Тени тевтонов - Иванов Алексей - Страница 2

Замок стоял над морем на пригорке. По сути, это были два двухэтажных корпуса, соединённых под прямым углом. Выщербленный красный кирпич. Готические окна. Черепичная крыша – вся в дырах. Взрытый воронками двор. И везде вздутые трупы в серо-зелёной солдатской форме вермахта и грязной гражданской одежде фольксштурма. Когда грузовик остановился, на него тихо наплыла густая волна смрада. Бойцы охранения откинули задний борт и друг за другом спрыгнули на землю. Из кабины выбралась капитан Луданная.

– Товарищи историки, – сказала она по-русски, – напоминаю про мины. Проверено только здание, так что я запрещаю выходить из него даже по нужде.

Женя Луданная была убеждена, что учёные не приспособлены к жизни, как дети. Беспомощные и бесполезные люди. Блаженные. А может, и ловкачи.

Клиховский уже понял: экспедицией командовала эта молодая дама из Управления контрразведки Третьего Белорусского фронта. Ей подчинялось отделение охраны. А Пакарклис руководил только историками. Их было всего двое: Юозас Юргинис, директор библиотеки Академии наук, и полковник Бронислав Гертус из университета Вильно. Во время войны Гертус возглавлял инженерную службу литовской дивизии и до сих пор носил военную форму.

– Переведите запрет своему коллеге, – приказала Луданная Пакарклису.

Беженца Бадштубера в группу привлёк Пакарклис. До войны у немцев имелось множество разных обществ по изучению истории, и Бадштубер, по словам Пакарклиса, состоял в таком кружке. Луданная не возражала против участия немца в работе литовцев. Книги – чушь: пусть их собирает кто хочет.

Неподалёку от замка тянулась железная дорога. Рядом с низкой насыпью валялись опрокинутые товарные вагоны, сгоревшие до железных скелетов. Буковый лес вокруг замка, ободранный перестрелкой, превратился в голый кривой частокол. За стволами чёрно горбатились сгоревшие танки «панцеры» и самоходки-«штуги». Над тихим заливом кричали и метались чайки.

Солдаты боевого охранения направились на позиции, уже обустроенные ими вчера, а историки и Луданная пошли к большому пролому в стене.

– Можно мне осмотреть замок? – спросил Клиховский.

– Зачем? – с подозрением прищурилась Луданная.

– Замок – исторический памятник. А я никогда здесь не бывал.

– Глупости, Бадштубер.

– И всё же я прошу вас.

– Ну, если вам угодно… – Луданная презрительно дёрнула плечом. – Однако в подвал соваться запрещаю. Там везде обрушения.

Стены в высоких сводчатых залах зияли язвами от пуль и осколков. Клиховский знал, что замку больше шестисот лет, но выбоины были такими свежими, что в древность замка не верилось. Казалось, что это не тевтонский орденсбург, а какая-то кирпичная конюшня или амбар в заурядном фольварке – немецком сельском имении. Тишина и зловоние. На каменных полах – мусор и трупы. После штурма русские похоронные команды собирали в Лохштедте только своих, а немцев не трогали. Мертвецы растянулись среди истоптанных книг, обломков кирпича и штукатурки, касок, россыпей гильз и размотанных бурых бинтов, патронных цинков, пустых автоматных магазинов и катушек от полевых радиостанций. По телам и по книгам шустро бегали крысы.

Доктор Хаберлянд говорил о зелёных снарядных ящиках. В помещениях первого и второго этажей Клиховский не увидел ничего похожего. Возможно, ящики сложили в подвале, однако спускаться туда значит нарушать запрет Луданной. Клиховский решил подождать более удобного момента и вернулся к Пакарклису. Литовец посмотрел на него с каким-то затаённым восторгом.

– Вот здесь, – он обвёл часовню руками, – брошены сокровища из библиотек Вильно, Кёнигсберга, Дерпта, Риги и Мемеля. Это ужасное зрелище – свидетельство нацистского варварства. Наша задача – вывезти все книги на литовском языке. Госпожа капитан, я попрошу вас не курить здесь.

Луданная с недовольным видом сунула папиросу в коробку.

– «Товарищ капитан», господин учёный, – раздражённо поправила она.

