Арахна(Большая книга рассказов о пауках) - Антология - Страница 38

Но глаза ученых были обращены на предмет, стоявший в самом центре пустого бассейна. Это был небольшой изукрашенный сундук, чье бесценное великолепие мягко поблескивало сквозь частично покрывавшие стенки и крышку ил и грязь.

Не обращая внимания на выражение лица За, Фил схватил свечу, перелез через край бассейна и без труда спрыгнул вниз. Профессор последовал за ним. Проходя мимо неподвижного египтянина, Эшбрук невольно отметил, что тело писца все еще издавало сильный запах растительного сока.

Мгновение спустя Фил и профессор склонились над открытым сундуком и быстро разорвали находившийся внутри прогнивший кожаный мешок. Внезапное разноцветное сверкание вырвалось из сундука, и свет свечи упал на огромную груду чудесных драгоценных камней. Они блестели от воды и отбрасывали радужное сияние на лица ученых, которые наклонились ближе, упиваясь этой красотой.

Сверху донесся какой-то звук, заставив Фила и профессора поднять глаза. Их удивление и восторг мгновенно сменились паническим ужасом. На краю бассейна стоял писец За, глядя на них безумными красными глазами. Он медленно поднимал тяжелый резной постамент, готовясь обрушить его на ученых. Заметив, что за ним наблюдают, За остановился. Его сухие, почерневшие губы кривились, обнажая в дьявольской издевательской улыбке желтые скрежещущие зубы, а из-под стиснутых челюстей доносилось низкое хихиканье умалишенного.

Глядя поверх его плеча, Фил заметил что-то еще — нечто огромное, белое, волосатое. Оно пробежало по потолку и замерло над безумцем. Когда За выпрямился во весь рост и поднял обеими руками свое жестокое оружие, белое, похожее на ладонь с растопыренными пальцами существо метнулось вниз и цепко, как пиявка, впилось в коричневый затылок писца. За взвизгнул и отбросил постамент в сторону. Он упал на колени, пытаясь стряхнуть с затылка волосатый ужас.

Фил поспешно подхватил сундучок с драгоценностями и выбрался из ямы вслед за профессором. Ученые застыли, пораженные жутким зрелищем, представшим перед ними на полу гробницы.

Могучий паук-могильщик, гигант в своем роде, мертвой хваткой вцепился в затылок За, пахнущий раздавленными листьями кустарника «мона». Толстые, волосатые ноги огромной твари дергались и судорожно сжимались, жадные клыки погружались все глубже. Смуглый человек корчился в агонии, его остекленевшие глаза дико вращались в глазницах. Протянув руку, он схватил Фила за лодыжку и потащил к краю пустого бассейна. В смертельном ужасе молодой человек закричал и вырвался. Его взгляд скользнул вниз, в яму, и, словно от прикосновения высоковольтного провода, все его тело вдруг напряглось. Краска мгновенно отхлынула от лица, ставшего мертвенно-серым. Парализованные страхом руки невольно выпустили сундучок с драгоценностями. Сундучок упал на пол, и сверкающие камни покатились в пыли. Из мерзкой подземной тьмы на дне большого квадратного дренажного отверстия выбирались тысячи и тысячи громадных белых пауков! Вздымающейся волной мохнатого зла они выползали из нижней камеры, изгнанные водой из своей подземной тюрьмы. Профессор тоже увидел приближающуюся орду ужаса, и глаза ученых с невыразимым страхом встретились.

Глухой стон умирающего привел их в чувство. Схватив огромную пригоршню чудесных камней, Фил бросился к туннелю. У входа в туннель он на мгновение остановился и оглянулся.

За, с рассеченным клыками спинным мозгом, погрузился наконец в вечный покой, что должен был стать его уделом три тысячи лет назад. В агонии он безвольно перекатился на спину, раздавив под собой раздутое тело гигантского паука. Тонкая кожа существа с шумом лопнула, как большой маслянистый пузырь, и оно расплылось бесформенным пятном. Кровь из разорванной шеи За хлынула в липкую лужу, бывшую еще недавно пауком-могильщиком, и потекла навстречу надвигающейся волне сверкающих глаз и извивающихся ног, которая беззвучно переливалась через край ямы.

