Злата. Медвежья сказка (СИ) - Лебедева Ива - Страница 51

Я и осмотреться не успела в роскошной столовой, как в нее влетела сразу толпа людей. Все они шумно радовались, тискали Айвена, обнимали меня, смеялись, перешучивались, называли свои имена, которые у меня моментально перемешались в голове… Я запомнила только сестру и братьев свекрови: Эмилину — очень красивую женщину с синими глазами, Лисандра — строгого мужчину в военной форме и Шона — милого весельчака со шкодным прищуром. Почему-то они были не Агреневы, как я сначала подумала, а Аддерли. При этом два других брата Кристис — Олег и Мечислав — были как раз Агреневы… Ой, потом разберусь. Все равно пока голова кругом.

Я так и сидела в этом веселом хороводе родственников, хлопая глазами, как сова в полдень, пока в комнате вдруг не раздался негромкий, но глубокий и уверенный женский голос.

— Дети, тихо. Ти-хо. Перестаньте мельтешить и дайте мне пройти.

Все и правда как-то разом примолкли, а у меня отчего-то сердце провалилось в желудок. Я узнала этот голос — из Золотинкиных снов-воспоминаний. И эта женщина, невысокая, с проседью в густой русой косе, перекинутой через плечо, и едва заметными морщинками у глаз, она тоже была мне знакома. Как и мужчина, возникший у нее за плечом. Огромный, тоже полуседой, но ничем иным возраст на нем не проявился — могучий разворот плеч и легкие, почти звериные движения. Такие… медлительно-косолапые на первый взгляд — я даже не знаю, откуда у меня в голове возникло это сравнение. А! Он же… он тоже медведь?!

— Ну и чего ты так испугалась, дурочка? — Женщина по имени Бераника прошла через комнату и остановилась напротив меня, протянула руку и ласково потрепала меня по коротко остриженным волосам. — Бедная маленькая девочка, совсем тебя замучили? Ничего, теперь отдохнешь. Это не всем по силам, прийти так издалека. — Последнюю фразу она сказала как-то… У меня холодок пробежал вдоль позвоночника, потому что мне показалась — она не про расстояние до нашего острова говорит.

Бабушка Айвена взяла меня за руку и потянула за собой, на ходу бросив остальным, в том числе и встревоженному Айвену:

— Вы тут пока сами поболтайте. Ваня, с тебя отчет деду, понял? Это безобразие так просто оставлять нельзя. А мы пока пойдем устроим твою жену, дадим ей отдохнуть с дороги и пошепчемся о своем, о женском. Злата, не беспокойся, за Кристинкой тут есть кому присмотреть, а потом ее познакомят с нашими младшими, ребенок не соскучится. И накормят, и умоют, и переоденут, и спать уложат. А тебе самой надо отдохнуть.

Я за ней пошла, как загипнотизированная. И где-то шагов через десять поймала себя на том, что перестала бояться. Рука у нее была теплая, а глаза добрые…

— Совсем тяжко пришлось, маленькая? — спросила она меня, когда мы остались одни в большой уютной спальне. Бабушка Айвена усадила меня на кровать, а сама села напротив, все еще держа меня за руку. — Еще бы. Мир чужой, время чужое… Ты не представляешь, как я благодарна тебе за то, что ты справилась.

У меня аж язык отнялся от такого заявления. Откуда?! Откуда она знает и почему… то есть…

— Вы… что я не Золотинка?! — только и сумела пролепетать.

— Ох, девочка, — покачала головой Бераника. — Все намного сложнее. Я тебе расскажу все, что знаю, но и у меня не так много информации. Скажи мне, откуда ты пришла? Из будущего или из прошлого?

— Из будущего…

— Ох, это еще тяжелее в каком-то смысле. А в каком-то, может, и помогло тебе, верно? По русски-то ты говоришь так чисто, что я в тебе сразу соотечественницу угадала. Хотя крови в тебе намешаны очень разные, и индейские в том числе. Потому в тебе сила-то и проснулась. Из какого ты века?

— Э-э-э… из двадцать первого. Но откуда вы знаете? И что все это значит?!

