Отказаться от благодати (СИ) - Ангел Ксения - Страница 7

Теперь он смотрел совсем не зло, скорее с любопытством. Бесстыдно разглядывал меня и ухмылялся. А потом сделал то, чего я точно ожидать не могла.

Его губы были мягкими и настойчивыми. Язык – горячим. И дыхание…

Мята.

Я задохнулась. На секунду растерялась. А потом уперлась руками ему в грудь в попытке отодвинуть, отстраниться, вырваться. Тщетно. Он прижал меня сильнее, прикусил нижнюю губу, положил ладонь на затылок, лишая возможности вертеть головой.

Ну вот. Так я и умру. Здесь есть кровать, и дверь закрыта. И не страшно почти… наверное. Я ведь давно ни с кем не целовалась, обидно будет, если этот окажется последним. Кто бы мог подумать, что убийцы умеют так хорошо целоваться…

Свобода обрушилась на меня неожиданно. Меня перестали целовать, и жилу больше не сжимали цепкие щупальца. Только взгляд буравил – туманный, обжигающий. И большой палец поглаживал шею – ласково, щекотно.

– Странные у тебя способы убийства, – прошептала я и осеклась. Дерзость сейчас – не лучшая стратегия. Эффективнее было бы молчать и ждать помощи. Мое отсутствие заметят и придут, значит, просто нужно тянуть время.

– Это не он. Не способ, – ответили мне хрипло.

– Прелюдия?

– Предсмертный подарочек тебе от Мишеля, – охотник опалил дыханием мою щеку, но в голосе почему-то не было угрозы. Растерянность была. Отголоски обиды. Усталость еще – я-то знала, мои слова часто звучали так же, когда хотелось все бросить и сбежать, но не позволял долг.

Ему долг не позволял меня отпустить.

– Убери от нее руки или клянусь, я тебе их оторву!

Наверное, мне стоило выдохнуть с облегчением, ведь Полина сильна. Она убила немало охотников, а этот, пусть и сильный, но молодой. Ему достаточно будет одного удара сольвейга, чтобы уснуть навсегда. Сгореть заживо. И для меня это было бы избавлением. Местью за тех, других, с войны, которые навязали хищным свою власть и правила. Которые чуть не убили меня однажды.

Было бы. Но в тот момент я почему-то испугалась. Вздрогнула. И посмотрела на него. Высокий. Стоит в пол-оборота и усмехается. Глупец. Скольких таких может убить сольвейг?

Отчего-то стало его жаль. На секунду, может, на две – хищные ведь не должны жалеть охотников. Даже тех, которые тоже умеют сбрасывать маски. Которые видят в тебе личность, и, как от личности, требуют ответа. Пусть и за преступление, которого ты не совершала. Которые смотрят на тебя не как на пустое место. И выплескивают на тебя свою боль – как ушат холодной воды.

В конце концов, если бы он хотел меня убить, не стал бы ждать так долго. И точно уж не полез бы целоваться!

– Ты шла мимо, вот и иди, – расслабленно ответил охотник, делая шаг к Полине. И стал на один шаг ближе к смерти.

– Я бы попросила тебя удалиться, но очень хочется прибить. Так уж и быть, оставайся.

Она открылась. И развернула ладони в его сторону – маленькие, с замысловатой вязью линий. Смертельное оружие сольвейга – я не раз видела его в действии. Впрочем, убивали не они, а то, что копилось в жиле – белесый ароматный кен. Энергия, способная сжечь дотла, испепелить на месте.

Полина тоже шагнула к нам и покачнулась. Устала. Было видно, как вымоталась – наверняка там, внизу потратила немало, и теперь была на грани. Возможно, она его и не убьет. Ранит только, и у охотника получится сбежать, пока не вернется Эрик.

Потому что если не получится… Я помнила все, будто это случилось сегодня.

Полумрак и сырость подвала. Толстые цепи, они жалобно звенели, когда пленник шевелился. Стол, залитый кровью, а на нем аккуратно разложены орудия пыток. Они тоже в крови, и весь воздух, казалось, пропитался сладким, удушающим ее запахом.

Повисшая на цепях фигурка – муха, угодившая в паутину. А рядом паук. Безумец с горящими от ненависти глазами. Он берет острый, продолговатый нож и подносит лезвие к огню свечи.

