Крылатый лев и лилия (СИ) - "May Catelyn" - Страница 35

Тонкие пальцы легли на его руку, потом вспорхнули к линии подбородка, впервые изучая столь интимно и смело. Но Виттория не ощутила стыда или неловкости, Когда его глаза открылись, она прочла в них смесь удивления и нескрываемой теплой радости. Марко позволил ей продолжить свое маленькое исследование, оставаясь некоторое время недвижимым и не произнося ни слова. Лишь только глубоко вздохнул, когда ее пальчики зарылись в его волосы. Этот момент был так нежен, что он все не решался разрушить его очарования. Такой он видел Витторию в первый раз. Как непростительно долго он не позволял себе рассматривать в ней женщину и возлюбленную!

Но сейчас все страхи и предубеждения были уже позади, их стерла волна страсти и нежности, которая охватывала Веньера с каждой секундой. Наконец, он легонько притянул ее ближе и усадил к себе на колени, склонившись к манящим розовым губам, приоткрытым в ожидании. Виттория замерла в его руках, когда он углубил свой поцелуй, передав ей силу своего чувства и желания, она безвольно откинула голову, предоставляя ему право покрывать мелкими и чувственными поцелуями ее шею. Она была так отзывчива и естественная в тех новых ощущениях, что он дарил ей пользуясь преимуществом своего опыта, что почти сводила его с ума.

Он замирал, любуясь ее горящим взглядом, преобразившимся и полным любви. «Клянусь, я никогда не позволю причинить тебе вред. Ты станешь только моей» — говорили в ответ его глаза. И от этого горячего безмолвного обещания щеки Виттории заливались краской, густые ресницы трепетали от неизвестного и сильного чувства, что пробуждалось в ней рядом с мужем.

Сейчас его уже не сдерживали пустые сомнения, в этот вечер Виттория должна была познать радость любви в его руках. Он потянул шнурок ее ночной рубашки, поймав одурманенный ласками взгляд.

— Виттория… любимая… — шептал он, покрывая поцелуями ее атласную кожу. И казалось ему, что никогда прежде он не испытывал такой щемящей нежности и столь сильной страсти, слитой воедино, словно колдовское зелье.

Она полностью доверилась ему, позволяя дарить самые смелые ласки, пытаясь, пусть и не умело, отвечать ему тем же, приводя Марко в исступление. Он старался сдерживать свое желание, быть нежным и внимательным, чтобы не причинить ей лишних страданий, проводя через неизбежную боль к великому наслаждению. И когда в самый сладкий миг она забилась в его руках, по русалочьи разметав волосы, отпустив остатки девичьей робости, он почувствовал, что потери и одиночество прежней жизни меркнут и растворяются в охватившем его безграничном счастье.

Утро, по своему обыкновению, не выгнало сенатора Веньера из дома. Слуги тихонько перешептывались, скрывая радостные смешки, что у новобрачных наконец-то наступил настоящий медовый месяц. Слыша в ответ на осторожный стук в дверь грозный ответ своего хозяина, они оставляли приготовленный поднос с едой около супружеской спальни и деликатно удалялись. Беатрис, в свою очередь, как могла оберегала покой Марко и Виттории. Дважды посланник дожа уезжал обратно с заверениями сеньоры Гритти в том, что ее брат еще не вернулся из поместья, где проводит время со своей молодой женой.

Веньер погрузился в мир обретенного счастья, не уставая дарить Виттории свою любовь и ласку, позволяя ей делать все новые и новые восхитительные открытия в мире чувственных удовольствий.

— Чего нам ждать, Марко? Наемники французского короля не оставят меня в покое… — спросила Виттория, когда туман первых восторгов страсти стал рассеиваться и она осознала, что возвращение к реальности неизбежно.

— Блеф Фьятти был очевиден, ему нужно было запугать тебя, заставить отказаться от брака со мной и выгодно продать противникам Беарнца, задумавшим династическую интригу. Но теперь ты полноправная жена венецианского патриция, и будущая мать его детей. Ты больше не опасна для французской короны.

Он притянул Витторию к своему сердцу, оставив целомудренный, успокаивающий поцелуй на кончике ее гордого, чуть вздернутого носика.

