Выбери любимый жанр

(Не)естественный отбор (СИ) - Бутырская Наталья - Страница 35


Изменить размер шрифта:

35

Лаэлис, не прощаясь, развернулся, сел в машину и уехал.

Я осторожно спросил у папы:

– Мы выиграли?

– Не совсем, – когда отец повернулся к нам, меня поразила усталость на его лице. Они разговаривали недолго, но он так вымотался. – Скорее, временное отступление. Эльф не смог сразу повлиять на Настю, но это не значит, что он не предпримет других попыток.

– И мы на самом деле сможем подать на него в суд?

– Вряд ли. У нас нет никаких доказательств насчет воздействия на Настю. Если бы это причиняло вред ее здоровью или влияло на окружающих, то еще был бы шанс. А так, подумаешь, молодая девушка переехала или рассталась со своим ухажером. Есть еще один вариант, но…

Настя подняла заплаканное лицо и с надеждой посмотрела на папу:

– Какой вариант? Разорвать контракт?

– Нет. Боюсь, вы не сможете оплатить неустойку. В деле с Киселевой защита смогла обойти этот вопрос только за счет беременности, но в вашем случае… Сами понимаете. Другой вариант заключается в том, что психиатр скажет, что вы неспособны выполнять свою работу. Иными словами, вас признают недееспособной.

– Но это же приговор! – воскликнул я. – Так нельзя.

– Согласен. Поэтому пока начнем потихоньку собирать все материалы по вашему делу. Я проконсультируюсь с коллегами. И, Стан, вам с Настей нужно обсудить ваши дальнейшие действия.

После этого отец подошел к калитке и, подняв голову к небу, спросил:

– У тебя все получилось?

С крыши спрыгнул Гришка и протянул папин телефон:

– Все записал. Не уверен насчет звука, далековато было. Там три видеозаписи получилось.

– Молодец.

Гришка горделиво улыбнулся, потом посмотрел на сестру и сразу помрачнел:

– Вы останетесь у нас или уедете?

Отец искоса глянул на нас:

– Думаю, Стану лучше остаться на все выходные, если Лидия Васильевна разрешит, а я, пожалуй, откланяюсь. Заодно поищу психотерапевта.

Мама Насти принялась уговаривать отца остаться хотя бы на ночь, мол, время позднее, но он вежливо отклонил ее приглашение и уехал.

Это были самые необычные выходные в моей жизни.

У Насти были постоянные перепады настроения. В течение нескольких минут она могла расплакаться, рассмеяться, попросить прощения за свое поведение, швырнуть подушкой и кинуться мне на шею. Но чаще всего она сидела как каменная статуя и о чем-то напряженно думала.

Когда я пытался выяснить, что же происходит у нее в голове, она замыкалась еще сильнее.

Настина мама взяла отгулы на работе и очень старалась мне угодить, вплоть до выбора блюд на обед или ужин, от чего мне становилось крайне неловко. В конце концов, в случившемся с ее дочерью была и моя вина. Если бы я не встретил Настю и не начал приставать к ней со своими странными чувствами, то, скорее всего, эльфу бы удалось внедрить ей все, что нужно, безболезненно и незаметно. И с виду у нее было бы все хорошо.

С Вадькой мы наладили если не дружественные, то, как минимум, положительно-нейтральные отношения после того, как я прошел ему сложный момент в игре. Я всего лишь посмотрел видео прохождения несколько раз, а потом повторил его полностью в самой игре.

А вот для Гриши я, видимо, и стал тем самым героем-суперменом, про которого говорил Тихон. Этап обожествления сестры окончился. Это было нормально для мальчика семи-восьми лет, но тринадцатилетнему подростку нужны новые идеалы, и так получилось, что подвернулся я.

Когда у Насти случались светлые минуты, она шла с нами на футбольную площадку и горячо болела за нашу команду. Собственно, с местной ребятней я тоже поладил, даже с Лехой-стриженым. Продемонстрировал им вольную программу по паркуру на спортивной площадке, показал, с чего лучше начинать, и уже к вечеру субботы можно было увидеть, как мальчишки тянули мышцы и учились удерживать равновесие. В такие моменты Настя улыбалась так радостно, что казалось, она пришла в норму. А потом мы возвращались домой, и она снова начинала плакать.