Пакарклис поручил Клиховскому проходной зал с окнами на залив Фриш-Гаф. Защитники замка, видимо, использовали зал как лазарет: под окнами в ряд лежало шесть покойников. Стопки книг служили им изголовьями. После концлагеря мертвецы не вызывали у Клиховского никаких чувств: просто бывшие люди, и всё. Клиховский вытащил книги и раскрыл ту, что показалась самой старой. И лишь теперь его сердце затрепетало – отозвалось на любимое дело. В руках у Клиховского были напечатанные на латыни исторические хроники Яна Длугоша. Судьбы Польши – вечная боль и вечная нежность…

Клиховский раскладывал книги и папки в стопы; получились три большие – немецкие, и одна малая – литовские. От вида старинных томов, бесценных для культуры, но не имевших никакой цены для солдат, Клиховского охватила бессильная злость. За стеной замка на железной дороге неторопливо простучал колёсами эшелон. А потом из глубины здания донёсся отчаянный крик.

Повилас Пакарклис отвёл себе самый перспективный участок – комнату с целой горой из книг. Пакарклис так увлёкся работой, что перестал смотреть под ноги – и наступил на противопехотную мину, засунутую в кипу жёлтых листов, покрытых строками готического шрифта. Мина подалась и хрустнула.

Ещё в коридоре Клиховский услышал голос полковника Гертуса:

– Не сходите с места, Повилас! Не двигайтесь!..

Когда Клиховский появился в комнате Пакарклиса, здесь были уже все. Пакарклис стоял в странной позе и протягивал Юргинису большую папку:

– Юозас, возьмите, возьмите! Это «Времена года»! Перо Донелайтиса!

Поэт Донелайтис для литовцев был как Мицкевич для поляков или Гёте для немцев. Рукопись великой поэмы Донелайтиса тоже оказалась у нацистов.

Юргинис с опаской принял папку и инстинктивно попятился.

– Спокойно, Пакарклис, я вызову сапёров! – быстро сориентировалась капитан Луданная. – Отсюда три километра до нашей части в Нойхойзере!

Бронислав Гертус, опустившись на колени, расшвыривал и обрывал бумаги, чтобы рассмотреть мину под подошвой ботинка Пакарклиса.

– Выйдите все из помещения! – через плечо сердито бросил он.

– Вы ведь тоже сапёр, Бронислав? – с надеждой спросил Пакарклис.

Он был бледен и боялся пошевелиться. Гертус в волнении снял фуражку.

– Я не справлюсь, – негромко произнёс он, глядя на мину. – Это шутцен-фугас, разработка для «Вервольфа». На фронте мы с такими не сталкивались.

Клиховский подошёл к Гертусу и присел. Мина, круглая банка, имела на боку маркировку «SDm-45 FS». Буквы «FS» означали «Форт Штиле».

– Контактная крышка на пружине, – сказал Клиховский. – Выдёргивает чеку при возвратном движении. Детонатор сконструирован для растяжек, но мина приспособлена для нажимного действия.

– Откуда вы знаете? – тотчас насторожилась капитан Луданная.

– С такими минами я работал на заводе в форте «Штиле».

– Вы разрядите её? – задыхаясь, спросил Пакарклис.

– Постараюсь. Главное – не дать крышке подняться. Нельзя снимать вес.

Клиховский выпрямился во весь рост и тесно прижался к Пакарклису, а затем осторожно приставил свои ноги к ноге Пакарклиса так, чтобы наступить на края контактной крышки.

– Убирайте ногу, Повилас, и отходите в сторону.

Пакарклис медленно отклонился и снял ногу с мины. Затем сразу же отступил на несколько шагов. На мине теперь стоял Клиховский.

– Найдите кирпичи, штук восемь целых, – спокойно распорядился он. – Я придавлю крышку. Нужна тяжесть не меньше шестнадцати килограммов.

Юргинис и Гертус кинулись на поиски пригодных кирпичей. Клиховский стоял на мине и смотрел на Луданную. Если он взорвётся, в последний миг приятнее видеть красивую женщину. Короткие сапожки. Тесная юбка. Узкая талия под ремнём. На высокой груди – орденская планка. Узел тяжёлых волос и пилотка чуть набок. Лицо – княжеское, а в серых глазах – подозрительность волчицы: «Откуда ему известно про диверсионные мины? Он диверсант?..» Пакарклис же сейчас вовсе не узнавал Клиховского. Что случилось с рядовым историком из Данцига, малоизвестным специалистом по Тевтонскому ордену?