Случай на Бассейной улице - Толстой Алексей Николаевич - Страница 2
- Предыдущая
- 2/3
- Следующая
Михаил с тоской подумал: этот франт будет Мери сниться... Вот он спрыснул себя духами, надел сверкающий цилиндр, крылатку, вдруг усмехнулся криво, вынул клинок кинжала и пристально стал глядеть полуаршинными глазами с экрана в душу Мери...
- Миша, я должна ехать в Париж...
- Мери, милая, мы конечно поедем... Когда-нибудь...
- Но как можно скорее, покуда у меня тонкая фигура и божественный цвет лица...
- Откуда же деньги-то? Ну, я продам пальто, револьвер... Ты еще откуда-нибудь достанешь... Не хватит, вот чего боюсь...
- Да ты - мужчина или ты - мальчишка? Мужчине не достать денег фу...
Мери оглянула Михаила прозрачными глазами, презрительно наморщила приподнятый носик... (Мери была самой красивой девушкой в Ленинграде. Даже на улице постоянно замечали: "Смотрите - хорошенькая блондиночка, совсем Мери Пикфорд".)
- Это хорошо им в Париже доставать деньги: там небось частную инициативу не душат, - проворчал Михаил.
- Смотри, как бы с такими разговорами ты меня не потерял.
- Так что же - украсть, ограбить? Только ведь остается...
- Знаешь, Миша, кажется, напрасно ты за мной тянешься... Рот у тебя какой-то желтый... Такие мальчишки не внушают большой уверенности...
Разговор этот происходил в антракте, и снова погас свет в зале и по озаренному экрану продолжали мчаться тени волшебной жизни. Мери вышла из театра "Леший" спотыкаясь, ничего не видя; Михаил - мрачный, надутый ступал своими джимми, не разбирая, прямо в лужи.
Над Ленинградом прошел ночной дождь, прибил пыль; тянуло сладким и свежим запахом тополей из Кронверкского парка. Мери дошла до остановки трамвая, подала Михаилу холодные кончики пальцев:
- Прощай. Я одна.
- Куда?
- Не твое дело...
Пять раз Мери смотрела фильму "Великосветские бандиты".
С каждым разом (приходя в кино, где ее ждал Михаил) Мери становилась все шикарнее. Обрезала юбку на полтора вершка выше колен, завела шляпку кирпичного цвета, шелковые чулки. Михаил боялся даже смотреть на нее, мрачнел с каждым разом.
- Мери, как же это: опять новые туфли?
- Немного жмут, знаешь, прямо беда...
- Ради бога, не мучай... Кто тебе делает подарки?
- Безусловно это не твое дело... Будь доволен и тем, что мной обладаешь.
Михаила мучила неопределенная ревность. У него трещала голова - так много он думал, откуда бы раздобыть денег на поездку в Париж? Поскорее увезти Мери из Ленинграда, окружить роскошью, осыпать драгоценностями. Самому ходить в крылатке, в цилиндре с восемью отблесками.
Он продал зимнее пальто, все книжки, радиоприемник (собственной работы), коньки, валенки, занял у товарищей по мелочам полтора червонца и ночью пошел в игорный дом. У денег за зеленым столом вырастают крылышки в несколько минут деньги выпорхнули у него из кармана. Проигрался. Хотел повеситься на подтяжках в клозете, но как-то обошлось. В три часа утра он громко рыдал, сидя на набережной Васильевского острова под египетским сфинксом. На той стороне реки пылали в утренней заре окна дворцов. Дымная, лазоревая Нева плескалась у ног огорченного мальчишки. Мери в эту ночь шаталась неизвестно где - кто-то ее, вне всякого сомнения, обнимал в эту минуту, когда еще прохладное солнце поднималось за крепостью из-за длинных малиновых утренних облаков.
Страдать было невыносимо. Михаил пошмыгивал, слезы капали на дешевенький пиджачок. "Да, нужно решиться, нужно сделаться бандитом и с карманом, полным червонцев, с ножом в руке потребовать от Мери, чтобы она не торговала своим телом".
На следующий день он так и заявил Мери:
- Я все испробовал. Мне не повезло в карты. Ты видишь, Мери, как я тебя люблю: вопрос о том, чтобы сделаться бандитом, решен мной в положительном смысле...
На это Мери сказала:
- Ты дурак... Вот в баре на Михайловской я видала настоящих бандитов. Смелые, как черти, и шикарные.
- Хорошо, хорошо, Мери, кто смелее - мы это еще посмотрим.
