Оборотни в эполетах. Тысяча лет Российской коррупции - Бушков Александр Александрович - Страница 3

По старой русской традиции, не отставала и полиция. Будем справедливы: не вся целиком, а, казенно выражаясь, ее худшие представители. Как мы увидим позже, немало было людей, служивших честно, грудью ходивших на бандитские ножи и револьверы, – и кому-то доставалась награда, а кому-то скромный надгробный памятник. Но, как говорится, в семье не без урода…

Как люди в погонах, привыкшие строго соблюдать субординацию, тогдашние «оборотни» старались не зарываться, соответственно погонам и брать. (Впрочем, то же правило испокон веков царило и у штатских чиновников: всяк сверчок знал свой шесток и старался не нарваться на расхожую поговорку: «Не по чину крадешь!»)

Рядовой жандармского дивизиона выполнял функции современного сотрудника ГИБДД: занимался размещением извозчиков на стоянках. С каждого, кому разрешал стоять возле Манежа (очень выгодное место, там всегда было много небедных клиентов), скромно брал по медному пятачку. А впрочем, если брать каждый день и со многих, и на медных пятачках можно «подняться».

Чины, понятно, медью брезговали. Вот две колоритные фигуры: подполковник Шафров и пристав Никитин. Шафров полицейскую карьеру начал в Москве в качестве участкового пристава и по части всевозможных поборов и взяток приобрел столь печальную славу, что его непосредственный начальник именовал его «чемпионом по взяткам среди приставов» и всерьез пытался уволить. Однако сработали законы корпоративной этики – система своих не сдает. Шафрова определили полицмейстером Кронштадта, где он развернулся вовсю: обложил подчиненных ему приставов регулярной «данью», продавал за деньги открывавшиеся в кронштадтской полиции новые вакансии, «отначивал» из казенных сумм, отпускавшихся на служебные нужды: обмундирование, канцелярские принадлежности, ремонт служебных помещений и прочее. Да вдобавок наложил опять-таки регулярный «оброк» на содержательниц всевозможных притонов, коих в Кронштадте хватало. И за приличные деньги гасил случавшиеся там скандалы – вроде того, когда однажды офицеру в пьяной драке проломили голову бутылкой, и власти распорядились притон закрыть. Его хозяйка и не подумала горевать, прямиком направилась к Шафрову. Всего-то тысяча рублей – и притончик официально открыт вновь.

Примерно так же Никитин крышевал кофейни на Большом проспекте Петроградской стороны и тамошние дешевые гостиницы (многие из них были, по сути, полупритонами). Брал относительно скромно – от двадцати пяти рублей, не особенно и задирая эту планку. С кофеен – за то, что разрешал работать дольше установленного предписаниями времени, до часу ночи. С гостиниц – за то, что улаживал то и дело случавшиеся там скандалы.

Оба наших героя в конце концов все же угодили под суд. Интересная деталь: ни одна из содержательниц кронштадтских притонов не призналась, что платила полицмейстеру за «крышу», хотя признание ничем не грозило – дача взятки преступлением не считалась. Должно быть, Шафров отстроил этакие теплые, дружеские отношения. Правда, других улик все же хватило, чтобы приговорить его к двум годам арестантско-исправительных работ.

Никитину свезло гораздо больше. Его, правда, приговорили к пятисотрублевому штрафу и увольнению со службы. Однако пристав – несомненно, изрядный нахал по жизни – трижды подавал апелляции в Сенат. Кончилось все тем, что штраф снизили до трехсот рублей, а на службе оставили в прежней должности. В чем еще и «заслуга» очередного краснобая-адвоката, патетически провозглашавшего, что Никитин «с самого начала революционного движения безропотно нес службу, подвергая свою жизнь опасности»…

Каждый, конечно, вправе давать свои оценки тем или иным историческим событиям, но я остаюсь в твердом убеждении, что введение в России в обращение золотой монеты имело все признаки аферы. Постараюсь обстоятельно свою точку зрения обосновать.

Афера – это предприятие, в результате которого частные лица, учреждения, а то и государство несут финансовый ущерб. С таким определением, надеюсь, спорить никто не будет. Так вот, после введения в оборот золотой монеты нешуточные убытки понесло именно государство.

