Совок. Вперёд в СССР (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 45

Вздохнув, я стал ощупывать себя. Под одеялом я лежал в какой-то одежде которую не сразу опознал как рубаху и кальсоны на завязках. Тёплое всё, байковое, да и в комнате заметно прохладно, а за окном, похоже завывала вьюга, прорываясь через храп соседа. Похоже зима снаружи. Одет тепло. Даже на ногах тёплые шерстяные вязанные носки. Чуть колются, но терпимо. Вот так сразу я сказать не могу в кого попал, но похоже в подростка. Вряд ли старше четырнадцати. Выходит, это обычные лета для меня при попадании в новое тело. Непонятно, с чем это связано. Что по состоянию здоровья, никаких бинтов я не нашёл, на голове тоже, чуть болела грудь, и дышалось тоже, в лёгких как будто щекотка. Парень от пневмонии умер? Я не вижу последствий этой болезни, тело здоровое, кроме этих вот симптомов. Я пока не знаю в кого попал, какой снаружи год, и что произошло с бывшим хозяином моего нового тела, но узнаю. Никакой амнезии, буду собирать о себе информацию, стану молчуном, так адаптироваться проще, слушая чужие разговоры. Ничего, не в первый раз, получилось один раз, получится и тут. Была только одна проблема, переполненный мочевой пузырь, поэтому я решил проверить сначала под кроватью, если утка есть, значит в больнице, если нет, то в детдоме или ещё где. Аккуратно сев, тело слушалось, хотя реакция немного замедленна, но это всегда при первых днях попадания, потом возьму тело под полный контроль, да и тренировки с телом помогут. А пока зашарил под кровью, тапок нет, и о чудо, стеклянная утка. Не видел ещё таких. Я в больнице в прошлой жизни жестяную эмалированную использовал. Значит я в больнице.

Не сразу получилось отлить, как будто запрет стоял, клапан зажат, но всё же сходил, надо сказать удивился, почти до полного налил. Убрав утку обратно под кровать, я встал, немного пошатываясь, удерживая равновесие, тело пока как чужое, прошёл к окну, палата четырёхместной оказалась, заняты все койки, двое соседей спали тихо, а вот третий так и храпел. Он один тут взрослый, видимо свободной койки в палате для взрослых не нашлось, усы видно шикарные, живот поднимался и опускался в такт дыханию. Лет сорок пять ему на вид, остальные, как и я, пацаны. Подойдя к подоконнику, я увидел светлое пятно вдали, фонарь висел, а за окном падал крупными хлопьями снег, ветра нет, прекратился. Ничего не рассмотреть, только силуэты каких-то построек и можно понять, что лежим мы на первом этаже. Сугроб вровень с нижней кромкой окна. Сделав несколько приседаний, держась за подоконник, я освоился с телом, руками помахал, и прошёл к двери, на ходу слушая ритм сердца на запястье. Нормальный, спокойный. Аккуратно толкнув дверь, попридержав, когда та скрипеть начала, выглянув, я заметил дальше в коридоре стол с постом дежурной медсестры, та спала, и выскользнув в коридор, мягко шагая, тапок под кровью не было, я проверял дважды, дошёл до поста. Взяв журнал пациентов, быстро поискал свежую запись. Номер палаты мне неизвестен, а на двери ничего не было, дежурное освещение не яркое, но всё же рассмотреть это возможно. Однако с тремя подростками лежал только один взрослый, сорок три года. Не так я и ошибся. Значит пятая палата. Так, мужик мне не нужен, хотя и лежит с грыжей. У трёх его соседей были травма колена, восстановление после аппендицита и у последнего, переохлаждение, остановка сердца на четыре минуты в следствии попадания воды в лёгкие. Последняя запись врача, «вторые сутки находится без сознания. Возможна кома». С кем бы поспорить, что третий пациент с такими полученными травмами бывший хозяин моего нового тела? Теперь понятно почему в лёгких щекотка и грудь болит. Похоже парень утонул, наглотавшись воды, кто-то знающий ему помог, а это непросто, подростка рёбра хрупкие, и если мужчина проводил реанимационные мероприятия, мог и поломать, а тут лёгкие неудобства в последствии. Правильно этот неизвестный спаситель всё сделал.

Запомнив данные на теперь уже меня, я вернул журнал и также тихо ушёл, вернувшись на койку, где вскоре и уснул, накрывшись одеялом.

