Жизнь и приключения Николаса Никльби - Диккенс Чарльз - Страница 34
- Предыдущая
- 34/226
- Следующая
— Право, не знаю. Я рассчитывала увидеть его раньше, — сказала Кэт.Надеюсь, скоро, потому что нет ничего хуже, чем это состояние неуверенности.
— Вероятно, у него есть деньги, не правда ли? — осведомилась мисс Ла-Криви.
— Я слыхала, что он очень богат, — ответила Кэт. — Не знаю, так ли это, но думаю, что так.
— Ах, можете не сомневаться в том, что это правда, иначе он не был бы таким угрюмым! — заметила мисс Ла-Криви, которая представляла собою своеобразное соединение проницательности с простодушием. — Если человек — медведь, он обычно обладает независимым состоянием.
— Обращение у него грубое, — сказала Кэт.
— Грубое! — воскликнула мисс Ла-Криви. — По сравнению с ним дикобраз — пуховое ложе! Я никогда еще не встречалась с таким строптивым старым дикарем.
— Я думаю, это только обращение у него такое, — робко отозвалась Кэт. — Я слыхала, что в молодости его постигло какое-то разочарование или нрав его стал угрюмым после какой-то беды. Мне бы не хотелось плохо о нем думать, пока я не уверена, что он этого заслуживает.
— О, это очень хорошо, — заметила миниатюристка, — и боже сохрани, чтобы я вам препятствовала! Но послушайте, не мог бы он без всякого ущерба для себя назначить вам и вашей матушке приличную маленькую пенсию, которая обеспечила бы вас обеих, пока вы не выйдете замуж, а для нее явилась бы впоследствии маленьким состоянием? Что для него, скажем, какая-нибудь сотня в год?
— Не знаю, что для него, — решительно сказала Кэт, — но я скорее бы умерла, чем приняла.
— Да ну! — вскричала мисс Ла-Криви.
— Зависимость от него отравила бы мне всю жизнь, — продолжала Кэт.Просить милостыню казалось бы мне гораздо меньшим унижением.
— Вот как! — воскликнула мисс Ла-Криви. — Признаюсь, милочка, это звучит довольно странно, когда вы говорите так о родственнике, о котором не позволяете постороннему человеку отзываться плохо.
— Да, пожалуй, — ответила Кэт более мягким тоном. — Да, конечно, это так. Я… я… хотела только сказать, что, помня о лучших временах, я не в силах жить, пользуясь чьей-то щедростью — не только его, но кого бы то ни было.
Мисс Ла-Криви лукаво посмотрела на свою собеседницу, словно подозревая, не является ли именно Ральф объектом неприязни, но, видя, что ее юная приятельница расстроена, ничего не сказала.
— Я прошу его только об одном, — продолжала Кэт, у которой слезы брызнули, пока она говорила, — пусть он ради меня лишь настолько поступится своими привычками, чтобы дать мне возможность с помощью его рекомендации — только одной рекомендации — зарабатывать буквально на хлеб и оставаться с моей матерью. Изведаем ли мы когда-нибудь снова счастье, зависит от судьбы моего дорогого брата, но если дядя даст рекомендацию, а Николас скажет нам, что он счастлив и доволен, я буду удовлетворена.
Когда она замолчала, за ширмой, стоявшей между нею и дверью, послышался шорох, и кто-то постучал в деревянную обшивку.
— Кто там? Войдите! — крикнула мисс Ла-Криви.
Пришедший повиновался, немедленно шагнул вперед, и перед собеседницами предстал не кто иной, как сам мистер Ральф Никльби.
— Приветствую вас, леди, — сказал Ральф, зорко глянув на обеих по очереди. — Вы так громко беседовали, что я не мог достучаться.
Когда этот делец таил в сердце особенно злое чувство, у него была манера на мгновение почти совсем скрывать глаза под густыми нависшими бровями, а потом раскрывать их, обнаруживая всю их проницательность. Он проделал это и теперь, попытался скрыть улыбку, раздвинувшую тонкие сжатые губы и образовавшую недобрые складки вокруг рта. И обе они почувствовали уверенность, что если не весь их недавний разговор, то часть его была подслушана.
— Я зашел сюда по дороге наверх, почти не сомневаясь, что застану вас здесь, — продолжал Ральф, обращаясь к племяннице и бросая презрительный взгляд на портрет. — Это портрет моей племянницы, сударыня?
