ВШ 3 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 14

— Тогда уж лучше мы здесь затаримся, — выразил мнение коллектива Саня Лебедев. — Да, парни?

Ответом ему было дружное «Да!». Так что следующие полчаса шумные греческие торговцы одеждой наперебой втюхивали нам свой товар: джинсы, вельветовые костюмы, куртки, а один почему-то ещё и платья… У парней реально разбегались глаза, а Афоня пытался установить хоть какое-то подобие порядка.

— Ребята, не хватайте первый же попавшийся товар, лучше спросите у меня, я вам подскажу, да и поторгуюсь за вас.

Последний аргумент стал решающим, и в итоге практически каждая покупка была согласована с Петром Петровичем, а в итоге каждый сэкономил приличную сумму, если сравнивать с тем, что нам выдали изначально. Я ограничился покупкой только вельветового костюма, обошедшегося мне меньше чем в сто рублей, который к тому же сидел на мне, как влитой.

Наконец с изрядно распухшими спортивными баулами мы добрались до сувенирных рядов, где продавались выполненные в неповторимом национальном колорите украшения, шкатулки, в которые эти самые украшения можно было прятать, чеканка, посуда, парфюмерия, косметика… Ну просто глаза разбегались. Я прикинул оставшуюся наличность, почесал затылок и взял Инге красивую подвеску на серебряной цепочке, где также в серебро был оправлен крупный агат, на котором мастер с помощью тончайших линий изобразил крылатую богиню Нику. А маме купил набор ухаживающей косметики для лица на оливковом масле — как заверил Афоня, оказавшийся специалистом во всём, я совершаю неплохое вложение, так как в Союзе этот же набор косметических средств моя мама сможет продать в несколько раз дороже. Ещё и подмигнул, мол, плавали, знаем.

На это я ответил, что мама и сама попользуется, чай, не бедствуем, чтобы спекулировать.

В автобус загрузились, когда часы показывали почти два по местному времени. На то, как мы затаскиваем баулы, водитель-грек смотрел с плохо скрываемым сарказмом, а на его мясистых губах блуждала ироничная ухмылка. В этот момент мне так захотелось въехать по этой наглой морде, что, поймав мой взгляд, грек тут же смущённо отвернулся и больше в нашу сторону уже не смотрел, разве что через салонное зеркало.

По пути в отель вместо того, чтобы, как мои товарищи по команде, хвастаться друг перед другом покупками, я снова размышлял о том, возможно ли сделать так, чтобы простые люди, не имеющие возможности затовариваться в «двухсотой секции» и получать спецпайки, могли спокойно купить то, что им хочется? Не знаю, наверное, в Греции имеются всё же нищие и бездомные, хотя они мне пока ни разу не попадались. Но тот же водитель, представляющий так называемый средний класс, наверняка может спокойно купить то, чем мы сегодня набили свои спортивные сумки.

Ну да, может быть у них тут неимоверно дорогое жильё, коммуналка, медицина, а у нас в Союзе и лечат, и квартиры дают бесплатно. Если, конечно, при жизни дождёшься своей очереди, но большинство всё же умудряется дождаться, скорее, вопреки, а не благодаря. Но этот взгляд водилы так и стоял у меня перед глазами, и он был очень, очень красноречив. Понятно, что счастье не в джинсах, но ведь такая махина под название СССР неужели не может обеспечить своих граждан предметами широкого потребления в достаточном объёме?! Трактора делаем, танки, самолёты, а нормальные стенки и джинсы не можем. Потому что если это и делается, то на фабриках, где у подавляющей части рабочих нет особой заинтересованности в том, что выходит из-под его рук, главное — количество, а не качество.

— Выходим, ребята, — вывел меня из раздумий голос Свиридова. — Быстро вещи по номерам и строимся на приём пищи.

Вот так вот, мы тут в ресторан-столовую всё ещё ходим строем, как пионеры. Со стороны это, наверное, смотрится комично, особенно учитывая наличие в нашей команде таких амбалов, как Лебедев и Ягубкин. Да и я, если уж на то пошло, выгляжу взрослее своих сверстников, во всяком случае, физически. Другие постояльцы, включая соперников из Швеции и ГДР, смотрели на нас с недоумённым весельем. После обеда я не выдержал и подошёл к Свиридову.

— Георгий Иванович, может, перестанем уже строем ходить? Не хватает только за руки друг друга держать. Ну право слово, над нами уже все смеются.

— Кто смеётся?

