Безумные (СИ) - "Anyuta" - Страница 37

* * *

— Выглядишь паршиво. Надеюсь, я здесь не при чем?

Ну, как сказать. Я всю ночь прокручивал в голове поучительную речь, представлял, как в какой-то момент повышу голос настолько, что Мила разревется от ужаса, а теперь мне даже не хочется смотреть на нее.

— Доброе утро, — с улыбкой говорит она и пихает меня кулаком в плечо. — Как повеселился вчера?

Сжимаю руль, стискиваю челюсти и резко давлю педаль газа. Машина дергается, напугав тяжелым рычанием женщину с ребенком. Мысленно прошу прощения у совершенно невиновных в моем паршивом настроении людей и вспоминаю, как грубо прогнал вчера Каролину. Чуть позже, часам к пяти утра, когда в двадцать первый раз посмотрел на фото, что прислала мне Мила перед сном (как и обещала), я, наконец, осознал, как некрасиво поступил; несложно догадаться, что Каролина подумала обо мне, услышав фразу «сходи развлекись». Теперь на меня давит груз вины перед девушкой, которая вряд ли уже посмотрит в мою сторону, не то что заговорит. Игре пришел конец.

— Ладно, можешь поорать на меня. В конце концов, тебе нужно выплеснуть весь свой гнев. Давай. — Подначивает Мила. Продолжаю молча управлять автомобилем по пустынным городским дорогам, прикусив язык. — Ну же! Макс, давай! Отчитай меня! Отчитай меня полностью…

— Заткнись, — не выдерживаю я. Бросаю на нее раздражительный взгляд, никоим образом не намереваясь говорить о прошлой ночи (пока что!), потому что машина для этого не самое лучшее место. Да и голова раскалывается от недосыпа. Но как только замечаю веселые искры в её ореховых глазах, непреодолимое желание придушить собственную сестру в миг затуманивает уставший разум. — Я и подумать не мог, что ты настолько безответственная и глупая девчонка, Мила!

— Отлично…

— В тебе нет ни капельки уважения и сочувствия к бабушке, ко мне, к деду!

— Особенно к деду, конечно…

— Какого хрена ты поперлась невесть куда, не предупредив меня?

— Нет, нет, ты хотел сказать, не спросив у меня разрешения, верно?

— Где ты была? В каком-то клубе?

— Бог мой, Макс, мне семнадцать, кто меня впустит то? — продолжает веселиться она назло мне.

— Где ты была, черт возьми?! — ору я, стукнув по рулю. — Ты хоть представляешь, что я вчера испытал за то время, пока отчаянно пытался дозвониться до тебя? Я не знал, где ты, не знал, с кем ты. Мне такая хрень лезла в голову, что говорить страшно, а ты сидишь сейчас и смеешься надо мной, потому что, мать твою, смогла одурачить меня! Ты потеряла мое доверие, Мила.

— Как будто оно было, — буркает она, сложив руки на груди.

— Ты больше никогда не останешься у кого-либо с ночевкой.

— Ладно, — пожимает она плечами. — Прошлая ночь того стоила.

Что она сейчас сказала?

— Что ты сейчас сказала? — ошеломленно спрашиваю я, глядя на нее. Что, черт возьми, такого было в прошлой ночи, чтобы Мила так спокойно восприняла мой запрет на ночевки у подруг?

— Жизнь прекрасна! — мечтательно произносит она, склонив на бок голову. Моя башка закипает. — Жизнь так прекрасна, Макс. Расслабься, прошу тебя.

— Ты занималась сексом? — не выдерживаю я, подрезав старый автомобиль, что сонно тащится по дороге. — Кто этот покойник?

— По-твоему, я могу быть так счастлива только потому что занималась сексом? Бог мой, Макс, теперь я кажется понимаю, чем ты занимаешься на закрытых субботах, — усмехается она, проведя рукой по длинным блестящим волосам. — Нет, я конечно, знала, что ты там не в приставку рубишься, но неужели только секс делает тебя счастливым?

— Где ты была вчера?

— Спасибо, что ответил.

— Где ты была вчера?!

Мила с раздражением оглядывает меня, поджав губы.

— Не позволю тебе испоганить мне настроение, Макс. Ты уже все сказал: во мне нет ни капельки уважения и сочувствия, я безответственная и глупая девчонка, которой до своего совершеннолетия запрещено ночевать у одноклассниц, а я напомню тебе, что восемнадцать мне стукнет через два с половиной месяца, поэтому, ждать освобождения из твоих оков осталось недолго, — с мечтательной улыбкой говорит она и подмигивает мне.

