Внедрение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич - Страница 45

– Ну как, посмотрел? – взгляд его скользнул с грудей на треугольник внизу. Я расставляю ноги и поднимаю руки в стороны.

– Там тоже ничего нового, – я обхватываю руками себя и свожу ноги. Накидываю рубашку.

– Олег, я не хочу тебя привязывать этим. Плоть не всегда будет молодой и на все готовой.

– Ты чокнутая! Я согласен на любую тебя, хоть на старую и толстую. И все равно сейчас мы молоды. Тебя хочется и погладить и потрогать.

Меня хочет мой друг. А я? И я хочу. Но мне легче себя сдерживать. Меня так не трясет, как его. У него яростное, жесткое до жестокости, властное и сильное начало. У меня нежное, мягкое и подчиненное до мазохизма. Это если все отпустить и дать развиться. Но именно мое слабое управляет его сильным. Я могу сейчас с собой управиться, отстраниться, но нельзя его ранить. Он держится. На обнаженную не бросился. Но это с трудом ему дается. Я молча поворачиваюсь к окну. Рубашка скользит на пол. Сзади две пятерни ложатся на мой живот и поднимаются вверх. Грудь в его ладони. Сосок между пальцев. Пятерня опускается на треугольник и слегка сжимает. Но достаточно, чтобы я вздрогнула и тихо вскрикнула на вздохе. Он целует между лопаток. Опускается ниже. Разворачивает меня к себе. Мы падаем на диван. Его язык на моих сосках. Сейчас точно с ума сойду. А почему я одна? Мои губы скользят к его уху. Сначала по самой внешней части, едва касаясь. Потом по раковине язычком, по спирали. Теперь язык ныряет вглубь. Горьковатый привкус. Но я ничем не брезгую. Достала до нужной точки. Чувствую поток энергии снизу. Теперь впиваюсь в губы. И не мешаю идти в него своей силе. Его тело сотрясается. Прижимаю голову к себе изо всех сил. Он понял и не стал со мной бороться. Минут десять мы так сидели. Я встала.

– Ну вот, потрогал, – улыбаюсь и одеваюсь. Смотрю, как он оправляется от эмоций.

– Ну, ты даешь! Что это? Особые точки?

– Не своди все к банальностям. Ученый-натуралист, – смеюсь.

Он вскакивает. В комнате поймать меня не трудно. Поцелуй очень нежный, счастливый. И недолгий.

– Ужинать сейчас будем, – Олег деловито загремел посудой.

На ужин котлеты и пюре из картошки. Чай с вафельным тортом. Родителей решили не дожидаться. Дороги замело. Едем медленно.

– Маша, я в запале тебе больно не сделал?

Я мотаю головой, подбородок прячу в куртке.

– Я хотел с тобой поговорить насчет конторы. Но сейчас не могу. Все дела вынесло из головы.

– Потом поговорим.

Мы прощаемся у подъезда. Мне еще эскизы сегодня рисовать. Перед сном я думаю: «Что-то не так. Чувство непонятной опасности от отношений. Надо посоветоваться с наставницей».

Последствия не замедлили сказаться. Утром я не смогла войти в привычное состояние для тренировки. Это напугало. На учебу решено не ездить. Визит в центр реабилитации тоже отменила. А смысл? Сил кому-либо помочь нет совершенно. Сходила к маме на работу в ЖКО. Позвонила и у всех отпросилась, как могла. Дождавшись обеда я поехала к Вере Абрамовне. Всю дорогу были опасения не застать ее на месте. Но повезло – она уже освободилась.

Одного взгляда на меня было достаточно:

– Так, милая, рассказывай, – приказала она.

И я рассказала. Со всеми-превсеми подробностями. Несколько минут она сидела задумавшись.

– Если бы тебе не было четырнадцати, последствия были бы необратимы. Энергетика у девочек до этого возраста по-другому работает. Но давай по порядку. Есть разные виды энергии. И то, во что ты лезешь, сравнительно безопасно для взрослых. Пока интуитивно ты сделала правильно. Могло быть хуже. Прием выбрала удачно. По сути, выглядит все, как уступка другу. Хотел посмотреть, показала. Мечтал потрогать – потрогал. Подавления с его стороны не возникло. Но было близко к тому. Решать рано или поздно придется.

– Оставаться девственницей? Я уже думаю над этим.