— Вот послушай. Когда мы в первый раз приехали навестить внука, я сразу поняла, что жена у него не простая индеанка…

— Вот послушай. Когда мы в первый раз приехали навестить внука, я сразу поняла, что жена у него не простая индианка, а та, что несет кровь Матери племени. Недаром же я веда-то, уж свою сестру не пропущу. Она ведь, Золотинка, Ваньку нашего себе не просто так выбрала и в свой род увела, подарив второй облик. Муж мой его зверя сразу почуял, в роду Агреневых тоже предок непростой, но там другое. — Бабушка Бераника многозначительно и немного мечтательно улыбнулась. — Не может он легко по своему желанию оборачиваться, только в минуту смертельной опасности превратился всего раз и чуть было не ушел в лес диким зверем. Едва- едва вернула тогда. А Ванька-то даже не Агренев, Кристинка мне по душе родная, а по крови — приемная. У Аддерли свои духи предков, не знаю я их, чужие они. Но раз Ваньку Великой Матери отдали, значит, свои резоны у них.

— А про другой век вы откуда знаете? — От обилия мистической информации у меня голова кругом пошла, но не верить-то никак. Сама свидетельница, больше месяца в черной шкуре между кедрами шастала. И с Золотинкой разговаривала… так что теперь смотрела на бабушку Беранику с надеждой: похоже, она в курсе, что такое с нами со всеми приключилось.

— У индейских шаманов с миром духов свои счеты и связи, — вздохнула та. — И с гранью тоже. Когда теб… когда Золотинку убили ироды эти, там, на острове, она сделала что-то не до конца мне понятное. А потом пришла в мои сны и все рассказала. Чтобы мы не беспокоились зря, но и с помощью не тянули.

Бабушка Бера — она так велела себя называть еще раньше — взяла мои ладони в свои, сжала и посмотрела мне прямо в глаза:

— Самое главное, детка, что ты не гостья и не самозванка. И Ванька наш, и дочка — они твои. Когда злодей тот у матери жизнь отнял, она, чтобы дите свое ему на расправу не отдавать, призвала силу Великой Матери и с ее помощью заняла у самой себя жизнь.

— В смысле, заняла?! — обалдела я.

— Миров много. Время в них идет по-разному. А душа — она одна, вечная странница, играет с разными судьбами, как дитя в игрушки, то одно попробует, то другое. У древних людей Севера есть такая уловка: если жизнь твоя здесь обрывается насильно, раньше времени, то можно как бы взаймы взять у самого себя, но из другой игры, или грани. Из другого времени, понимаешь? Так что память у вас с Золотинкой разная, потому что прожили вы ее в разных мирах. А вот душа одна. Она — это ты.

— То есть я там, у себя, умерла, потому что Золотинка…

— А ты не умерла. Та жизнь, что взаймы взята, как бы на паузу встала. Проживешь здесь, сколько отпущено, и вернешься в то же мгновение, из которого ушла. Не зря же это именно «взаймы», а не просто так отнято.

Понимаешь?

— Не очень, — честно сказала я. — У меня голова кругом. Жизнь взаймы, надо же… и я смогу вернуться…

— Поэтому ты почти о том своем мире и не вспоминаешь. То есть умом помнишь, а сердце не болит, верно? Не скучаешь, не беспокоишься ни о друзьях, ни о родных. Потому что душа твоя знает, что они твоего отсутствия даже не заметят и больно им не будет. И тебе не будет — встретитесь ведь еще.

— Правда?! — Я жутко обрадовалась и выпалила сразу все, что меня беспокоило: — А то я думала уже, что-то со мной не так. Тварь какая-то получаюсь, бесчувственная. Вот маму вспомню, вроде бы надо за нее испугаться, но не получается, а через секунду отвлекусь и сразу забываю обо всем, начинаю жить здесь и сейчас. Это… а когда я тут умру и туда вернусь, я буду помнить? Об этом мире, о Крис, об… Айвене?

— Вот этого я не знаю, детка, — вздохнула бабушка Бера. — Это мне неведомо. Хотя я и веда, и многие вещи из снов узнала, а до каких-то сама, своим умом дошла. Но чего сейчас об этом задумываться? У тебя тут вся жизнь впереди. Ты, главное, не бойся ничего и не тушуйся. И Ваньку, дурня такого, за ушко да на солнышко. Ишь, мнется он, ирод, душой жену чует, любит, а телом все сомневается. За шиворот и в спальню, да и весь разговор.

Я отчаянно покраснела, одновременно прикусывая губу, чтобы не хихикнуть. Было, с одной стороны, ужасно неловко слышать это от пожилой вроде как женщины, да еще бабушки мужа, а с другой — ужасно смешно. И… весело как-то. Легко стало от этих слов, словно у меня камень с души сняли.