— Да все! Вон, восточногерманские и шведские боксёры ходят сами по себе, а на нас смотрят, как на… Как на чудаков, — подобрал я наиболее мягкий эпитет.

— Что ж нам теперь, в угоду немцам и шведам тоже бродить кому как вздумается?

— Почему же сразу как вздумается? Мы ведь не дети, в конце концов, не носимся по отелю с воплями, не бьём стёкла и не переворачиваем мебель.

— Ещё бы вы мне стёкла били, — пробормотал Свиридов, — мне уже твоего окна в предыдущем отеле хватило. Ладно, больше не будете ходить строем, и правда, не пионерский лагерь. Но как только чего-нибудь учудите, я снова верну эту практику, будете вообще за руки друг друга держать. Понятно?

— Понятно, Георгий Иванович, — улыбнулся я и подмигнул прислушивавшимся к нашей беседе Васе и Сане Ягубкину.

[1] Это окно само выпало ночью. Мы спали и не видели, как это произошло.

[2] Идите, проверяйте, ваше окно на месте.

Волновался ли я перед полуфиналом, где меня ожидал хозяин турнира Янис Ксенакис? Есть такое, но не сказать, чтобы очень уж сильно. Я не слишком переживал по поводу силы соперника, который, кстати, отнюдь не смотрелся несокрушимой машиной. Меня больше волновало, что это местный боксёр, и в «близком» бою судьи могут быть к нему более благосклонны. Поэтому и не хотелось доводить дело до подсчёта судейских записок.

С Санычем мы по традиции прикинули, в каком стиле нам можно постараться обыграть соперника, антропометрическими данными, кстати, напоминавшего меня самого. Защищается Ксенакис неплохо, бьёт резко, с обеих рук, предпочитая работать на средней дистанции, а это та самая дистанция, с которой «прилетает» наибольше количество нокдаунов и нокаутов. Однако назвать удары грека акцентированным можно было с натяжкой, в четвертьфинале он взял своё прежде всего за счёт активности и большего числа точных попаданий. Вроде бы в 1/8 он победил техническим нокаутом, но тот бой я не смотрел, и как там всё было — заколотил соперника в углу или у того случилось, к примеру, рассечение — можно было только предполагать.

Перед боем неожиданно возникла проблема с минеральной водой. Я разминался не в раздевалке, где было немного тесновато, а в небольшом спортзале, более, кстати, приспособленного для такого рода деятельности. Кроме меня так же посчитали ещё несколько полуфиналистов, разминавшихся поодиночке или под руководством тренеров. Это только у нас почему-то, наверное, в целях экономии, со сборной отправили единственного наставника. В других командах чуть ли не у каждого боксёра имелся личный коуч. Хотя, может, кто-то прилетел в Грецию и за личный счёт. Наши тренеры — тот же Храбсков — такого себе позволить не могли.

Так вот, о воде… С собой у меня имелись пара стеклянных полулитровых бутылочек минералки — нужно было поддерживать водно-солевой баланс. Это же мне советовали и Чеботарёв с Биркиным. Стояли бутылки на подоконнике, чуть позади и сбоку, пока я отрабатывал перед зеркальной стеной бой с тенью. Одна уже была початой, вторая целой. И в один отнюдь не прекрасный момент оказалось, что початая бутылочка куда-то исчезла.

Я недоумённо оглянулся в надежде увидеть, кто из разминающихся боксёров мог случайно или преднамеренно увести мою воду, но ни у кого своей бутылки не обнаружил. В этот момент я вспомнил, что в отражении зеркала вроде бы мелькала чья-то тень, какого-то человека в светлом спортивном костюме. Наверное, кто-то из тренеров внаглую позаимствовал водичку. Хм, странно… Ладно бы целую увели, я бы ещё понял, в початой воды оставалось всего ничего.

Посокрушавшись по поводу человеческой беспринципности, я взял новую бутылку, открутил удобно приспособленную для этого пробку и сделал большой глоток… Фу, что за горький привкус? Я повертел бутылку в руках, на вид она вроде бы ничем не отличалась от той, которую увели, а вкус, тем не менее, какой-то противный, аж слегка выворачивает. Может, мне просто показалось? Я сделал ещё глоток и снова поморщился. Да ну на фиг, отравишься ещё, может, она просроченная какая…. Поискал на этикетке дату — да вроде как всего месяц назад бутылка сошла с конвейера. Но всё равно пить из неё у меня не было больше никакого желания.