Чувашские легенды и сказки - сказки Народные - Страница 37

— Считай: двести голов, — отвечает Иван.

Царь удивился, не поверил, а когда пересчитал и убедился, что стадо и впрямь прибавилось на сто голов — удивился еще больше. «Вот это пастух! У других пастухов овцы терялись, а у этого прибавляются…»

На другое утро насчитал он Ивану двести овец и опять дал котомку хлеба.

Пригнал Иван стадо на поле, а там уже сидит знакомый старик.

— Пришел, Иван? — спрашивает.

— Пришел, — отвечает Иван.

— А хлеба принес? А то я нынче пуще вчерашнего проголодался.

— Хлеба — полная котомка. Давай сядем и поедим.

Поели досыта, старик говорит Ивану:

— Ты, Иван, приляг, отдохни, а я постерегу овец.

Иван лег спать, а старик остался при стаде.

Много ли, мало ли Иван спал, а только проснулся — ни старика, ни овец нет. Слышно лишь, что пастуший кнут вдалеке пощелкивает. Нашел Иван старика, спрашивает:

— Овцы все целы?

— Все триста, как одна овца, — отвечает старик. — Время уже возвращаться, царь, небось, заждался тебя.

Собрал Иван овец, погнал на царский двор.

Первый вопрос у царя:

— Овцы все целы?

— Не лень — сосчитай, — отвечает Иван и даже не говорит, сколько овец пригнал.

Царь насчитывает триста голов и удивляется больше вчерашнего.

Наутро царь отделил триста овец, дал котомку хлеба, и Иван погнал стадо в поле. Белобородый старик уже поджидал его.

— Пригнал, Иван, стадо? — спросил старик.

— Пригнал, — ответил Иван, — и хлеба целую котомку принес, давай-ка сядем, поедим.

Наелись они досыта, Иван лег спать, а старик остался при стаде.

Много ли, мало ли прошло времени, Иван проснулся, глядит — ни старика, ни овец. Слышно только вдали: кнут пощелкивает. Нашел старика, на всякий случай спросил:

— Овцы все целы?

— Все четыреста налицо, — ответил старик. — Можешь гнать овец на царский двор. Если завтра царь тебя и не пошлет стадо пасти, все равно бери котомку хлеба и приходи в поле.

Пригнал Иван овец на царский двор.

— Все целы? — спрашивает царь.

— Четыреста, — отвечает Иван, — а не веришь — сосчитай.

Царь и считать не стал, чего уж там, и так видно, что пригнал Иван овец вечером не меньше, а больше, чем угнал утром.

Никакой работы царь Ивану наутро не дал; делай, что хочешь. Однако же хлеба было разрешено взять, как и прежде, полную котомку.

Пошел Иван в поле, накормил белобородого старика, сам наелся.

— Спасибо тебе, Иван, за то, что до отвала накормил меня хлебом, — сказал старик. — Чем я тебя могу отблагодарить?

— Сначала я тебя кормил родительским хлебом, потом опять же не своим, а царским, так что и благодарить меня не за что, — ответил Иван.

— Все же кое-что на память я тебе подарю, — настоял на своем старик. — Пойдем со мной, — и повел Ивана в лес.

Когда они пришли в лес, то в середине большого орехового куста Иван увидел воткнутую в землю саблю. Старик взял ее, дважды, крест-накрест, махнул ею, и на том месте земля разверзлась. Они спустились по ступенькам в открывшуюся бездну, и перед ними, как из-под земли, вырос чудный конь. Громко ржет, бьет землю копытом, не конь — огонь.

— Я дарю тебе этого коня, — сказал старик. — Будет нужда — махни крест-накрест саблей по кусту орешника. Сила потребуется — вот здесь стоит чан с водой, которая силу прибавляет: сам пей два ковша, коню давай три ведра. Если мало будет — выпей вдвое, а коню дай втрое больше. Запомни это место и, когда надо, приходи сюда.

Иван поблагодарил старика и они расстались.

Много ли, мало ли времени пролетело, в царство-государство, где теперь жил Иван, пришла бумага: царь должен отдать на съедение шестиглавому змею или свою дочь, или сотню солдат.

Царь стал размышлять: «Если я сто солдат женю, и у них родится по сыну — войско мое еще на сто воинов прибавится. Если же дочь замуж выдам, и у нее родится сын — прибавка будет только на одного человека… Так что, пожалуй, придется отдать змею дочь».

