Ловец душ и навья невеста (СИ) - Ярошинская Ольга - Страница 23

Украденный поцелуй грел губы, как солнечный луч. Мальчишеская выходка, конечно, и ему хотелось поцеловать ее совсем по-другому, но на душе было непривычно радостно.

Знак ловца, свисающий с козырька над крыльцом, сверкал на солнце — круг, разделенный надвое кинжалом. В академии им говорили, что они и есть этот кинжал, стоящий на границе между тьмой и светом. Тьмы в его жизни хватало. Да и Карна иногда была просто невыносима: заносчивая, спесивая аристократка, врушка к тому же. Однако в ее душу он окунался, как в свет. При всех ее недостатках, она не была злой.

А ее губы оказались такими сладкими...

Рихард сбежал по ступенькам и неспешной трусцой повернул к реке. Уго догнал его по пути и подтолкнул в бок так, что он чуть не слетел в реку.

— Как сам, Харди?

— Прекрасно, — ответил Рихард, приноравливаясь к его темпу. — Придешь ко мне на ужин? Карна обещала испечь пирог.

— Со свининой? Нет уж. Она еще наверняка не остыла. Надо выдержать паузу. Чтобы она начала скучать, думать — не зря ли отказалась…

— Пауза может затянуться, Уго, — улыбнулся Рихард.

— Ничего. Важен результат. Я созрел для семьи, Харди. Мне нужна хорошая женщина, которая умела бы вкусно готовить и родила мне с десяток детишек. Веселых, толстеньких, визгливых, как поросятки.

— Мило…

— Куплю участок земли, — размечтался Уго, продолжая бежать, — возле дубравы. Посажу кукурузу. Может, пару каштанов… Попробую поухаживать за Карной как положено. А потом, когда я буду лежать на пледе под своим дубом, положив голову ей на колени, а Карна — чесать меня за ухом, нам будет что вспомнить… Нужна красивая история любви.

— И с чего начнешь?

— Это секрет, — сказал Уго, подозрительно на него покосившись. — А то еще украдешь мою идею.

— Пусть победит сильнейший? — Рихард подтолкнул Уго и прибавил темп, обогнав оборотня. Он слышал его сопение позади и быстрые удары ног, но сумел взбежать на мост первым.

Черва медленно текла внизу, ветер ерошил воду, и поверхность покрылась чешуей мелких волн — словно большая черная змея медленно ползла под мостом. И Рихард невольно сглотнул, представив то, что он должен был сделать прямо сейчас.

Он снял рубашку, повесил ее на низкие перила моста, потом и майку.

— Харди, ты чего? — встревожился Уго.

— Мне надо вытащить жруна, — сказал он.

— Но в газетах писали, ты уже…

— Меньше верь газетам, Уго. Я удивлен, что ты вообще их читаешь.

— Обычно я делаю это только в туалете… Харди, ты что же, хочешь как в тот раз?

— Не хочу, — вздохнул он. — Но надо.

— Зайди хотя бы с берега!

— Мне проще нырнуть сразу. Ты ведь знаешь, что делать? — Рихард снял ботинки, стащил брюки, белье, носки. Кожа покрылась мурашками от холодного ветра, а волны внизу побежали быстрее.

— Я не смогу! — воскликнул Уго, и Рихард, обхватив его за холку, притянул к себе, так что глаза оборотня оказались напротив его глаз. А потом вскочил на перила, оттолкнулся и, вытянув руки, нырнул в Черву.

Уго с полминуты стоял, словно в оцепенении, но потом тряхнул головой, обернулся, бросился к перилам и, жалобно взвизгнув, кинулся вниз по мосту и дальше, по течению реки, в черных водах которой большой белой рыбиной виднелось тело Рихарда.

***

Вода несла его, набиралась в уши, в нос, переворачивала и окунала глубже, так что скользкие пальцы водорослей гладили беззащитный живот, обвивали щиколотки. Рихард иногда открывал глаза, но не видел ничего кроме тьмы. Она была везде: и снаружи, и в нем. Всегда, с самого рождения. С той половиной мира его связала пуповина. Иногда ему казалось, что ее не перерезали полностью. Ребенок, рожденный мертвой матерью. Он давно должен был умереть сам. И тьма ждала его, звала, она его видела.

Легкие стало жечь, горло сдавило. И он не выдержал, сделал вдох, и тут же закашлялся от рези, замолотил руками, ногами.

— Наконец ты пришел, ловец, — глухой голос, уже знакомый ему, прозвучал где-то в подсознании, а потом Рихард пришел в себя на сухой траве, повернулся и закашлялся, выплевывая воду из легких.

