Слишком близкие люди (СИ) - Николаева Ольга - Страница 37

— Андрей… у меня в голове все это не укладывается… зачем? Ведь он тебе ничего плохого не сделал?

— Зато он сделал много всего хорошего тебе. И нужно передать спасибо твоему прекрасному Олегу за то, что не умеет фильтровать — что можно говорить женщине, а о чем лучше держать язык за зубами. — На имени «Олег» его откровенно передернуло.

— Вообще-то, он просил тебе передать свое восхищение… Говорит, что гордится знакомством с таким человеком.

— Так что же он сам не переломал конечности твоему бывшему муженьку? — Андерса эта тема зацепила. Он поднялся с дивана, заходил кругами по кабинету, бесцельно передвигая какие-то мелочи на столе, шкафах… Запустил кофеварку зачем-то.

— Его не было в стране в это время. И связи со всеми он тогда оборвал.

— Зато очень вовремя вернулся, чтобы отираться поблизости, когда уже все сделано… — Он с силой грохнул чашкой об стол, так, что почти весь кофе выплеснулся. Отставил чашку в сторону, запустил кофеварку снова.

— Слушай, не придумывай того, чего нет! — Я боялась, что рано или поздно дойдет до ревности. Но совсем молчать о том, что мы с Олегом общались — это сделать еще хуже, как мне казалось ранее. Теперь уже не было такой уверенности. — Мы с Олегом давние друзья. Я его попросила о помощи — он помог, чем смог. Все. Ничего он вокруг не отирался.

— Почему не попросила меня, Лера? — Андерс внезапно присел передо мной на корточки, взял за руки, посмотрел в глаза снизу вверх. Так, что невозможно было спрятаться.

— Мне стыдно было… Очень стыдно, Андерс… — Губы затряслись, как у маленького ребенка, готового вот-вот расплакаться. Да я и сама была недалеко от слезного водопада. Держалась на силе воли только.

— А ты совершила что-то постыдное, Лер? — он все так же испытующе смотрел на меня.

— Нет. — Помотала головой и, не удержалась, всхлипнула. — Только когда уехала, с тобой поругалась.

— И все? Ты уверена?

— Да. Ни за какие другие поступки мне не было стыдно.

— И ты такая гордая, что не могла мне даже позвонить, после того, как поругались?

— Я не гордая, Андерс! О чем ты? Просто не хотела грузить тебя своими проблемами! А они валились и валились, будто снежный ком!

— А для чего я тебе нужен тогда? — он смотрел на меня изумленно, словно третий глаз на лбу нечаянно заметил. — Разве не для того, чтобы помогать, когда что-то случится?

— Не знаю. Я привыкла, что мои сложности никого не волнуют. С мамой делилась раньше, потом поняла, что ей лучше не знать лишнего — слишком переживать начинает. Отцу вообще всегда было фиолетово, он считал, что я хорошо устроилась, а все остальное — блажь и капризы… Только Лиза и пара еще подруг. Вот им можно что-то рассказать… — Я не жаловалась. Просто пыталась донести свою позицию. Ну, действительно, мои беды — моя забота. У Андерса своих хватает.

Андерс сгреб меня в охапку, прижал так, что ребрам стало больно. Запустил руку в волосы, надавил на затылок, заставив смотреть ему прямо в глаза…

— Будем считать, что первую проверку ты провалила. Но это было сложно без подготовки. А теперь, Лера, запомни, пожалуйста… — Ужас, каким суровым он может быть, оказывается. — О любой своей проблеме ты сообщаешь мне, поняла? Даже если ноготь сломается — сообщаешь. Не говоря уже о чем-то более серьезном.

— Я своими ногтями тебя задолбаю. Их целых десять штук только на руках, и все время растут и ломаются… — Попыталась отшутиться, выдавила улыбку на дрожащих губах…

— Ради Бога! Хоть каждые полчаса ломай и жалуйся. Только мне, слышишь? Мне жалуйся, а не Лизке или какому-то хрену из-за бугра!

— Андрюш, прости меня, а?

— За что?

