Ловец душ и навья невеста (СИ) - Ярошинская Ольга - Страница 47

Карна тут же прекратила всякие попытки вырваться. И то правда — руки у него, как клещи, не разомкнешь.

— И что теперь? Снова будешь смотреть мне в глаза? — с вызовом спросила она. — Знаешь, что? В твоей проблеме виноват ты сам. Вот что ты разглядываешь в моих воспоминаниях? Щенков, цветочки, солнечный луг. Это все было и у тебя, я уверена. Солнце светит каждому, и цветы есть везде, как и щеночки. Просто ты не способен видеть хорошее! Вот и все!

— А я и не собираюсь разглядывать хорошее, — пробормотал он. — Хватит. Давай теперь посмотрим на твои грязные тайны. Постыдные секреты. Вся такая правильная, да?

Карна, ахнув, дернулась, пытаясь вырваться, но он прижал ее к стене своим телом, а пальцы сомкнулись на ее запястьях не хуже стальных наручников.

— Значит, и тебе есть что скрывать? — заметил он. — Покажи мне…

А потом она провалилась в бездонный колодец его глаз, чтобы на самом дне увидеть себя.

Она оказалась в своей девичьей спальне. Светлая комната, мягкий ковер под босыми ногами. Букет пионов с белыми шарами цветов растопырил резные листья, словно пытаясь удержать равновесие. Карна видела себя в отражении зеркала с кружевной серебряной рамой. Завтра свадьба. Платье висит в углу комнаты. Она меряла его сто раз, и оно было идеальным. Но сейчас на ней другая одежда: белый шелк, тонкие бретельки, слегка впивающиеся в ключицы, трусики с широкой каймой кружев, чулки. В ушах жемчуг, и жемчужные бусы спускаются до ямки пупка. К свадебному платью она повесит их в три ряда, но сейчас ей нравится так.

Сознание Карны забилось от ужаса, словно муха в стекло, когда она поняла, что ловец тоже видит ее такой. Где-то там, в другой реальности, она чувствовала горячее дыхание на своих губах, пальцы, обхватившие запястья, и чужое сердце, которое билось все сильнее, ударяя ей в грудь. Но не могла ничего поделать. Как бабочка, приколотая булавкой, которую выставили на потеху, накрыв стеклом. Не могла вырваться, не могла это прекратить…

Отражение погладило выпуклые холмики грудей кончиками пальцев, губы сами приоткрылись. Кожа гладкая и теплая. Завтра Эдмон снимет с нее платье и прикоснется к ней. Ему понравится к ней прикасаться. Она погладила грудь и соски проступили через тонкую ткань. Завтра ее будут ласкать мужские руки. Это будет по-другому. Но Эдмон будет нежным, она знала. Они лягут на кровать, и это его руки будут гладить ее грудь, скользить по плоскому животу, все ниже. Он не будет спешить, изучая ее тело. Карна вытянула шпильки, и волосы упали на спину темной волной. Запустила пальцы в пряди, слегка взбивая.

В зеркале была какая-то другая женщина, более взрослая, раскрепощенная, жаждущая любви и готовая к ней. Карна завела руки за спину и расстегнула бюстгальтер. Отражение одобрительно улыбнулось ей, когда она слегка приподняла и сжала груди. Такие налитые, упругие… Внизу живота сладко заныло, и она, быстро глянув на дверь, закрытую на щеколду, потянула вниз трусики…

И лишь когда женщина в зеркале запрокинула голову, прикрыв глаза от удовольствия, Карна дернулась изо всех сил, возвращаясь в реальность, где ловец тяжело дышал, вжимаясь в нее всем телом, и не оставалось никаких сомнений, что он видел все. До последней детали, отраженной в зеркале с серебряной рамой.

Карна вырвалась из его рук, толкнула в грудь и, с размаху влепив очередную пощечину, ахнула и схватилась за кисть. Щеки пылали, ее всю колотило, и теперь еще и руку ударила о мерзкую рожу этого…

— Не ушиблась? — нахмурившись, озаботился Рихард. — Эту пощечину я заслужил, согласен.

Он смотрел на нее слегка виновато, но на лице не было ни насмешки, ни осуждения. А когда он прижимался к ней, во время воспоминания, она явственно чувствовала, что все это его возбуждает.

Карна глухо застонала и бросилась вверх по лестнице.

— Карна! — он поспешил за нею. — Ну прости…

— Ненавижу тебя! — выкрикнула она и захлопнула за собой дверь, которая, впрочем, тут же открылась.

