Внутренний дворец. Книга 1 (СИ) - Архангельская Мария Владимировна - Страница 6

М-да, с таким богатым багажом знаний я, пожалуй, только и смогу, что определить, нахожусь я до монгольского завоевания, или после. И хотя, если подумать, какая мне разница, всё же невозможность определить свои координаты беспокоила. Впрочем, про Китай я знаю хотя бы это. А вот история тех же Вьетнама и Кореи для меня и вовсе чистый лист.

В общем, остаток путешествия для меня омрачился осознанием, что дорога домой для меня закрыта напрочь, и это время, эта страна, чем бы они ни были – навсегда. Нет уже надежды, что вот ещё неделька такого путешествия, и я смогу найти кого-то, кому можно объяснить, кто я, и попросить помощи с возвращением домой. И что теперь творится у меня дома? Мои родные – ох, что теперь с ними? Умерла я, или пропала, или даже лежу в больничной палате и безмятежно сплю – им в любом случае не сладко. И Гриша – встреться я с ним сейчас, я, наверное, бросилась бы ему на шею, забыл былую обиду. И если там я всё же умерла, как бы он не начал винить за это себя, ведь я действительно кинулась под колёса из-за нашей ссоры.

А ведь он совсем неплохой парень, Гришка-то. Ну да, обманул, но ведь я и сама отчасти виновата, проедая ему плешь с этим браком. Если б я всё же смогла вернуться домой, я бы… ну… нет, всё же я не уверена, что осталась бы с ним. Но, во всяком случае, рассталась бы без скандала.

Однако тосковать и рыдать в подушки, которые здесь выглядели как круглый длинный валик, можно было сколько угодно. Отныне я буду жить здесь, и с этим оставалось только смириться.

Так по стене чертополох пополз,

Что и не вырвешь, заросла стена.

Есть про покои женские молва —

Её передавать я не должна.

О, если всё я передать должна —

Я знаю, будет речь моя длинна.

Ши цзин (I, IV, 2)

Я с отвращением посмотрела на палочки – увы, искусство еды с их помощью мне по-прежнему не давалось. Нет, прогресс был, мне уже чаще всего удавалось доносить еду до рта, но боже мой, как же это было утомительно! Постоянно приходилось следить за руками и палочками, а стоило чуть отвлечься, как кусочки мяса, овощей или зёрнышки риса норовили просыпаться на стол или подол. В результате я ела медленно и постоянно не успевала за всеми остальными. Спасалась пирожками, печеньями, пельменями и супами.

А ещё тут пили несладкий чай. Казалось бы, пустяк, а раздражало. Кроме чая подавали пиво, иногда подслащенную воду, настои или отвары цветов и каких-то трав, а иногда даже риса, судя по зёрнышкам на дне. Пару дней назад мы проезжали ещё один крупный город, и там нас в первый и, возможно, последний раз порадовали чем-то вроде сливового компота. А так – либо пиво, либо чай…

Я подцепила палочками мясной шарик и положила его в рот. В задумчивости подхватила кусочек чего-то ещё из тарелки, едва не выронила, но всё же отправила вслед за мясом. Прожевала, проглотила… И только тут до меня дошло, что вкус хоть и знакомый, но какой-то неправильный. Во всяком случае, с окружающей меня обстановкой как-то плохо вяжется.

Я тут же принялась копаться палочками в тарелке, пока среди щедро облитых соусом овощей не нашла ещё один такой же кусочек. Положила в рот, вдумчиво прожевала… Да, сомнений не было, я ела картошку.

Ну вот, пазл и сложился. Картофель никак не мог попасть в Старый Свет до Колумба, а распространение как сельскохозяйственная культура получил и вовсе значительно позже, веке так в восемнадцатом. Едва ли он мог двинуться на Восток раньше этого срока. Между тем – это я тоже вспомнила – веке где-то так в семнадцатом Китай завоевали маньчжуры, которые ввели ряд преобразований, в частности – предписали мужчинам носить косы вместо привычных пучков, что даже привело к нескольким восстаниям. Автор книги, где я это вычитала, ехидно замечал, что привычную причёску китайцы отстаивали с куда большим энтузиазмом, чем национальную независимость. Люди же вокруг меня – я посмотрела на соседний столик – носили именно что пучки. Или хвосты, причём тоже связанные на макушке и удерживаемые заколками разной степени красивости. Только мои спутники под шапками носили по две косы, соединённые кончиками в районе лопаток, местные же если и заплетали волосы в косу, то укладывали её от затылка вверх к макушке, чтобы там скрутить волосы во всё тот же пучок.

