Пиратская доля (СИ) - "Милена Вин" - Страница 12
- Предыдущая
- 12/45
- Следующая
Нежданные горькие слезы подступили к моим глазам, горло словно судорогой сжало, и я сдавленным шепотом произнесла:
– Папа ушел. Он тоже ушел, капитан... Почему... Почему мои самые дорогие люди так быстро оставили меня?.. Почему же так больно... В сердце пусто...
В душу вползла глухая тоска, я закрыла лицо руками, почувствовав, как защипало в глазах. Не смогла сдержаться и, не думая о том, как на это отреагирует капитан, расплакалась.
***
Ее плечи дрожат, тишину, царящую в кабинете, разрезают горькие всхлипывания. Такая невинная, беззащитная. По ее нежному лицу бегут обжигающие кожу слезы, скатываются по щекам, подбородку, шее, теряются в горловине рубахи. Сейчас она кажется такой хрупкой, маленькой, потерявшейся от тоски. При виде нее сердце отчего-то стучит так сильно, громко, заглушая ее рыдания. Жак вдруг осознал, что проникся к ней сочувствием.
Он не привык жалеть других, это было не свойственно его натуре. Может, только самых близких, самых родных людей, вроде его маленького сына или близкой подруги. Но сейчас эта девушка что-то затронула глубоко в его душе, задела его своей судьбой, своим рассказом, заставила почувствовать себя снова слабым. Только эта слабость была вовсе не постыдной. Скорее, это слабость перед женщиной, перед ее голосом, словами, горькими слезами. Вот смотришь на нее, как невинно дрожит ее тело, и понимаешь, что ты бессилен. Совершенно слаб перед сильными чувствами.
Жак вдруг подошел к ней и резко прижал к себе. Стиснул в объятиях так крепко, будто это была вся его жизнь, которую у него с жадностью отнимают. А Клэр затихла сразу, замерла и, казалось, даже перестала дышать. Мужчина не понимал, что именно толкнуло его на это странное, необдуманное действие, но, подчиняясь порыву желания, он осторожно коснулся пальцами ее волос и начал медленно и ласково поглаживать ее по голове.
Клэр молчала, не двигалась. Сквозь тонкую материю ее рубахи капитан чувствовал, как сильно бьется ее сердце, чувствовал ее небольшую и очень теплую грудь. На мгновение ему показалось, что сейчас она оттолкнет его, как делала это обычно со дня знакомства, отстранится. Но каково же было его удивление, когда она прижалась к нему еще сильнее, положила голову на его грудь и обвила руками талию. Приластилась к нему, словно кошка.
– Людям свойственно уходить, миледи, – глухо произнес Жак. – Я знаю – это больно. Но вам не стоит сдаваться. Ваши родители этого не хотели бы. Они здесь, рядом, всегда с вами, Клэр.
Она все еще дрожала, будто стояла у моря, тихо плакала, боясь теперь в его объятиях разрыдаться в голос. А Жак продолжал нежно, ласково поглаживать ее по голове, мягким рыжим волосам, спине. Он заметил, как она начала расслабляться, и только гулко бьющееся сердце все еще выдавало ее волнение.
Почему же внутри все замирает при взгляде на ее невинное светлое личико, от ее дерзких, а порой тоскливых слов? Странное, волнующее чувство. Так тепло становится рядом с ней, уютно, как у горящего камина в холодную январскую ночь.
Жак не знал, сколько они еще так стояли – молча, неподвижно, боясь прервать этот обоим приятный момент, но спустя какое-то время Клэр немного отстранилась от него и, сжав легонько пальчиками его рубаху на талии, посмотрела на его лицо. У капитана вдруг замерло все внутри, дыхание сперло, и он нервно сглотнул, глядя в ее красные от слез глаза.
Какая же она красивая. Ресницы ее чуть-чуть подрагивают, небольшие столь нежного кораллового цвета губы слегка приоткрыты. Она ворвалась в его жизнь так внезапно, смешала все мысли в кучу, подобно урагану, и стала вдруг такой желанной.
Капитан все смотрел на нее, понимал, что не в силах отвести от нее взгляд, а затем медленно и осторожно коснулся ее щеки и смахнул одиноко бегущую слезу. От его касания у Клэр вырвался вздох; она вдруг приподнялась на носочках и неуверенно приблизилась к его лицу.
Нет, он был не способен вынести этот невинный, наполненный страстью жест. Без лишних сомнений обвил ее талию, плотнее прижал к себе и впился в ее мягкие соблазнительные губы жадным, требовательным поцелуем. Клэр сначала замерла в кольце его рук, как громом пораженная, а затем обмякла, позволяя ему продолжать.