— Да за что угодно… Мне так плохо было без тебя… — Думала, буду в пыль его растирать, когда шла ругаться по поводу аварии Максима… Дура была, такая дура…

— Можно подумать, мне тут было легче… — Он ворчал для видимости, а сам уже целовал мои губы. Судорожно, жадно, почти больно… А мне так сладко было чувствовать эти укусы-поцелуи…

Я забыла обо всем на свете: о том, что мы находимся в офисе, что за стеной кабинета ходят и о чем-то говорят люди, о том, что только начало рабочего дня, и к Андерсу может вломиться кто угодно…

Существовал только он: его запах, сводящий с ума, по которому так дико тосковала, его руки, такие сильные и такие нежные, в которые хочется вцепиться и никогда не отпускать… Голос, низкий, рокочущий на ухо. Андерс, вроде бы, продолжал еще что-то ворчать недовольное, а для меня это ворчание было сладчайшей лаской.

И плевать, что это до ужаса неприлично, когда твой шеф усаживается на диван в своем кабинете, а тебя устраивает верхом на своих коленях. И юбка твоя, такая вся строгая, правильная, за секунду поднимается до самых бедер…

— Ммм… Чулки… Мне нравится… — Андерс промурчал довольно, оглаживая кружевные резинки, пальцем обводя по самому краю, волнующе, дразня. Заставляя все тело сжиматься от предвкушения и удовольствия. — Готовилась, да?

Он заглядывал мне в глаза, упираясь подбородком в ложбинку между грудями. Не самая лучшая позиция для пронзительного взгляда, но у него и это получилось неплохо. Я смутилась и покраснела.

— Я же у Лизы ночевала. Все целые колготки закончились, пришлось одолжить… — Врала, конечно. Колготки у меня всегда были, и с запасом, прямо в ящике рабочего стола. Но не будешь же признаваться: да, готовилась. Еще как готовилась!

— Хм… А у Лизки, значит, только чулки в наличии… Хорошая идея… — Лукавства в глазах Андерса хватило бы на сотню хитрых обормотов. — Надо будет и твой гардероб перетряхнуть…

— Эй, что это за замашки такие? — Сопротивлялась для виду, а сама млела от того, что творили его руки с моими ногами в этих самых чулках. И с тем, что находилось выше.

— А ты теперь наказана, не поняла? Будешь меня слушаться во всем, и даже не смей противиться.

— Как скажешь, милый, как скажешь… — Куда там сопротивляться, если одна его рука уже расстегнула блузку, вторая оглаживает самые стратегические места, а губы… Господи, какие у него горячие, голодные губы!

Всхлипнула нечаянно, от того, что поцелуи превратились в укусы — пока еще игривые, дразнящие, но уже доводящие до отчаяния. Зарылась пальцами в его волосы, лаская, слегка царапая, перебралась на шею, плечи, добралась до галстука.

— Ненавижу эти твои удавки! — с трудом разобралась с какой-то супер-сложной петлей, стянула через его голову…

— Я твои лифчики, знаешь ли, тоже не очень люблю… — пробурчал не очень внятно, пытаясь одновременно говорить и облизывать мою грудь.

— Прикажешь и от них отказаться? — обычно я не очень разговорчива во время прелюдий, да и после них — тоже. Но тут наговориться не могла — так соскучилась. И так радовалась, что прощение получить оказалось не так и сложно.

— Я подумаю. — Андерс внезапно поднял очень серьезный взгляд. — Нет. Не нужно. Иначе всех мужиков в офисе придется уволить, к чертям.

А потом уже стало не до разговоров: рубашка Андерса свалилась на пол, моя блузка приземлилась рядом. Бюстгальтеру повезло больше: его аккуратно засунули куда-то мне под спину… Или не очень повезло, тут как посмотреть…

— Андрюх, слушай, тут такое дело подвернулось! — Кирилл — обломщик номер один в нашей жизни. Что за чуйка у человека такая, на нашу с Андерсом близость?

— Выйди вон. И не пускай сюда никого, понял? — Андерс рыкнул так, что даже мне стало страшно. Он успел прикрыть меня своим телом, но и ежу было бы ясно, чем мы тут занимаемся.

— Сваливаю. Покараулю. — Надо же, какой понятливый оказался…

— Б..ть, что за человек? Вечно не вовремя… — Я думала, что на этом все и закончится. Как-то не по себе стало: где один застукал, там и еще толпа набежать успеет. — Не переживай. Теперь сюда точно никто не войдет.

И, как ни в чем не бывало, он вернулся к тому, чем занимался до этого: к снятию остатков нашей с ним одежды. Пока я в одних чулках не осталась…

Уже подрагивала от нетерпения, вертелась и извивалась под его ласками, но на окраине сознания бился вопрос: