Конец Вавилона - Аполлинер Гийом - Страница 12

Что же касается города, то было решено подвергнуть его разрушению и сожжению. Но не отдавать на растерзание озверевшим солдатам. Приказ исполнил один из знатных царских военачальников — Навузардан[35]. С храма были ободраны его бесценные украшения, колонны и прекрасные изделия из бронзы времен царя Соломона разбиты, а обломки упакованы в мешки для отправки в Халдею. И наконец снесены стены. Каменные блоки скатились с холма в русло Кедрона.

Оставшиеся священники, книжники, люди высшего общества вынуждены были отправиться в изгнание. По дороге люди умирали один за другим, и вскоре в обозе осталось не более восьмисот человек! Жителей предместий пощадили. Им отдали земли изгнанников.

Но предел нашим мучениям еще не пришел. Среди этих несчастных начались разногласия. Иеремии и Баруху пришлось бежать в Египет. Иезекииль осыпал проклятиями последних обитателей руин:

«Так говорит Господь Бог: те, которые на местах разоренных, падут от меча; а кто в поле, того отдам зверям на съедение; а которые в укреплениях и пещерах, те умрут от моровой язвы».

Как же велика была гордыня Израиля! Так Иерусалим был разрушен, предан разграблению, так царство земное иудейское было разгромлено. То, что еще оставалось чистого, благородного от народа, стенало в рабстве в Вавилоне. Вы сможете их там увидеть, молодой человек.

Пророки торжествовали. Беды, которые они предвещали, обрушились на народ. И все же в сердцах людей сохранялось неверие.

«Напрасно ты говоришь нам от имени Яхве, — говорили Иеремии бежавшие в Египет. — Мы больше не станем тебя слушать. Мы будем продолжать воскурять фимиам царице небесной, совершать в ее честь жертвенные возлияния!»

— А какова была судьба ваших союзников, этого Тира, где я скоро высажусь? — спросил Виетрикс старика, удрученного своими горестными воспоминаниями.

— Осажденный Тир долго сопротивлялся. Минуло тринадцать лет, прежде чем в Финикии утвердилась власть Навуходоносора. Итобал Третий правил там под вавилонским покровительством.

Войны с Египтом были продолжительными. Против египетского флота Навуходоносор использовал тирский флот. Однако вавилонский царь не сломил бы египетского сопротивления, если бы в стране не разразилась гражданская война.

Один из военачальников Априя, Яхмос, постепенно приобрел большую популярность в войсках. Добрый товарищ, любитель вина, острослов, — он сумел привлечь к себе симпатию многих. Априй сам способствовал росту его влияния. Почему? В день рождения фараона Яхмос преподнес ему в дар великолепный венок из цветов. Я склонен полагать, что этот Яхмос, прекрасный, юный, женственный, известный своими оргиями, не пренебрег ухаживаниями Априя. Продавшись царю, он не замедлил предать его.

Однажды во время праздника какой-то солдат надел ему на голову высокий парик фараона. Априй пришел в ярость. Но было уже слишком поздно!

Отряды Априя и Яхмоса вступили в жестокий бой, и узурпатор одержал победу. Априй был отдан черни Саи-са, разодравшей его тело в клочья.

Яхмос узаконил свою царскую власть путем династических браков. На севере Египта он женился на принцессах из сансского рода, а на юге — взял в жены приемную дочь царицы — принцессу по имени Анхнаснофирибри.

— Вот вам, — заметила поэтесса, — великолепный аргумент в пользу полигамии. Нас обвиняют в использовании наших прелестей для достижения цели, а между тем, мне кажется, этот парень не брезговал никакими средствами, чтобы добиться своего высокого положения. На эту тему я сочиню стихотворение в защиту женщин!

— Интригам Яхмоса не суждено было вечно быть успешными. Навуходоносор, а именно о нем я хотел рассказать, в тридцать седьмом году своего царствования оставил Вавилон и отправился в Египет. Яхмос потерпел поражение и вынужден был принять более скромные обязанности сатрапа.

Я рассказал вам все это, чтобы обрисовать огромные завоевания Халдеи в течение пятидесяти лет. Финикия, Египет, Иудея, как я вам уже сказал, сегодня не более чем ее вассалы.