— Да, мистер Никльби, — с очень веселым видом ответила мисс Ла-Криви,и, говоря между нами и в четырех стенах, портрет выйдет премиленький, хотя это и говорю я, его написавшая!
— Не трудитесь показывать мне его, сударыня! — воскликнул Ральф, отходя в сторону. — Я в портретах ничего не смыслю. Он почти закончен?
— Да, пожалуй, — ответила мисс Ла-Криви, соображая и держа конец кисти во рту. — Еще два сеанса, и…
— Пусть они состоятся немедленно, сударыня, — сказал Ральф, — послезавтра ей некогда будет заниматься пустяками. Работа, сударыня, работа, все мы должны работать! Вы уже сдали вашу квартиру, сударыня?
— Я еще не вывесила объявления, сэр.
— Вывесьте его немедленно, сударыня. На будущей неделе комнаты им не понадобятся, а если и понадобятся, им нечем будет за них платить. А теперь, моя милая, если вы готовы, не будем больше терять время.
С притворной ласковостью, которая еще меньше была ему к лицу, чем обычное его обращение, мистер Ральф Никльби жестом предложил молодой леди идти вперед и, важно поклонившись мисс Ла-Криви, закрыл дверь и поднялся наверх, где миссис Никльби приняла его со всевозможными знаками внимания. Довольно резко положив им конец, Ральф нетерпеливо махнул рукой и приступил к цели своего посещения.
— Я нашел место для вашей дочери, сударыня, — сказал Ральф.
— Что ж! — отозвалась миссис Никльби. — Должна сказать, что меньшего я от вас и не ждала. «Можешь быть уверена, — сказала я Кэт не дальше как вчера утром, за завтраком, — что теперь, когда твой дядя с такой готовностью позаботился о Николасе, он не покинет нас, пока не сделает для тебя по меньшей мере того же». Это были буквально мои слова, насколько я могу припомнить. Кэт, дорогая моя, что же ты не благодарить твоего…
— Дайте мне договорить, сударыня, прошу вас, — сказал Ральф, перебивая свою невестку в самый разгар ее красноречия.
— Кэт, милочка, дай дяде договорить, — сказала миссис Никльби.
— Мне больше всего этого хочется, мама, — заметила Кэт.
— Но, дорогая моя, если тебе больше всего этого хочется, ты бы лучше дала твоему дяде высказать то, что он имеет сказать, и не перебивала его,сказала миссис Никльби, покачивая головой и хмурясь. — Время твоего дяди драгоценно, дорогая моя, и как бы велико ни было твое желание — оно естественно, и я уверена, его почувствовали бы все любящие родственники, которые бы видели твоего дядю так мало, как видели его мы, — желание удержать его среди нас, однако мы не должны быть эгоистами и должны принять во внимание серьезный характер его занятий в Сити.
— Я вам весьма признателен, сударыня, — сказал Ральф с едва уловимой насмешкой. — Отсутствие деловых навыков в этом семействе приводит, по-видимому, к слишком большой трате слов, прежде чем дойдут до дела, если о нем вообще когда-нибудь думают.
— Боюсь, что это действительно так, — со вздохом отозвалась миссис Никльби. — Ваш бедный брат…
— Мой бедный брат, сударыня, — с раздражением перебил Ральф, — понятия не имел о том, что такое дело. Он был незнаком, я твердо верю, с самым значением этого слова.
— Боюсь, что да, — сказала миссис Никльби, поднося платок к глазам. — Не будь меня, не знаю, что бы с ним сталось.
Странные мы создания! Пустячная приманка, столь искусно заброшенная Ральфом во время первого их свидания, еще болталась на крючке. При каждом маленьком лишении или неудобстве, какие обнаруживались на протяжении суток, живо напоминая о стесненных и изменившихся обстоятельствах, в памяти миссис Никльби всплывала досадливая мысль о ее приданом в тысячу фунтов, пока, наконец, она не убедила себя в том, что из всех кредиторов ее покойного мужа ни с кем не поступили хуже и никто не достоин большей жалости, чем она. А ведь много лет она горячо его любила и была наделена эгоизмом не больше, чем обычно наделены им смертные. Такую раздражительность вызывает внезапная бедность. Приличная ежегодная рента немедленно вернула бы ее к прежнему образу мыслей.
— Сетовать бесполезно, сударыня, — сказал Ральф. — Из всех бесплодных занятий плакать о вчерашнем дне — самое бесплодное.
- Предыдущая
- 34/226
- Следующая