В воскресенье мы собрались уезжать. Гришка стоял в комнате с угрюмым выражением лица. Я протянул ему руку на прощание:

– Счастливо. Был рад познакомиться.

У него дернулась щека:

– Ты это… нормальный парень. Хоть и оборотень. Позаботься там о Насте. И… приезжай еще.

Мы с Настей пошли на трассу и сели в первый же проезжавший автобус. Впереди было три часа поездки.

Сначала Настя сидела спокойно, потом взяла меня за руку и сказала:

– Мне кажется, что я уже никогда не стану нормальной. Разве это нормально – влезать к людям в голову и навязывать свои мысли? Может, Натан делал это и раньше? Может, мои прежние чувства к тебе тоже ненастоящие?

– Прежние? – переспросил я. Ее слова неприятно резанули меня по сердцу, мне захотелось, чтобы она больше ничего не говорила.

– Я… я не знаю. Еще совсем недавно было все так замечательно. А теперь большую часть времени я тебя ненавижу. Не потому, что ты – это ты, или потому что ты что-то сделал или сказал не так. А просто. Вот сейчас внутри все ровно, а стоит посмотреть на тебя, как словно ледяной водой окатывает. Я знаю, что эта неприязнь ненастоящая, но чувства-то я испытываю реальные. Поэтому и подумала, а может ли быть так, что и симпатия к тебе была искусственной? Понимаешь? Если так легко внедрить человеку какую-то идею, то вообще что-то в нашей жизни есть настоящее? Может, через те же телевизоры, книги, разговоры и статьи нам каждый день внедряют что-то чуждое.

Я сжал ее руку и ответил:

– Да, ты права. Нам действительно постоянно что-то внушают, но разве это всегда плохо? Изменение общественного мнения, внедрение хороших мыслей, постоянный рост цивилизации, нормы морали. На самом деле, вся история оборотней – это история внушений. Вспомни античность. Оборотни считались элитой человеческого мира. Лучшие воины и лучшие полководцы, гениальные врачи, ставящие диагноз по запаху, философы и писатели, жрецы, охотники.

А потом в наш мир пришло христианство, чьи идеи не были приняты оборотнями, и всего за несколько поколений мы стали чудовищами, слугами дьявола, разносчиками бешенства и других болезней. Как тысячелетняя история сотрудничества всего за сто-сто пятьдесят лет превратилась в геноцид? Только благодаря внушению. Тысячи священников ежедневно клеймили мой народ монстрами, и люди стали нас бояться, уничтожать тех, кто веками жил рядом с ними.

Конечно, всегда были те, кто относился к оборотням хорошо. Единицы. Те, кто смог преодолеть внушение и перешагнуть через навязываемое мнение. Те, кто привык опираться только на свое личное суждение, а не повторять чужие слова.

И именно такие люди смогли все же создать закон о равенстве рас. И лишь благодаря общественному внушению в двадцатом веке я могу сидеть рядом с тобой и разговаривать на равных.

– Ты хочешь сказать, что внушение – это лишь инструмент?

– Да. Главное, как и кто его использует. Можно внушить людям мысль, что измена – это преступление, и провинившихся закидают камнями, а можно сказать, что измена- это нормально, и брак будет носить скорее фиктивный характер. И то, и другое уже было в человеческой истории.

– Тогда как же лучше?

– Лучше всего самому принимать решение, сомневаться в каждой прописной истине, пробовать на зуб любое мнение. Так что сомневайся в настоящих чувствах, которые ты испытываешь, сомневайся в прошлых чувствах. Не доверяй каждой мысли, что приходит тебе в голову. И живи. Поступай так, как считаешь нужным, и делай свои выводы.

– Знаешь, я немного завидую оборотням. Когда смотришь на вас со стороны, то кажется, что все самое необходимое у вас уже есть с рождения. Вы влюбляетесь за секунду и расстаетесь в тот же момент, когда любовь пропадает. Вы твердо знаете, что правильно и что неправильно, можете в одночасье изменить всю жизнь и ни разу не обернуться на прошлое. Гришаня поэтому и подружился с тобой. Он такой же. Непреклонный, вспыльчивый, резкий в суждениях.

Но я другая. Даже если бы я влюбилась в тебя, то никогда бы не смогла подойти и познакомиться. Я бы подумала, что это глупость, и тихо задушила бы чувства внутри себя.

35
Перейти на страницу:
Мир литературы