Человека с глазами-бусинками я встретил в поезде. 12:30 из Атола в Бостон. Я упоминаю о глазах, потому что они были его отличительной чертой. Как ни странно, внешность его мне совсем не запомнилась, за исключением глаз. Смутно припоминаю, что на нем, несмотря на нашу изменчивую ноябрьскую погоду, был довольно легкий серый костюм, но и в этом я точно не уверен.

В тот день (а было это в 192… году) билеты продавали по пониженным ценам, и вагон был почти полон. Он сел на поезд в Гарднере[21]. Небольшая человеческая волна пронесла его по проходу и оставила возле меня. С растерянным видом, даже не спрашивая, свободно ли место напротив, он опустился на сиденье и облегченно вздохнул.

«Сегодня довольно холодно», — подумал я. Наверное, я случайно произнес это вслух. Он радостно и быстро кивнул:

— Да, не правда ли?

Оплошность позабавила меня. Я решил завязать разговор с попутчиком, раз уж он оказался таким дружелюбным, и скоротать за беседой трехчасовую поездку. Кроме того, я писал тогда роман и надеялся выведать что-нибудь полезное. У каждого есть хотя бы одна хорошая история, просто копать иногда приходится очень глубоко.

Не припомню, с чего мы начали, но могу сказать, что мы быстро исчерпали тему погоды и перешли к приятному обсуждению других пассажиров. Вдруг я заметил, что на рукаве у него что-то зашевелилось.

Это был обыкновенный овинный паук из тех, что так часто украшают потолочные балки маленькими, резными и мягкими как бархат серо-голубоватыми портьерами. Как видно, паук нашел в теплом вагоне убежище от холода, отогрелся и вылез на разведку.

Я не могу без дрожи смотреть на пауков. Теперь-то я хорошо знаю, что к чему, но и тогда я ощутил приступ отвращения. Я смахнул паука с рукава соседа и раздавил насекомое ногой.

Подняв глаза, я увидел на лице моего попутчика странную улыбку.

— Почему вы это сделали? — спросил он.

— Потому что я их ненавижу! — ответил я. — Всегда ненавидел.

— Вам следовало бы сказать «недолюбливаю», — задумчиво произнес он. — Вот я их действительно ненавижу. Я знаю о них кое-что, чего не знает никто на земле. Хотите, расскажу?

— Будьте так добры! — ответил я, мысленно улыбаясь и так же мысленно раскрывая блокнот. Я наконец почувствовал, что и у него есть своя история.

— Меня зовут Джабез Пентрит, — начал он. — Моя мать — англичанка, отец — шахтер из Уэльса. Они перебрались в эту страну в 1887 году, за два года до моего рождения: работы в Старом Свете было мало и они с трудом сводили концы с концами. Здесь было немногим лучше, хотя они могли бы, будь у них побольше амбиций, сравнительно неплохо зарабатывать. Когда я был маленьким, мы жили в бедности. Отец работал от случая к случаю, мыть была вынуждена подрабатывать прачкой. Денег нам вечно не хватало.

До четырнадцати лет я ходил в школу. Потом пришлось бросить учебу ради нескольких долларов заработка. В промышленном городке, где я жил, образование не считалось достоинством. Отец любил повторять: «Книжки еще никого до добра не довели!» Сами видите, в какой обстановке я жил. Три года спустя я убежал из дома.

Я нашел работу в бостонской фирме, занимавшейся импортом фруктов. Немного познакомился с миром в лице портовых городишек Южной Америки.

В одном из этих прибрежных городков я встретился с человеком, изменившим мою жизнь. Вы, без сомнения, слышали о сэре Адлингтоне Кареве. Он поразил научные круги великолепной монографией «Возможности мира насекомых». Ему я обязан всеми своими знаниями. Он помог мне получить аттестат и поступить в университет. По его настоянию я занялся ботаникой, энтомологией и другими родственными предметами. Сэр Карев надеялся, что со временем, после его кончины, я займу его место в рядах исследователей.

С гордостью могу сказать, что его усилия не пропали напрасны. К сожалению, он не успел увидеть, как изменился давешний необразованный бродяжка. Насколько я слышал, сэр Карев сейчас экспериментирует с высшими приматами на западном побережье Африки.