Да, Вавилон, опьяненный победами, набитый золотом и трофеями, переполненный всевозможной роскошью, распространяет свое влияние на царства и моря.

Сопфа и свастика. — Гомосексуальные нравы. — Двойное расставание. — Кипр, страна свободной любви. — Прибытие в Тир. — Торговый город. — Человеческие жертвоприношения. — В поисках рабыни. — Бесплодные экспедиции. — В сторону Вавилона.

— О, госпожа моя, — сказал Виетрикс Сопфе, — взгляни на этот символ, который некоторые именуют свастикой. Ты училась по древним книгам, тебя просвещали речи афинских мудрецов, ты сама обладаешь тем чудесным даром проницательности, который называют поэзией. Каково значение этого символа? Я с тревогой ожидаю твоего мнения. Там, где я обнаружу точное его отображение, мне следует прекратить мои странствия.

Сопфа задумалась. Потом лицо ее осветила улыбка.

— Этот знак, — проговорила она, — имеет отношение к любви, которую я бы определила как бесплодную, любви, которая ничего не порождает. Не отображает ли он в точности два человеческих существа в сладострастном слиянии, которое в эти две последние ночи тебе довелось познать. Этот знак есть непристойный символ. По точной симметрии двух ломаных линий, безусловно, изображающих коленопреклоненные тела с вытянутыми вперед руками, я к тому же полагаю, что речь идет о соитии между людьми одного пола, то есть между мужчинами.

И Сопфа расхохоталась во весь голос.

— Если это твой знак, будь уверен, во всех краях, омываемых этим морем, ты найдешь удовлетворение. Я уже говорила тебе, что в Греции сейчас мода на гомосексуальные чувства. Точно так же, как мы с юной Изой составляем чету, мужчины тоже привязываются друг к другу. Время золотого века уже в далеком прошлом!

Поэтесса томно прижималась к молодому галлу.

— Повсюду, говорю тебе, ты сможешь встретить красавчиков, которым доставит удовольствие изобразить этот знак с тобой. Надо признать, ты ладный парень.

— Увы, я вовсе не чувствую тяги к этому роду наслаждений, — отвечал несколько смущенный Виетрикс.

— Как знать? Нет ничего хуже, чем противиться судьбе. А твою я отчетливо различаю. И как бы это ни было мучительно для меня, не стану ей препятствовать. Перед нами Кипр, роскошный Кипр. Здесь людям дозволены любые вольности, а главное, любовь. Знак, который ведет тебя, в здешних краях найдет для себя точное приложение.

Встревоженный Виетрикс прислушался. В голосе Сопфы зазвучали ласковые нотки.

— К тому же, — продолжала она, — если ты отказываешься от связи с мужчиной, здесь, на хорошенькой вилле, где я живу с Изой, тебя примут с нежным и безграничным гостеприимством.

— Разумеется, я тронут. Но я полагал, что твои принципы…

— Несмотря на занятия физическими упражнениями, мужчины моей страны уже нарушили равновесие между плотью и духом. При помощи искусных ухищрений их тела выглядят довольно крепкими. Однако душа их порочна, объятие всегда корыстно. Несмотря на то что твой дух тоже уже не столь чист, в тебе еще живы непосредственная молодость и сила, каких здесь у нас уже нет. Я люблю тебя, Виетрикс, останься со мной. Иза будет нашей покорной рабыней.

— И вправду, где было бы мне лучше, чем под твоим кровом, подле тебя, Сопфа?.. Но нет, я чувствую, что моя судьба влечет меня куда-то дальше, на восток… Так мне сказал Пифагор…

— Пифагор осел.

— Побывав на этом далеком Востоке, в великом Вавилоне, я вернусь к тебе. И мы вместе сочиним какую-нибудь занимательную поэму о моем путешествии.

Похоже, этот аргумент произвел впечатление на поэтессу.

— К тому же, — продолжал Виетрикс, — в Тире мне надо уладить одно небольшое дельце, которое меня очень беспокоит. Ведь я, как ты сказала, мужчина. Значит, я не могу оставить оскорбление безнаказанным.