— Ненавижу тебя! — выкрикнул Уго и стукнул его раскрытой пятерней по спине.

— Все! Хватит! Я в порядке.

— В порядке… — Уго вскочил и отойдя несколько шагов, поднял с земли свое красное пальто и, вернувшись, накинул его на Рихарда. — Тебе обязательно было это делать?

— Не знаю, — честно признался Рихард, повернувшись на спину и глядя на низкие тучи. Пальцы ног онемели от холода, зубы начинали стучать. — Думаю, из собаки будет легче достать навку, чем из человека, но я не хочу облажаться. После короткой смерти мое тело примет тьму легче.

— Ты помнишь, как долго тебе пришлось приходить в себя после того раза? — насупился Уго. Он бродил вдоль реки, собирая свои вещи, сброшенные впопыхах. — Но там это было понятно, ребенок. А тут — собака! Ты совсем не бережешь себя, Харди!

— Теперь у меня есть Карна. Приду домой, посмотрю в ее ясные очи… — сказал Рихард, садясь и кутаясь в пальто. — Где моя одежда?

— Там, где ты ее оставил. Или я должен был собрать твое бельишко, а уже потом вытаскивать тебя из воды?

Рихард посмотрел на Уго и виновато улыбнулся. Тот не успел толком раздеться и ходил перед ним в майке без рукавов и панталонах, туго обтягивающих зад. Пар поднимался от шерстяных плеч, а волосы ощетинились, как иголки у ежа.

— Я вижу твой хвостик, — ухмыльнулся Рихард, поднимаясь. — Всегда хотел спросить, как на него реагируют женщины.

— По-разному, — нехотя ответил Уго. — Надеюсь, Карне понравится.

— Она его никогда не увидит, — заявил Рихард.

— Это мы еще посмотрим.

— Я тебя уделаю. До моста наперегонки? — спросил Рихард и, не дождавшись ответа, рванул вперед.

***

Рихард вернулся к ужину. Взбудораженный, взъерошенный, провонявший и своим, и чужим потом, и еще какой-то тухлятиной. Уго одарил Карну улыбкой и исчез, чему она несказанно обрадовалась. А ловец, спустившись на кухню после душа, молча набросился на пирог, будто не ел по меньшей мере три дня.

— Приятного аппетита, — сказала Карна, садясь напротив. Рихард промычал что-то в ответ и откусил еще. — Как прошли ваши… занятия с Уго?

— Нормально, — ответил Рихард. — Это что, оленина в пироге? Жестковатая начинка. В следующий раз возьми другое мясо. Крольчатину, к примеру.

— Следующего раза может и не быть, — ответила она, вздернув подбородок. Взгляд Рихарда прошелся по ее блузке и снова вернулся к лицу. Темные глаза, бездонные провалы, две кротовьи норы, в которых можно пропасть навсегда. — А ты мог бы сделать над собой усилие и поддержать беседу, а не отделываться этим твоим «нормально».

— Как умер Эдмон?

Карна ахнула от негодования, сжала вилку.

— Полегче, — сказал ловец, слегка отпрянув, — ты ведь не собираешься ее в меня воткнуть? Сама хотела побеседовать.

Она поднялась, стул громко проехал ножками по полу, будто тоже выражая негодование. Окинув ловца взглядом, в котором он должен был прочесть разочарование, гнев и осуждение, Карна пошла прочь из кухни.

Рихард слышал звук ее шагов, поднимающихся по лестнице, потом все стихло. Он задумчиво дожевал кусок пирога. Хорошо, что она ушла. Его темная сторона натуры сейчас явно брала верх над светлой. А Карна будто нарочно его провоцировала. Эти голубые глазки, белая кожа. На ней наверняка остаются красные следы даже после обычных поцелуев. И блузка с рядком крохотных пуговичек-бусинок. Такие невозможно расстегнуть. Он бы потерял терпение уже после пятой. Такую блузку надо срывать, чтобы пуговки брызнули по всей кухне… Наверху хлопнула дверь, вторая, в ванной зашумела вода. Похоже, сейчас Карна как раз раздевается.

Рихард закрыл глаза, вызвал в памяти образ Уго — волосатые плечи, туго обтянутый майкой живот… Выдохнув, потянулся за следующим куском пирога. За окном быстро темнело, и давно можно было отправляться к Мирабелле, но Рихард малодушно доел весь пирог и лишь потом пошел собираться. Он взял кинжал и пистолет лишь по привычке: оружие ему сегодня не понадобится. Мелькнула мысль — подняться к Карне и попросить прощения, но он ведь не сказал ничего предосудительного. Надо бы и вправду выяснить, что там за умерший муж, и какие тайны еще она скрывает. Но он займется этим потом.