Р26/5/пси и я (СИ) - Коуни Майкл Грейтрекс - Страница 25

То было желание сорвать с себя одежду, выбежать наружу из сумрачных комнат и ощутить прикосновение обжигающих пальцев солнца к изголодавшемуся телу.

Дни проходили за днями. Свет чередовался с тьмой, а они так и оставались снаружи, у дома, позабыв о сенокосе, возвращаясь в комнаты разве лишь для того, чтобы в бессчетный раз утолить жажду. Прохладный ночной воздух ненадолго освежал их тела, пока снова не поднималось солнце, чтобы быстро прокатиться по небу — и с каждым днем все быстрее.

Стефен быстро поправлялся. Он спокойно лежал на одеяле у ног родителей и становился все крепче — с каждым очередным промелькнувшим, как мгновенье, днем. Был всем доволен, никогда не капризничал, получал только свои глоточки воды, — и при всем этом его тельце округлялось, а ручки и ножки становились все более сильными и упругими.

Ими владело какое-то странное, блаженное оцепенение. Ощущение радости бытия все сильнее овладевало вялым сознанием.

Ногам Ричарда стало лучше, они уже не кровоточили и не болели, как прежде, хотя странные отростки не исчезли и продолжали свисать со ступней тысячами длинных белых волосков.

Наступил момент, когда он уже не смог заставить свое тело совершать те движения, которые были необходимы, чтобы добраться до дома и принести оттуда побольше воды, и поэтому продолжал лежать в шезлонге, а жажда все усиливалась, и вместе с ней рождалось смутное сознание, что существует какой-то иной, куда лучший способ удовлетворить эту нестерпимую жажду.

Первым зашевелился Стефен. Его младенческий мозг не был так скован многолетней привычкой, ему легче было приспособиться к новым обстоятельствам и распознать, что за желание его томит. Медленно, очень медленно он перекатился через край своего одеяла, а тем временем Ричард и Сандра следили за ним изумленными немигающими глазами. Оказавшись на траве, маленькое тельце скорчилось, словно плод в утробе матери, и в этой позе — коленки прижаты к подбородку — перевернулось снова, сначала на колени, а потом наконец в сидячее положение. Маленькие ножки распластались по земле, короткие ручонки вцепились в колени.

Оттолкнувшись руками от кресла. Ричард тяжело приподнял свое безвольное тело. Некоторое время он сидел на кончике кресла, сложившись вдвое, а волосы, упав со лба, бахромой болтались перед его глазами. Постепенно он выпрямился, оттолкнулся от кресла и встал в кругу, очерчиваемом его собственной медленно поворачивающейся тенью.

Белые волоски на его ступнях осторожно нащупали сырую почву под поверхностью грунта, и влага стала подниматься по ним в тело.

Напротив него стояла Сандра.

Последним сознательным его воспоминанием были волосы Сандры, шевелящиеся на ветру, и это воспоминание он уносил с собой, погружаясь в дремотное бессмертие Джейды.

Медленно, очень медленно возникло ощущение, что он лежит плашмя, укрытый простынями, а тело его окутано чем-то вроде пижамы. Ричард чувствовал усталость, смертельную усталость, и единственным его желанием было снова погрузиться в сон, но что-то в его сознании против собственной воли понуждало тело к пробуждению.

— Проснись, Ричард.

Голос шел с такого близкого расстояния, словно и впрямь звучал в его собственной голове. Но механический и металлический, он шел из какого-то внешнего источника и силой навязывал свое присутствие. Ричард не хотел слышать голоса и наконец почувствовал такую ненависть к голосу, что заснуть с этой ненавистью было бы уже невозможно. И он открыл глаза.

— Проснись, Ричард.

Этот резкий и властный голос исходил из зарешеченного отверстия в небольшом ящичке, стоявшем прямо перед его глазами. Какое-то время он разглядывал ящичек, угадывая что-то смутно знакомое в его очертаниях, в этих двух дисках, вращающихся в углублениях наверху.

Потом он сообразил, что лежит на боку и смотрит на магнитофон, стоящий рядом с его кроватью. Поле зрения расширилось, и он увидел белые стены и потолок, и дверь, которая как-то странно дрожала и расплывалась. Почти прямо над собой он увидел какое-то нескладное сооружение. Оно поддерживало на весу сосуд с темно-красной жидкостью. Кровь. Тонкая трубка выходила из опрокинутого горлышка сосуда и исчезала под одеялами на его кровати. На его глазах уровень крови в сосуде стремительно понижался и наконец упал до нуля. Ричарду показалось вдруг, что около сосуда мелькнули и исчезли какие-то неясные очертания, ему послышался звук, короткий, оборвавшийся прежде, чем он успел его наполовину распознать, — и сосуд снова наполнился. Потом в комнате стало темно, и он больше ничего не мог уже разглядеть.