Чтобы дочери было не так страшно, чтобы она раньше времени не испугалась шестиглавого змея, глаза ей завязали платком.

Царскую дочь с завязанными глазами повели на берег моря. А Иван тем временем пошел в лес, провел крест-накрест по кусту орешника саблей и вывел из подземелья вороного коня.

Конь напомнил:

— Ты, Иван, сам два ковша пей, а мне три ведра дай.

Иван выпил два ковша, напоил коня, вскочил на него и стрелой понесся на берег моря.

На берегу Иван отпустил коня, подошел к царской дочери, снял платок с ее глаз. Царевна увидела перед собой богатыря-красавца и не узнала в нем вчерашнего пастуха.

Море заволновалось, высокие валы с белопенными гребнями покатило на берег. Это шестиглавый змей выходил из недр морских.

— А! Вместо одного прислали двоих, — загремел железным голосам змей. — Что ж, спасибо.

— Не торопись благодарить, — смело ответил Иван, — смотри, как бы один из двоих не встал поперек глотки.

— А это мы сейчас узнаем, — прошипел змей. — Начинай.

Иван ударил шашкой — три головы у змея срубил.

— Эта твоя сила — еще не сила. Держись! — и змей ударил Ивана хвостом и загнал его в землю по щиколотки.

Иван, в свою очередь, еще раз махнул саблей и срубил последние три головы. После этого изрубил и самого змея и бросил в море. Вода в море стала красной.

Царская дочь за свое спасение одарила Ивана вышитым платком. Иван взял его, вскочил на коня и ускакал в лес.

Случившийся поблизости рыбак подошел к царевне и, грозя смертью, вынудил ее признать его спасителем. И когда мать-царица спросила дочь, кто ее спас от неминучей смерти, та ответила: «Вот этот рыбак».

По такому радостному случаю царь устроил пир и на этом пиру посадил рыбака на почетное место и угощал, как самого дорогого гостя.

Много ли, мало ли времени пролетело — пришла новая бумага: царь должен отдать на съедение девятиглавому змею или свою дочь, или двести солдат.

Ну уж, если царь пожалел сотню солдат, две-то и подавно. Царевне завязали глаза и отвели на берег моря.

Иван вывел из подземелья своего чудесного коня, напоил его, сам напился и прискакал к морю. Царевна сразу узнала своего спасителя, когда Иван развязал ей глаза.

Возмутилось, вспенилось море, вышел из него девятиглавый змей.

— Хоть ты и погубил моего младшего брата, со мной тебе не справиться, — громовым голосом говорит змей. — Я — сильнее.

Началась борьба. Иван — йош! — выхватил саблю и срубил за один удар три змеиных головы.

— Твоя сила — это еще не сила. Держись! — и змей ударил Ивана хвостом, и увяз Иван в землю по колена.

Тогда Иван, не давая опомниться змею, дважды, раз за разом, махнул своей саблей и отрубил остальные шесть голов. После этого самого змея на мелкие части изрубил и бросил в море. Морская вода сразу стала кровавой.

Царевна за свое спасение подарила Ивану именное колечко. Иван вскочил на коня и был таков. А проезжавший мимо водовоз подошел к царевне и под страхом смерти заставил признать себя ее спасителем: он, мол, убил змея своим черпаком. Так царевна и сказала отцу с матерью, и царь угощал водовоза, как самого дорогого гостя.

Много ли, мало ли времени утекло — новую бумагу царь получает: подавай змею или свою дочь или триста солдат. Если триста солдат отдать — без войска останешься, придется царевной жертвовать.

Царской дочери завязали глаза и отвели к морю. Иван, не теряя времени, пошел в лес и вывел своего чудесного коня из подземелья.

Конь ему говорит:

— На этот раз, друг Иван, нам будет не легко. Придется биться с таким большим змеем, что его от головы до хвоста и взглядом не охватишь. Примчимся на берег моря, ляг, немного поспи, силы поднакопи. А когда начнешь драться со змеем, прислушивайся, и если я стану бить копытом — вели царской дочери отвязать меня. А теперь дай мне девять ведер сильной воды, сам семь ковшей выпей.

Иван напоил коня, сам попил. Поскакали к морю. Тут Иван развязав глаза царевне, потом нагнул иву, привязал к ее макушке камень.