– Думай. Это один из вариантов. Причем, хороших. Но тяжко. Мы сверхчувствительны не только в чем-то одном. Гиперсексуальность – наш бич. Можно сорваться и уйти в такое пике, что караул. Но если научиться управлять, то тогда эта энергия дает новые силы. Так тяжело и рисково, что лучше и не начинать. Легко превратиться, как ведьмы, в сосальщика. Они мужиков вытряхивают безжалостно, чтоб самим выглядеть молодо. Но расплата не минует никого, сама знаешь.

– И что мне делать?

– На выбор влиять я не могу. Это твое плавание, тебе и рулить. А сейчас давай гудеть, надо восстанавливаться. Но сначала немного упражнений.

Мы делаем специальную гимнастику для восполнения энергии. Потом прогуживание чакр. К концу занятия полегчало. Пробую – еле-еле удалось погрузиться в себя.

– Тебе повезло, что ты больше жертвовала, чем брала. Если бы сама активно хотела получить эмоции, силы, семя, то долго бы еще рану зализывала.

– Так без эмоций передачи силы не будет. Зачем пустой спектакль? Ни ему, ни мне.

– Вот и надо собой управлять. У мужиков голову сносит, это понятно. А вот у девочек от этого самомнение поднимается, гордыня то есть. Так не должно быть.

– Все время жертвовать?

– А ты как хочешь? Где ты, а где и тебе. Чтобы себя сохранить, отстраняйся от меняющихся вещей. Внутри ты остаешься прежней. Другими словами, научись себя держать в любой ситуации. И в такой экстремальной тоже.

– Олег почувствует?

– Ему надо, чтобы ты принадлежала. Он это будет показывать всякими способами.

– Я его чувствую. На самом деле, он жесткий. Даже страшно.

– Если ты – его, то не страшно. Своё такие холят, лелеют и в обиду не дают. Но тогда готовься к разным неформальным проявлениям чувства собственности.

– Это еще к каким?

– Дело личное, интимное. Обсуждать не будем.

Вера Абрамовна заварила особые травы и достала мед.

– Я еще спросить хотела. Про героев. Не всех же убивают?

– Плохо объясняла в прошлый раз, – вздохнула она, – убирают, правильное слово. И не всех, а тех, кто победил и остался жив. Бандиты на улице напали с ножами. А человек не испугался, и отбился. Да еще и победил. Сам порезал кого-то. Вот такого посадят. И не важно, что его могли убить. Или такой пример, ученый изобрел нечто из ряда вон выходящее без всякого контроля и руководства. Сам придумал, в гараже собрал действующую модель, опробовал. Герой науки? Несомненно. Победитель? Да. И такого нужно убрать. Любым способом. Лучше, чтобы тихо помер от болезни.

– А художник? Там за что?

– Подумай. Ты же художник.

– Да уже думала. Много чего можно натворить. Да хоть в картине проход создать в другой мир. Или воронку, чтоб силу забирала. Но только сразу понятно, кто причастен.

– Вот к этому и все наши разговоры. Проявишься, церемониться не будут.

На следующий день я отпросилась пораньше на учебе и поехала в пациенту. Олег меня не дождется. Пускай. Надо сделать перерыв для осмысления.

Иван Иванович ходит по коридору с палочкой. Мне обрадовался.

– А меня, Маша, обещали на машине возить с работы и обратно. Что скажете?

– Только повторюсь: дела передаете и за мемуары. В ближайший год никаких напрягов.

– Ну, хоть преемника подготовить смогу?

– Максимум, за недолго натаскать. Но если сами в бой ринетесь, то на работе навсегда и останетесь.

– А, может, так и лучше? Весь смысл жизни в работе был.

– Как же семья?

– Это да. Семья без меня. Внуки уж подрастают.

– Настало время для внуков. Их кто подготовит без вас?

– Точно! – загорелся он идеей.

Потом я пью чай в ординаторской с Дмитрием Семеновичем. Он поглядывает на настенные часы мельком. Но никуда не идет.

– Моя помощь с секретным пациентом больше не нужна. Ваши помощники хорошо справляются. А девушка-массажистка просто талантливая. Только надо помнить, что курс нельзя прерывать. Все успехи могут откатиться назад. А то он все на работу рвется.

– Маша, ты молодец. Все, что нужно, сделано. Он на ногах, как и просили.

Стрелки часов дошли до какой-то неизвестной точки. Дмитрий Семенович демонстративно посмотрел на наручные часы и на меня.