Оставшиеся десять минут проводим в полном молчании. По радио играет какая-то муть, что нравится Миле, по дорогам едут сонные болваны, а пасмурная погода только сильнее подчеркивает этот хреновый-хреновый день. Не успеваю припарковать автомобиль у высокого забора, как автоматические ворота гаража поднимаются и спустя несколько секунд на улицу выезжает автомобиль деда. Бабушка выходит следом, держа в руках плетеную корзину для овощей и фруктов. Разве еще кто-то пользуется этой старинной вещицей, когда отправляется в магазин?

— Ребята! — с улыбкой встречает нас бабушка. — Привет, мои хорошие! А вы чего так рано? Только девять утра. Мы с дедом хотели на рынок съездить, купить к вашему приезду свежих фруктов.

— Привет, бабуль, — здоровается счастливая Мила, чмокнув бабулю в щеку. — Дед, хеллоу!

— Ага! — машет он ей в ответ из окна машины.

— Да мы тут что-то решили пораньше приехать, — отвечаю я, пожав плечами. — Я могу отвезти вас.

Вообще-то я очень надеюсь, что бабушка откажется, а у меня появится отличная возможность как следует отчитать Милу за вчерашнюю выходку без свидетелей.

— Ой, ну что ты! Бегите в дом, ключ знаете, где лежит. Мы вернемся через часик.

Мила убегает во двор, а я с деланной улыбкой провожаю стариков. Когда их машина скрывается за поворотом, не теряя и минуты, залетаю в дом, небрежно стягиваю ботинки, а кожаную куртку швыряю на скамейку у входной двери.

Закипаю ли я от гнева? О, еще как!

Врываюсь в комнату Милы, проигнорировав табличку на двери: «Без стука не входить». Моя сестра поспешно набрасывает на себя леопардовый плед (первое, что попадается под руку) и с бушующей злобой в глазах начинает орать:

— Пошел вон! Я же переодеваюсь!

— Ты где была вчера? — спрашиваю я, расставив руки в боки.

— Выйди из комнаты!

— Ты оглохла? Я спрашиваю, где ты вчера была?!

— Я веселилась, ясно? Мне хотелось танцевать и я танцевала! Не пила водку, не трахалась с парнями, не нюхала кокс! Я просто танцевала, доволен?!

— Почему ты мне ничего не сказала?

— Я что, дура? — ахает она, закатив глаза. — Ты бы меня к батарее привязал, а в наказание кормил бы сухой коркой хлеба и болотной водой.

Господи, что за жуткое воображение?

— С кем ты ходила? С этой Дашей?

— Что значит, с этой Дашей? — хмурится Мила. — Она моя подруга!

— Уже нет!

— О, мой бог! До чего же ты невыносимый!

— Её родители знают, где вчера шаталась их дочь?

— Они в отличие от тебя адекватные люди!

— Ты больше не выйдешь из этого дома, — одними губами говорю я, поражаясь её ответу. — Переходишь на домашнее обучение.

— Ты чокнулся?!

— Надо было головой думать, прежде, чем обманывать меня, — говорю я, развернувшись на пятках к двери.

Мила набрасывается на меня со спины, начинает бить кулаками по рукам и плечам, кричать, что я самый худший брат на свете и прочую хрень.

— Ненавижу тебя! Ненавижу! — орет она, пихая меня в грудь. — Козел! Придурок! Когда же ты уже успокоишься?! Когда оставишь меня в покое? КОГДА?! Почему именно мне досталось такое чудовище?!

— Я вот тоже думаю, какого хрена всю свою жизнь должен сопли твои вытирать? Какого черта ты уродилась такой катастрофой, что вечно попадает в какие-то неприятности? Почему я никогда не спотыкался на лестнице и не расшибал себе морду? Почему я никогда случайно не поджигал себе джинсы? Почему я никогда не проваливался в открытый люк, черт возьми?! Почему это происходит только с тобой?!

— Наверное, потому что ты охринетительно предусмотрительный!

— Потому что ты — бестолковая! Ты не понимаешь, что с твоим невероятным умением притягивать к себе неприятности, можешь угодить во чтото более серьезное, чем просто открытый люк. В жизни не поверю, что ты не пила вчера хотя бы коктейль! И потягивая горьковатую жидкость из трубочки, ты явно не задумывалась, что возможно в этом стакане уже растворилась какая-то таблетка, способная лишить тебя чувств? А?! Ты не подумала, что выпив эту отраву, можешь очнуться в вонючем туалете без белья и собственного достоинства!