Быстро посветлело опять, но теперь уже магнитофон стоял иначе. Голос шел из динамика, и сам голос тоже изменился — у него теперь был несколько иной тембр.

— Рад видеть, что вы проснулись. Так вот, прежде всего, хочу вам сообщить, что вы, и ваша жена, и ребенок — вне опасности. Вы находитесь в восстановительном центре на Земле, и я говорю с вами с помощью магнитофона, потому чти в данный момент вы еще не способны воспринимать обычную человеческую речь. Меня зовут Свенсон, доктор Свенсон, и время от времени я сижу около вас — на том стуле, который вы видите рядом со свое» кроватью.

Ричард видел стул и еще он видел, что стул как-то странно и почти непрерывно колеблется. Время от времени ему казалось, что он видит на стуле туманные, дрожащие, полупрозрачные очертания какой-то сидящей фигуры.

— Я вас не вижу толком... — произнес он в сторону призрака.

Страх начал исподволь охватывать его, сметая прочь все остатки апатии.

— Это потому, что я не сижу здесь все время, — ответил магнитофон. — Для вас время ускорилось. Разговаривая с вами, я успеваю переписать ваши слова в убыстренном темпе, потом записать свой ответ и проиграть его вам очень замедленно, — а вы, я полагаю, даже не замечаете этих перерывов в беседе?

— И сколько же мне предстоит так пролежать?

Ричарду вдруг показалось, что он навсегда отрезан от всех людей, что отныне он чудовищно одинок.

— По вашим меркам — недолго, — уклончиво ответил голос. — Все ведь относительно, знаете ли. Во всяком случае, самое плохое уже позади. Вас подхватили вовремя. Другим посчастливилось меньше...

Потом голос изменился, и Ричард узнал бодро-жизнерадостные интонации своего дорогого тестя:

— Ну, как ты там, Ричард? Отлично получилось, что мы решили посетить вас на этой вашей чертовой планете, а? Вовремя мы вас нашли, а? Ну, скажу я тебе, и обалдели же мы, когда увидели, как вы там все стоите, словно какие-нибудь статуи чертовы! Я всегда говорил, что с этой планета» дело не чистое... ну да ладно, уж я вас оттуда вытащил, да еще в таком темпе, ого-го! А против этой Джейдовой Компании я уже возбудил дельце, такое дельце, что им теперь тошно станет...

Ричард перестал вслушиваться.

«О боже, теперь этому конца не будет. Теперь мне до конца жизни придется слушать его рассказы о том, как он спас меня и Сандру...»

Он вдруг почувствовал острое, мгновенное желание снова оказаться на Джейде и стоять под солнцем рядом с Сандрой и Стефеном и не ведать никаких забот. Голос дорогого тестя снова ворвался в его Размышления.

— ... Подумай только, так облапошить людей! Люди вкладывают все свои средства и покупают фермы, понятия не имея, что на этой чертовой планете ни одно животное не может жить! Да, да, я всегда говорил — не зная броду, не суйся в воду, таков мой девиз...

Ричард снова скользнул было в защитную скорлупу своей апатии, и тут снова зазвучал спасительный голос доктора Свенсона, и, совершив героическое усилие, он заставил себя заговорить:

— Что такое происходит на Джейде? Что с нами сталось?

— Вы слышали, ваш тесть объяснил, что на Джейде не может существовать никакая животная жизнь? Джейдовская Компания обязана была это сразу понять. Мне объяснили, что особенности Джейды Как-то связаны с жесткой структурой ее основных органических молекул. Их цепи, попадая в пищеварительный тракт, не разламываются на составные части. Поэтому потребление этих молекул в виде пищи привело к тому, что клетки вашего тела постепенно вытеснялись клетками джейдовского типа, имеющими принципиально растительную природу. Ваши движения замедлялись, ваше мышление замедлялось, Вы все больше времени проводили на солнце, ели все меньше и все лучше использовали свет. И наконец настал момент, когда начала меняться вся физическая структура вашего тела. Продолжайте мыслить, продолжайте говорить, продолжайте двигаться, хоть самую малость. Только вы сами можете себе помочь. Все, что мы можем, — это переливать вам без конца кровь, пичкать вас антикоагулянтами и надеяться, что природа сделает остальное. Жена и ребенок? Повернитесь.