— Никогда не сомневайтесь сеньора Веньер, в том, что любого врага, вставшего на пути к нашему счастью, будет ждать участь Паприцио Фьятти, — строго сказал он, и светлая зелень в его глазах на мгновение наполнилась свирепым львиным блеском, не оставлявшим повода для сомнений.

Марко так и не удалось выяснить, кем были загадочные французы, пришедшие к ним на помощь в ту страшную ночь. Их словно поглотил туман, разошедшийся над Лагуной в сырой темноте. Были ли это посланники короля из Наварры, узнавшего о планах легистов насчет Виттории и решившего сменить гнев на милость? Или случайные прохожие, люди чести, услышавшие звуки сражения в доме и увидевшие, как стая головорезов атакует венецианского патриция. Возможно когда-нибудь он узнает и отблагодарит спасителей, ведь судьба не раз показывала ему, что части любых головоломок в конце концов складываются, а тайны выходят на свет, даже если на это требуется целая жизнь.

Последняя неделя перед Великим Постом была наполнена звуками ежегодного карнавала. Светлейшая вновь открывала свои обьятья искателям всевозможных удовольствий и чудес.

В кварталах Пьяцетта, Рива де Скьявони, на площади Святого Марка разыгрывались кукольные комедии, а бродячие астрологи с затуманенным взглядом и гадалки в пестрых нарядах предсказывали будущее, уличные акробаты заигрывали со смертью на глазах охающих зевак, балансируя на невесомых канатах, натянутых между окнами палаццо, или выстраивая человеческие пирамиды. Страшным потусторонним голосом разговаривали чревовещатели, укротители показывали дрессированных хищников, привезенных из далеких стран, уличные артисты разыгрывали фривольные, а порой непристойные пьески. Патриции и простые горожане, играли в мяч, а на центральной площади устраивали бой быков или «охоту» на медведя. Казалось, что по улицам Венеции течет разноцветная река.

Каждый, скрыв лицо под праздничной маской, мог назначать свидания и смертельные дуэли. Счастливые пары отплывали от пристани в легких гондолах, растворяясь в пьянящей свободе этих благословенных дней. Над многочисленными каналами разносились звуки баркароллы. Воздух напоминал дивный напиток, сотканный их ярких огней, вечерних туманов, азарта, любови и ревности.

Виттории нравилось выходить из дома в сопровождении Марко. Маска позволяла им как и другим жителям Светлейшей быть неузнанными, предаваясь всеобщему веселью: слушать уличных музыкантов, останавливаться у шатров бродячих артистов, танцевать, любоваться яркими огнями бессонного праздничного города, скользя в гондоле по глади Большого канала. Там, вдалеке от шумной разноголосой толпы, под сенью звезд, она забывалась в его долгих и страстных поцелуях, отрывистых нежных признаниях, произносимых приглушенным хриплым голосом, поддаваясь чувственной и греховной атмосфере в которой утопал весь город.

Уже заполночь, возвращаясь в палаццо Веньеров, Марко вносил ее в дом немного уставшую, сонную и ошеломленную торжеством карнавала, но все еще жаждущую его ласк. Сам помогал снять платье и башмачки, позволяя ей невинно но безжалостно кокетничать, разжигая в нем и без того бушующую страсть. Магия женственности, которой щедро одарила Витторию природа раскрывалась в ней с каждым днем все ярче, под его внимательными руками, нежными и жаркими поцелуями.

Последний день всеобщего торжества — Марди гра, накануне сорокадневного поста был особенно ярким, город ликовал, пользуясь опьяняющим чувством свободы и вседозволенности. Не было больше ни патриция в длинной мантии, ни носильщика, который целует ее край, ни шпиона, ни монахини, ни благородной дамы, ни инквизитора, ни фигляра, ни бедняка, ни иностранца. Уже завтра простому венецианцу не выйти безнаказанно на улицу, скрыв свое лицо под искусно украшенной личиной, завтра все вернется на круги своя. Раскованная куртизанка вдруг окажется почтенной матроной, а разодетый по последней моде патриций — простым лавочником. Из вод канала выловят тела несчастных, ставших жертвами грабителей или ревнивцев. Карнавал возьмет свою страшную дань за несколько дней ликования и потворства любым порокам.