Он бесит (СИ) - Стужева Инна - Страница 40

Вошла и окинула взглядом аудиторию. Алена и Мила с Толиком на третьем ряду у окна, Третьяков на последнем с другой стороны от прохода. На негнущихся ногах дошла до своего места рядом с подругами, уселась, достала тетрадь, следя за тем чтобы мои движения казались естественными.

Пусть он не обращает на меня внимания, я тоже не буду. Сейчас начнется очень интересная лекция, и меня волнует только она и ничего больше. Как же тяжело здесь находиться, я явно переоценила свои силы. Пожалуй, я вполне могла бы пропустить пару, а потом списать конспекты у других. Но я продолжала сидеть на своем месте и делать записи.

Как только лекция закончилась, Третьяков сорвался с места, сбежал по ступенькам и первым выскочил из аудитории.

— Ты как? — спросила Алена.

— Нормально.

Заставила себя улыбнуться, спокойно собраться и не спеша выйти из аудитории. И правда, куда мне спешить, если впереди длинный вечер, который придется чем-то занимать.

— Пойдем в кафе посидим что-ли? — предложила Алена, после того как Мила с Толиком убежали на улицу, не дожидаясь нас.

— Не знаю.

Зазвонил телефон, Мила, может быть что-то забыла?

— Оль, хочу предупредить, сейчас проходили мимо стоянки, — громко зашептала она в трубку, — так там стоит твой Третьяков, мне показалось, что он ждет тебя.

Переглянулась с Аленой, которая стояла рядом и прекрасно слышала весь разговор.

— Давай, иди вперед, — подтолкнула она меня, — а я выйду попозже.

Быстро накинула курку, обмоталась шарфом и вышла на улицу.

Увидела его почти сразу — стоял, облокотившись на свой мотоцикл и смотрел на меня. Хоть нас и разделяло метров двадцать, его взгляд прожигал насквозь. Не знаю, почему, но я решила, Милка права, он ждет именно меня и хочет поговорить. От этой мысли все внутри наполнилось теплом. Неважно, что он скажет, совершенно неважно, что скажу я, главное — мы будем совсем близко. Как я мечтала об этом долгие две недели, казавшиеся вечностью.

Сделала шаг по направлению к нему как вдруг мне преградил путь большой букет цветов. Сначала я обратила внимание именно на цветы — большие ярко-розовые бутоны, в обрамлении белых хризантем, а потом уже на их обладателя. И не могла сдержать возгласа удивления.

— Леша?

— Оль, привет, это тебе, — он попытался сунуть мне в руки букет.

— Ты тут откуда?

Спрашивала, а сама смотрела в сторону Третьякова. Видела, как меняется его взгляд, как он встает, отворачивается от меня, заводит мотоцикл.

— Леш, извини, я не могу сейчас, мне нужно бежать.

Но он уже выехал со стоянки и скрылся в потоке машин. Черт, черт, черт.

Такая же как все.

Мысль прокручивалась в башке уже в сотый раз, и в сотый гребаный раз сердце сжималось в тугой клубок. Нахрен, не думать ни о чем. Но не думать не получалось.

Знал ведь, что нельзя доверять ни при каких обстоятельствах, мало ты на этих красавиц насмотрелся дома? Но нет, что-то в ней не отпускало, заставляло поверить. Поверил на свою голову. До сих пор в ушах слова этой стервы Стужевой. На треп бы и внимания не обратил, мало ли что она там несет, но вот Ольгино лицо — сразу понял, все правда с этим гребаным спором.

Стоял спокойно, но чего стоило это спокойствие! Давно не давило от такой ярости. Пожалуй, если сейчас выйду на улицу, не удержусь и нарвусь на неприятности.

Пошел в бар за стаканом виски заставил себя сидеть и ждать, пока злость уляжется хоть немного. И тут снова она. Говорит что-то, но я все еще на взводе, своими словами она делает только хуже. Любит, серьезно? Или все еще держит за идиота?

Посмотрел на нее, вложил во взгляд все презрение, какое смог, но ее ничем не пронять. А самое противное, я все еще хочу ее. До безумия, до дикого исступления. Несмотря ни на что.

Ольга что-то говорила, отвечал на автомате, а потом понял, что, если сейчас не уйду, все, не справлюсь с собой. Если бы не эта дурацкая корона, которую она нацепила, точно бы не справился, а так будто ушат холодной воды вылили. Оставил ее и направился быстрым шагом к выходу, но в последний момент передумал и завернул в другую сторону. Дошел до туалетов, включил кран с холодной водой на всю мощность и подставил лицо.