Пылкий, опьяняющий поцелуй медленно перерос в нежный, чувственный, такой трепетный. Жак обхватил лицо девушки руками, снова и снова касаясь ее невинных, сладких, манящих уст. Он почувствовал, как его обдало жаром, когда ее нежные руки медленно переместились с его талии на грудь и замерли у завязок. Черт бы побрал эту женщину…
Вопреки своему жгучему желанию капитан медленно отстранился от лица Клэр и заглянул в ее выразительные, доверчивые глаза. Взгляд у нее был вопросительный и в то же время умоляющий.
– Нам лучше остановиться, миледи, – сдавленным шепотом сказал Жак и сразу заметил, как Клэр напряглась от его слов. – Сейчас вы невероятно желанная… – продолжил он так же тихо, поглаживая пальцами ее щеку. – И оттого я понимаю, что теряю над собой контроль. У меня нет желания пользоваться здесь и сейчас вашей слабостью. Было бы приятнее быть с вами, когда вы действительно этого захотите. Но сейчас вы ищете только утешения.
Клэр молчала. Капитан не мог понять, что она чувствовала в этот момент – оскорбилась или, напротив, была ему благодарна, но в глазах ее читалось столько боли и тоски, что его сердце больно сжалось в груди.
– Я хочу поступить правильно. Единственный раз поступить по-джентльменски, несмотря на свою пиратскую сущность. – Мужчина наклонился к лицу девушки и запечатлел на ее лбу легкий поцелуй. Он заметил, что она прикрыла глаза, словно наслаждаясь этим теплым, успокоительным жестом, а затем тихо добавил: – Идемте обратно, миледи. Не будем больше тревожить призраков своим присутствием.
Глава 6. Озеро страсти.
После первого дня в поселении моя жизнь кардинально изменилась. Ранним утром ко мне зашла Жаннет, принесла еду, немного поговорила со мной о всякой чепухе вроде жаркой погоды, жизни в джунглях, невыносимой духоте и о том, как тяжело порой работать в такую жарищу. И дернул же меня черт сказать ей тогда, что мне совсем не хочется круглыми сутками сидеть в домике… После моих слов она прямо засияла, так обрадовалась, что у девушек появится лишняя пара рук, и, даже не спросив моего мнения, увлекла меня в ежедневную рутинную работу.
Следующие семь дней прошли в постоянном движении. Я просыпалась рано утром, конечно, не по своей воле – в мое логово буквально влетала Жаннет, вытаскивала меня с мягкой, теплой постели и тащила за собой в джунгли. Вместе с ней и еще несколькими девушками из поселения мы собирали фрукты в лесу и какие-то травы, над которыми Жаннет потом колдовала в своей мастерской. Оказалось, что она была искусным лекарем. Когда мы оставались наедине, она не упускала возможности рассказать о свойствах того или иного цветочка. Было скучно, но я терпеливо слушала ее. В такие моменты Жаннет казалась мне совершенно другим человеком – такой свободной, веселой, энергичной.
Помимо сбора фруктов и ягод я помогала девушкам на кухне, штопала мужскую одежду, доила коз, убиралась в загонах для лошадей. Поначалу мне казалось, что они просто издеваются надо мной, сваливают на меня самую сложную работу, а сами тихонечко посмеиваются в сторонке. Но на самом деле такими гадостями здесь никто не промышлял; все они старательно работали и распределяли обязанности поровну. Я даже устыдилась своих мыслей, ведь все эти женщины были невероятно дружны и относились ко мне хорошо. Они не обращали внимания на мой статус в обществе, возможно, некоторые вообще о нем не знали. Здесь все были равны.
Под конец таких дней я была жутко уставшая, с трудом добиралась до своего домика и порой не могла подняться на второй этаж, где стояла кровать. Так и засыпала на диванчике, свернувшись калачиком. И с восходом солнца все повторялось.
Я не привыкла к такой жизни – раньше я вела себя беззаботно, меня не беспокоило, что моя кровать останется незаправленной, ведь у меня были люди, которые за всем этим следили. Ни разу в жизни я не готовила и тем более не доила коз. Девушек, конечно, очень веселили мои старания, но они всегда приходили мне на помощь. За эту неделю я многому здесь научилась. Простым бытовым вещам, которым меня некому было научить – папа не позволял своей единственной дочке марать ручки, поэтому у нас всегда было много слуг, а маме не удалось пожить чуть дольше, чтобы научить меня чему-то действительно полезному.
- Предыдущая
- 12/45
- Следующая