Разбудили меня шорохи утром. Радио не работало как это было в других палатах, похоже тут просто не было репродуктора. Открыв глаза, я отметил что один из соседей шоркает тапками к окну, держась за живот. Это похоже аппендицитник, ему два дня назад операцию сделали. Не показывая, что очнулся, я задумался. Попал я Бахимова. Д. Ю. Что инициалы означают пока не знаю. Разве что отчество Юрьевич. А имя Данила, Дмитрий, и что там ещё есть? Денис? Демьян? Узнаю скоро. Год рождения указан как тысяча девятьсот двадцать шестой, апрель двенадцатого. А вот это уже напрягло меня, когда информацию читал. Неужели во время войны попал? Ещё не хватало. Однако обнаружив на столе календарь, увидел, что тот открыт на декабре тысяча девятьсот тридцать девятого года, успокоился, полтора года впереди. А вот адрес не понравился. Город Ленинград, Вторая линия Васильевского Острова, дом шестнадцать, квартира пять. Я не о доме и квартире, хотя понятно, что дом многоквартирной, а я о самом населённом пункте. Ленинград! Ленинград, мать его! Тут же будет творится такое, что ни в каком ужасе не увидишь. Погибнет множество народу, и как не крути, этого нельзя допускать. Вариант один, местные власти узнают о попаданце из будущего. Нет, я себя выдавать не буду, отправлю Сталину письмо с подробностями. Пусть знает и делает всё, чтобы жители, если и тут дойдёт до блокады, выжили, будучи эвакуированы. Хотя бы те, кто не участвует в обороне и не работает на заводах. Дети, старики и другие иждивенцы. Помогая жителям, я спасаю и себя. Не хочу оказаться в блокадном городе. Хм, что я про Ленинград знаю? Да ничего. Так получилось, что я в северной столице ни разу не был, ни в одной из жизней. Да как-то причин не нашлось там побывать, теперь вот жалею.

Всё же я открыл глаза, этого не заметили, и аккуратно сел.

- О, очнулся, - прогудел усатый Потапов, так его фамилия значилась в журнале пациентов. Больными я их не хочу называть, слово нехорошее, от слова болеть. Пациенты - вот это правильно.

- Я ночью вставал, в туалет хотел. Вон утку нашёл.

- Ага, теперь вижу.

Пацан с аппендицитом пошаркал к двери, где сообщил что я очнулся. Сразу же подошла медсестра, видимо для врача рано, да и для обхода тоже. Она меня опросила, назвав Демидом. Ха, ни угадал ни разу. Описав что чувствую, я попил воды, та дала, и забрала полную утку, велев не покидать кровать до прихода врача, ну а я знакомился с парнями. Точнее знакомился с аппендицитником, оказалось с тем что с коленом был знаком прошлый хозяин тела, они учились в одной школе, тот старше на класс был, и в домах соседних жили. Я потихоньку расспрашивал, но вскоре выяснил что компании разные и тот обо мне мало знал. Только что родители имеются, отец военный моряк, командует тральщиком Балтийского флота. Мать с музыкой связана, точно тот не мог сказать. Учился Демид в школе номер Тридцать Пять. Демид пошёл в первый класс не в семь, а в восемь лет, и сейчас учился в шестом «А» классе с углублённым изучением немецкого языка. Это хорошо, немецкий я изучал, но говорю пока плохо. Учил его три года, с тех пор как заболел, чтобы занять себя. Два репетитора было. В совершенстве пока владею английским, испанским, китайским и французским, неплохо немецким и итальянским. Сейчас идёт Советско-финская война, и только и стоят разговоры как наши покажут империалистам, освободив порабощённый финский народ. Пояснили что со мной было, это было видимо интересная тема, так как энтузиазм в разговорах был пока неиссякаем. Демид с друзьями перебегал Неву по льду и провалился в полынью. Там ледокол недавно проходил, корка появилась, но если бы по одному пробегали, удержала бы, а бежали все четверо, трое выскочили, не замочившись, а Демид рухнул вниз. Повезло ему что рота моряков шла в баню, всё же суббота была, бросились на помощь. Течение затянуло того под лёд, так моряки кулаками разбивали лёд, у них кроме шаек ничего не было, и вытащили пацана. Повезло что воздух в одежде как пузырь держал того у льда. Он уже не шевелился, наглотался воды. Среди моряков был санинструктор, знал что делать, парня раздели и начали проводить реанимационные процедуры, пока не запустили сердце. Дальше в больницу и тут уже очнулся я на вторые сутки. Мне ярко описывали с чужих слово как под свежим льдом было видно тело Демида, уносимое течением, как оно дёргалось, захлёбываясь, и моряки, не все, двое рискнули на тонкий лёд выйти, били кулаками лёд, да каблуками ботов, пробивая, чтобы ухватить Демида за одежду и выдернуть наружу. Молодцы, спасли.