Шел обратно, теперь точно на выход, подальше отсюда, и опять она. А рядом трое придурков. Тело среагировало раньше, чем мозг. Схватил одного, отшвырнул к стене, пока не в полную силу, но тот отлетел и приложился башкой. Ничуть не жалко, в следующий раз десять раз подумает, прежде чем к ней подойти ближе, чем на десять метров. Два других замерли и переглядываются между собой, все мысли легко прочитать на лицах. Прикидывают, связываться или лучше смыться. Смелые только с теми, кто слабее, ненавижу таких. Готов разорвать каждого из этих придурков, любого, руки так и чешутся. Что ж, давайте, рискните, подгоняю мысленно, а пальцы уже сжались в кулаки.

Перед глазами наш домашний ринг, и я, пятнадцатилетний пацан, лежащий на боку согнувшись от боли, после полученного только что удара в живот. И склоненное надо мной лицо отца: «Держи удар в любой ситуации. Тебе ясно? И будь всегда готов к нападению. Всегда».

Но три идиота смылись, и правильно сделали. Отец остался бы доволен, что так хорошо сработал его любимый прием психологического давления и драка закончилась, так и не начавшись.

Как и всегда при воспоминании о нем, поставил мысленный блок. Это раньше приходилось подолгу приходить в себя, заталкивать воспоминания так далеко, как только возможно, но сейчас научился. Щелк, и нет ничего, белый лист. Не хочу не слышать, не вспоминать ни об отце, ни о его чертовых уроках. Последняя его выходка превзошла все предыдущие и терпение лопнуло.

Развернулся к Оле. Сейчас она похожа на испуганного взъерошенного птенца, смотрит круглыми глазищами, а в них надежда. Она это серьезно? Думает, что раз заступился, теперь упаду к ее ногам и все сразу будет, как ни в чем не бывало? Сможет крутить и вертеть как ей захочется?

Специально грубо и больно схватил за плечо, она поморщилась, но ничего не сказала. Пусть терпит. Потащил ее в гущу народа, к подругам, и пусть сама разбирается что делать дальше, мое же терпение на исходе. Осточертела эта музыка, духота, этот клуб и вообще все на свете.

Наконец, вырвался на воздух и вдохнул полной грудью. Окинул взглядом парковку в поисках мотоцикла, пока не вспомнил, что приехали на такси. Вот ведь б*ть, именно тогда, когда мне до зарезу необходима дорога и скорость.

Пошел по улице быстрым шагом, хоть какое-то движение, минут через тридцать и правда стало лучше. В голове малость прояснилось, так что можно полностью себя контролировать и воспользоваться транспортом.

Завтра заберу байк, и пусть катится к черту со своими закидонами. Спорила? Скучно стало? Что ж, надеюсь, она вдоволь посмеялась, пока строила свои планы.

Соскочил с автобуса специально на две остановки раньше, чтобы еще пройтись. Несмотря на все попытки успокоиться, злость, сожаление и обида, начали затоплять, как только тело осталось без движения.

В квартире стало только хуже. Метался в четырех стенах как загнанный зверь, а толку никакого. Подтянулся на турнике под сотню раз, стало немного лучше. А потом лежал поперек кровати сверху покрывала, лень было даже раздеваться, и тупо пялился в потолок.

Столько времени не думал об отце из-за того, что зол как черт и на него, и на его гребаные методы воспитания. Но лучше думать о нем, чем об Ольге. Потому что о ней не могу.

***

Итак, отец. Жесткий профиль, внимательный цепкий взгляд из-под густых бровей, издевательская усмешка, когда ему удается нащупать слабые места собеседника. А ему всегда удается. И не собеседника — противника, для отца каждый человек априори враг. Когда кто-то говорит, что мы очень похожи, проглатываю с трудом. Мне далеко до него, и я не хочу быть таким же жестким и беспринципным. Худощавая подтянутая фигура, расслабленная поза, но кто знает его чуть лучше, поза хищника перед прыжком. Никогда ни при каких обстоятельствах нельзя расслабляться в его присутствии и поворачиваться к нему спиной. Пойдет по трупам, если надо добиться своего. И он всегда добивается. Любыми методами.