И эта сеть затягивает. Как приятны эти складочки внутри, как тепло и влажно. Была б моя воля, я бы выходил из женщины только затем, чтобы войти в другую женщину. О, боги, из всех наслаждений, что вы создали, это — наивысшее. Все эти изгибы и влажная, ничем не защищенная плоть ласкают, заставляя желать их все сильнее и сильнее, дразня и разжигая аппетит. А я всегда голоден. Быть внутри женщины, раздвигать податливую плоть снова и снова — единственный способ не сойти с ума от желания и хоть немного насытиться.

Не понимаю тех мужчин, что любят убивать: разве можно ощутить ЭТО через меч? Ну да, он рассекает плоть, проникает туда, где быть не должен: холодная полоса металла в еще горячем живом теле. Но этот миг так недолог. То ли дело овладеть женщиной: сначала долго и упорно добиваться, затем подчинить, заставить раскрыться во всех смыслах, а потом пронзить. Проникнуть как можно глубже, почувствовать каждый изгиб. Делать это снова и снова, прижимая ее к себе, пробираясь к самому сердцу. А потом выплеснуться, непременно отметить ее: моя, покорена мной, заполнена мной. Тогда голод на время отпускает, и мир открывается мне в новом свете: как я мог не заметить этих звезд, этот упоительный запах влажной земли и перепревших листьев, хрустальный звон воды и бархатную черноту ночи? Сверкающие алмазы небрежно рассыпаны по черному полотну неба. Прохлада мягкими лапами касается моих пылающих щек и густым потоком смывает душный жар тела.

Да, как же хорошо. Иногда так хочется, чтобы в такие моменты рядом была еще одна девица. А лучше — две или три. И чтобы они об меня терлись и стонали при этом в ожидании, когда же я доберусь и до них. Да, пожалуй, троих мне бы хватило, чтобы по-настоящему насытиться. Но наши чертовы моральные устои такого не позволяют. По крайней мере, мне этого точно нельзя. Мне и ее-то трогать нельзя, но тут уж я просто не могу сдержаться. Сама мысль о воздержании пугает меня.

— Совсем не больно, — радостно поделилась девица своими ощущениями. — Как будто рыбка внутри плещется.

Рыбка? Плещется? Я чуть не поперхнулся. Я тут о прекрасном, а у нее, понимаете ли, рыбки плещутся! Ну я тебе сейчас покажу рыбку, корова ты лупоглазая.