Значит, я не в средневековом Китае – во всяком случае, не в том Китае, что был на Земле. Это всё-таки иной мир. Так что можно больше не насиловать свою память, выжимая из неё крупицы давно забытых сведений. Об этом мире я не знаю совершенно ничего, всё придётся узнавать заново.

Как ни странно, это открытие меня слегка успокоило. В нём всё же таилась некая определённость, так что я могла теперь расслабиться и просто ждать, что будет дальше.

А ещё через пару дней мы достигли и конечной точки нашего путешествия. Это снова был город – куда крупнее тех, которые мы уже миновали.

Он начинался с двух внушительных столбов, которые стояли по обе стороны дороги примерно в полукилометре от городских ворот. Ворота тоже внушали – теперь они стояли между двумя башнями, а из-за первого ряда стен высовывался второй, ещё выше и внушительней. Объяснившись со стражей и миновав створки, мы прокатили по туннелю, потом по проходу из поперечных стен между двумя кольцами укреплений, и наконец миновали второй туннель. Перед воротами на этот раз рынка не было, он оказался за ними, на довольно обширной площади, замощённой серыми каменными плитами. Но центральный проход через площадь, отмеченный невысокими каменными столбиками с фонарями, оставался свободным, и наши фургоны проехали по нему без задержек. Торговые ряды шумели вокруг, их гул заглушал восторженно-испуганный шёпот девчонок, опять сгрудившихся у меня за спиной.

– Страшно? – возница обернулся к нам и подмигнул. Я улыбнулась. Человека, выросшего в земном мегаполисе, многолюдством и размерами сооружений не напугаешь, но на тех, кто не видел ничего, кроме родного стойбища, впечатление всё это действительно должно производить неизгладимое.

За домами, окружавшими площадь, поднимались башни и крыши, должно быть, храмов и дворцов. В любом уважающем себя средневековом городе должны быть храмы и дворцы. Потом фургоны миновали зев улицы и поехали дальше, иногда задерживаясь на перекрёстках, пропуская повозки и кареты, или заставляя их самих ждать, пока мы проедем. Через несколько минут такой езды наш караван вдруг остановился, постоял некоторое время – кажется, ехавшие в головном фургоне и рядом с ним кого-то встретили. Вскоре после этого мы свернули в поперечную улицу, потом ещё в одну, поуже и потише. И наконец остановились у ворот какого-то дома.

К воротам, впрочем, шли ступеньки, так что к ним, спешившись, направились лишь возглавлявшие караван мужчины, а фургоны и лошадей повели в обход. Я разглядела, что к моим попутчикам действительно присоединился незнакомый человек в долгополом лиловом одеянии и высокой шапке. Впрочем, видела я его от силы несколько секунд, после главный вход исчез за поворотом, а потом фургоны вкатили на задний двор.

Это уже явно была не гостиница, пусть даже и дорогая. Скорее поместье – несколько строений и несколько дворов, отделённых друг от друга внутренними стенами. Нам с девчонками отвели целый одноэтажный дом с собственным садиком. И даже с прислугой, которая помогла нам вымыться и подала ужин. Правда, когда я по уже сложившейся привычке решила пойти прогуляться по окрестностям, проход во внутренней стене загородил один из слуг в синей одежде наподобие халата до колен и жестами дал понять, что выходить нежелательно. Ну и ладно.

Дом… Ну, наверное, по местным меркам он считался богатым. Центральная комната, несколько маленьких спаленок, в которых мы и разместились, и ещё одно заднее помещение, пустовавшее. Мебели, правда, опять был минимум. В моей спальне вместо кровати было небольшое возвышение, на котором раскладывались матрас и прочие спальные принадлежности, сундук, столик с фаянсовым тазом и кувшином, и что-то вроде подушки с одной твёрдой стороной, лежавшей не на спальном возвышении, а рядом. Узкое окно, с переплётом в виде фигурной решётки, заклеенной бумагой, выходило во всё тот же садик. Двери не было, проём закрывала занавеска из тяжёлой гладкой ткани. Неужели шёлк?