- А что? Разве ты уже придумал что-нибудь? - спросила она с любопытством. Такой ответ большеротого Мишки ей, видимо, понравился.
- Может быть, - проговорил он, - там увидим.
Некоторое время он играл на Мерином любопытстве: говорил туманные слова. Но в конце концов надо было действовать. Тогда он сказал, что один нэпман, за которым он ходил (хотя тот был вооружен до зубов резиновой палкой, тростью со стилетом и револьвером), внезапно уехал за границу, и дело сорвалось. Мери всему поверила.
- Миша, а много у него было денег?
- Тысячи две червонцев при себе носил, в портфеле...
Она молча всплеснула руками и совсем уже растерялась, когда подсчитала, сколько можно было купить всяких вещей на две тысячи червонцев. С этой минуты горячая голова ее стала работать в том же направлении: проследить нового нэпмана с двумя тысячами червонцев. Отношение ее к Михаилу изменилось, - он сразу почувствовал все выгоды быть бандитом.
- Миша, ты меня, главное, не ревнуй, - говорила теперь Мери, - если я бываю с мужчинами, то это для нашей общей выгоды. А люблю я одного тебя. И мы уедем, уедем в Париж.
Дожидаясь Мери в Адмиралтейском парке, Михаил еще издали увидел, как летело по аллее в полосах солнечного света розовое платье, розовая шляпка. Румянец заливал щеки Мери. Не здороваясь, шлепнулась на скамью. Оглянулась направо, налево:
- Нашла. Есть один.
- Ну? Кто?
- Нэпман. Богач. Колоссальные деньги. Женатый, интересуется женщинами и страшный дурак. Его все девочки зовут "Тыква"... Ну, Миша... (У нее расширились синие глаза.) Ну, Миша, зевать нельзя...
- Пускай только попадется мне в руки. Выпотрошу.
Мэри повела Михаила в бар - показать "Тыкву". При одном взгляде на нэпмана у Михаила завалилось сердце черт знает куда: "Тыква" оказался огромного роста, тучным мужчиной с сизо-бритым жирным лицом, в котором было что-то бабье. Лоб у него зарос волосами почти до бровей. Одет шикарно, во все новое, заграничное. На мизинце - большой бриллиант. Окруженный девицами, он благополучно пил боржом.
Мери зашептала Михаилу:
- Семья у него в Москве. Здесь он наездом, ворочает делами. И все удивляются, почему он не в Соловках. Так что вдвойне надо торопиться.
Она встала и особой походочкой (у Михаила сразу защемило в животе от ревности) прошла мимо "Тыквы", покачивая бедрами. Он протянул к ней руку на весь бар брызнули лучи из перстня.
- Цыпка, блондиночка, садись...
- Я занята, - строптиво ответила Мери.
Он все же поймал ее руки, привлек к себе и долго о чем-то шептал на ухо. Мери освободилась, пожала плечами, отошла. Михаил видел, как "Тыква" вытащил платок и вытер жирное лицо и шею под шелковым воротником.
Этот нэпман в баре казался видением из далекой и волшебной жизни великосветских бандитов. Все дальнейшее было делом одной Мери, Михаил исполнял только приказания. Она отыскала комнату с отдельным ходом и ключом на Бассейной улице, где могла бывать не прописываясь. (Хозяйка комнаты жила в Сестрорецке.) Она заставила Михаила ходить по следам за "Тыквой" из банка в банк - собирать точнейшие сведения о его денежных операциях. Михаил видел за окошечками в банках толстые связки червонцев: очевидно, все эти несметные богатства принадлежали "Тыкве". Мери и Михаила трясла лихорадка. Нэпман каждый вечер приходил в бар и интересовался Мери. Но она ни разу не подсела к его столику - дразнила издали.
И вот, когда все было готово, Мери сказала Михаилу:
- Сегодня приходи на Бассейную к десяти часам. Не забудь - захвати револьвер... Голыми руками не справишься.
Михаил по пути домой купил сороковку и выпил ее в парке. Думал, что подействует, но мороз продолжал драть по коже. Он валялся на кровати, курил, прятал голову под подушку, хрустел пальцами. Когда в столовой, где отец читал газету, пробило девять, Михаил сорвался с постели, вынул из стола револьвер и мелко-мелко закрестился...
К десяти часам он был на Бассейной. Мери открыла ему дверь. Зашептала, втаскивая в комнату:
- Предыдущая
- 2/3
- Следующая