Рихард помялся на пороге, но все же шагнул в спальню, а Карна уже вытащила чемодан из-под кровати и быстро бросала в него вещи, лишь фотографию Эдмона положила аккуратно, чтобы не разбить стекло в рамке.

— Карна, — повторил Рихард. — Там же не было ничего предосудительного.

Она шмыгала носом и иногда вытирала щеки ладонями, но когда Рихард сделал еще шаг к ней, выпрямилась, выставив вперед руку, а потом быстро завела ее за спину — так позорно та дрожала. Вся ее выдержка, все воспитание не могло помочь в такой постыдной ситуации.

— Только попробуй сделать еще шаг, — пригрозила Карна. — Ты подлец, Рихард Мор. И нет ничего странного в том, что ты не прошел проверку. И следующую не пройдешь. И мне плевать, что с тобой будет дальше.

Она снова шмыгнула носом и вытерла слезы ладонью.

— Я не должен был смотреть, — согласился Рихард, запустив пальцы себе в волосы.

— Конечно, не должен! — взвилась она.

— Воспоминания имеют окраску. И я думал, там нечто постыдное… Но тебе нечего стыдиться. Ты красивая, чувственная женщина…

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой, — отрезала она, вынимая из шкафа еще несколько вешалок. — Мы договаривались: ты смотришь только те воспоминания, которые я тебе показываю, в противном случае я сразу уезжаю.

Он молча наблюдал за ее сборами.

— А как же Эдмон? — спросил, наконец.

— Я сама помогу ему упокоиться, — ответила Карна. — Спрошу, что ему надо, и сделаю. Тебе не понять.

— Может, и не понять, — пожал он плечами и спрятал руки в карманы. — Ради меня и живого-то никто не станет напрягаться. Что уж говорить про мертвого.

— Вот не надо давить на жалость, — фыркнула Карна. — Уго ради тебя в лепешку разобьется.

— Ну, разве что… — Рихард сделал еще шаг вперед. — Карна, прости. Я так испугался, когда ты исчезла. Ты поступила глупо.

— Это моя жизнь и мои поступки, — заявила она. — Глупо было сюда приезжать.

Выдвинув ящик шкафа, Карна вынула из него охапку белья и положила в чемодан. Взгляд Рихарда против воли метнулся к пене кружева, но Карна быстро прикрыла чемодан. Попыталась застегнуть его, но замок заело, а вещи, накиданные в кучу, торчали по центру горой.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — сказал он.

— А я не хочу оставаться, — ответила она, пряча от него глаза.

Вот как после этого с ним общаться? Как смотреть в глаза?

— Ладно, — сказал он. — Раз уж моя грядущая проверка тебя не заботит, и с Эдмоном ты решила разобраться сама, предлагаю тебе еще одну причину, чтобы остаться.

— Нет таких причин, — буркнула она, сражаясь с замком, и засовывая внутрь чемодана выпавший рукав блузки.

— Месть, — произнес Рихард, и Карна вскинула на него глаза. На его щеке, заросшей щетиной, все еще виднелся след от пощечины, волосы взъерошились, а нижняя губа немного припухла от ее укуса. — Ты ведь не могла не связать эти два факта: подселение жрунов в свиристелок и нападение навьей стаи на твоей свадьбе. Если допустить, что кто-то научился целенаправленно подселять навок в животных, то очевидно, что произошедшая трагедия — спланированное покушение.

— Ты об этом знать не знал, — напомнила Карна, — а теперь так уверен?

— Твой отец — Константин Кеза — был советником Великого Князя, — сказал Рихард. — Он многим как кость поперек горла стоял.

— Мой отец служил верно и не боялся говорить правду, — вздернула подбородок Карна.

— И я об этом, — кивнул Рихард. — Ты хочешь найти тех, кто виновен в навьей свадьбе?

— Это произошло год назад, — нахмурилась она. — Улики, если они и были, исчезли, их никак не найти.

— И тут тебе очень пригодился бы человек, который может определить преступника, лишь посмотрев ему в глаза…

Карна оставила чемодан и подошла к окну, повернувшись к Рихарду спиной. Вцепившись пальцами в подоконник, она лихорадочно думала. Отомстить за гибель родных? Найти преступников? Все в ней вспыхнуло от новой цели, озарившей дальнейшую жизнь. Было ли это покушением? Если кто-то сумел подселить навку в лысую свиристелку, то отчего же не допустить, что и трагедия на ее свадьбе — дело чьих-то рук. Конечно, так и было!