Охотник дергается, снова звенят цепи. Я дрожу, не в силах совладать с собой. Не в силах уйти или же, наоборот, показаться, чтобы Эрик понял, что я здесь. Прекратил. Стал снова моим Эриком – ласковым и понятным. Таким, как был до смерти отца.

Я знала, мама тоже боялась. Думала, он окончательно свихнулся.

В итоге Эрик выкарабкался. Сумел. Однако, ненависть к охотникам в нем живет по сей день – уж я-то знаю.

– Вот как? – Охотник улыбнулся. И от меня отошел, а я машинально поставила перед жилой защитный пасс. Привычка. Поймала одобряющий взгляд Полины, отошла к стене – туда, где, мне казалось, он меня не достанет. – А я думал, все совсем наоборот.

Наверное, он привык убивать. Не то, чтобы долго это делал – чувствовалось, что еще молод и неопытен. Щупальца гибкие, мягкие и почти не оставляют царапин. Однако он силен. Настолько, чтобы понять: жертв было не десять и даже не двадцать.

Больше? И если да, то насколько? Знала ли я кого-то из них? Была война, и охотники порезвились на славу. Многие племена уничтожили. От других остались крохи былого величия.

– Ты ошибался!

Полина ударила резко, я не успела зажмуриться. Не то, чтобы мне стало страшно, но видеть, как горит охотник, отчего-то не хотелось. Все же, Полина потратила больше, чем я думала – его едва задело. Даже не его – одежду, от рукава почти ничего не осталось, и сквозь рваные дыры теперь просматривалась покрывшаяся волдырями ожогов кожа.

Наверное, ему было больно, но он даже не поморщился. Удивился только.

– Да сколько вас таких? – спросил он совершенно искренне.

– Клянусь, если Андрей погиб, ты умрешь мучительно! – прошипела Полина и снова выставила ладони вперед – опасный знак. Ему бы бежать, да вот только… куда? Андрей – друг Полины, за него она точно порвет. А этот, видать, ей знаком, потому что ярость ее росла на глазах, а ярость питает сольвейга.

– Ты – та блондинка! – Лицо охотника озарила догадка. И азарт, будто только что он нашел жертву поинтереснее испуганной меня. Хотя обо мне он не забыл – повернулся и подмигнул, как старой знакомой. – Извини, ошибся. Но мне понравилось.

Наверное, это можно было счесть комплиментом, не будь мы теми, кто мы есть. И мне было бы приятно, если бы не внезапная догадка, омрачившая один из немногих подаренным мне в жизни комплиментов. Охотник решил, что я – Полина. Пришел за ней. И целовать, следовательно, полез ее.

От догадки этой почему-то стало обидно.

– Богдан! – Путанные мысли прервал еще один охотник – невысокий, коренастый. Он ввалился в комнату и буквально упал на соратника. Его трясло, а на широком, выпуклом лбу выступили бисеринки пота. – Что-то происходит.

– Сдохните уже! – зло сказала Полина.

И, будто по волшебству, коренастый с грохотом свалился на пол – прямо под ноги Богдану.

– Какого… – Он опустился на колени, взял обмякшую руку упавшего охотника. Прощупал пульс. Поднял глаза на Полину. – Как ты это сделала?

Кроту, догадалась я. Черный воск, ритуальный нож. И ауры, мастерски собранные рукой Майи Тепловой. Значит, сработало. И внизу гостиная полна трупов… Все мертвы. Повезло Богдану, что он решил войти через третий.

– Не я, – устало сказала Полина. – Но так будет с каждым, кто придет в мой дом убивать.

Сегодня она выглядела тут хозяйкой. Сильной, уверенной в себе. Воинственной. Не то, что тогда, когда пришла сюда впервые.

– Ты пуста, я чувствую.

Он больше не выглядел насмешливым. И комплименты, по всей видимости, у него кончились. Серьезное лицо, острый взгляд и решимость на лице. Обо мне и думать забыл – смотрит на Полину и, наверняка, прощупывает жилу. Напрасно. Ее жила надежно защищена – Эрик с утра обновил защитную печать, и, если Богдан попробует ее порвать, погибнет на месте.

Почему это плохо, я понимала смутно. И на всякий случай напомнила себе, что он – враг.

– Посмотрим, успеешь ли ты среагировать, пока ритуал убьет и тебя, – выплюнула Полина ему в лицо.

– Его не убьет, – сказала я. Все же она должна знать – мы из одного племени и на одной стороне. В отличие от Богдана. – Он влез через третий.