Рассмотрим подробно. «Золотое обращение» было проектом министра финансов С. Ю. Витте и введено именным указом Николая II. Золотая монета не просто служила средством платежа – все банки обменивали на золото бумажные ассигнации. На каждой так и было напечатано: обменивается на такое-то количество золота (понятно, согласно достоинству). Каких-либо ограничений по суммам не существовало: «бумажек» можно было принести хоть мешок, хоть два. Правда, на практике россияне этим пользовались не так уж и широко: не было практической необходимости. Золото – вещь тяжелая и изрядно оттягивает карман. А копить золотые монеты привычки не было: Российская империя казалась вечной и незыблемой. Один из сановников, болван этакий, как-то патетически возгласил: «Триста лет стоял дом Романовых и будет стоять еще тысячу!»

(Интересная подробность: царские ассигнации служили законным платежным средством еще несколько лет в Советской России и уже после окончательной победы красных. Большевики и эту ситуацию использовали со свойственным им здоровым цинизмом: им в свое время достались и клише, и запасы бумаги, на которой печатались деньги. Ну, они и нашлепали изрядное количество ассигнаций, ничем не отличавшихся от «настоящих», и использовали в разных случаях для своих нужд.)

В общем, «физические лица» бумажные деньги на золото меняли редко – ну, скажем, крестный отец хотел подарить крестнику золотой червонец или дедушка – любимому внуку на день рождения. Ну, и некоторые виды расчетов велись исключительно в золоте: годовое обучение ребенка в гимназии стоило 64 рубля именно что золотом.

Убытки от системы золотого обращения, и немалые, приносила деятельность иностранного бизнеса в России. У нас порой, не вникнув толком в суть дела, любят писать, что Российская империя в начале XX столетия переживала грандиозный экономический подъем, ударными темпами развивались промышленность, банковское дело…

Как выражался герой одной классической комедии: «Оно все так, да только чуточки не так…»

«Были демоны, не отрицаю». Был нешуточный экономический подъем, и развитие промышленности было…

Одна малюсенькая, совсем крохотная деталь, явно не известная иным восторженным пишущим людям… Маленький такой нюансик. И подъем, и развитие происходили в первую очередь оттого, что экономика России была буквально подмята иностранным капиталом. Цифры – вещь скучная, но привести их просто необходимо…

На Донбассе 70 % добычи угля держали иностранные компании, в основном бельгийцы и французы. Иностранцы владели половиной нефтедобычи в России и подгребли три четверти торговли нефтепродуктами. 90 % добычи платины в России было в руках иностранных компаний – как и значительная часть золотодобычи. В 1912 году много шума наделал Ленский расстрел – солдаты и стражники залпами стреляли в совершенно мирное шествие рабочих золотых приисков к администрации. Рабочие всего-навсего хотели потребовать улучшения условий быта – условия существования и в самом деле были форменным образом скотскими. Их встретили пулями, и жертв было немало. Так вот, контрольный пакет акций тамошней золотодобывающей компании «Лена-Голдфилдс» принадлежал как раз англичанам. Вот британцы и поступили так, как привыкли поступать с туземцами в колониях.

(Маленькое отступление. Довелось мне как-то давно читать статью очередного борца с «мировым жидомасонством», где автор на все лады поносил «проклятого жида Голдфилдса», организовавшего расстрел русских рабочих. Ну, человек не знал английского. «Голдфилдс» – не еврейская фамилия, а попросту английское слово, в переводе означающее «золотые поля».)

Кстати, в руках «Лена-Голдфилдс» была примерно треть русской золотодобычи. Везде, куда ни глянь, – хозяевами иностранцы. На юге России в их руках 67 % производства чугуна, 58 % механических, сталелитейных и трубопрокатных заводов. В России тогда было только две фабрики по производству резиновых изделий – и обе в заграничной собственности. Изрядная доля табачной промышленности – у тех же англичан. Изрядная доля медеплавильного производства – у англичан и французов. Изрядная доля производства сельскохозяйственных машин – у американцев. Та же ситуация и в банковском деле. Этот список можно продолжать и продолжать, но, полагаю, читателю достаточно и этого, чтобы понять ситуацию.