Злата. Медвежья сказка (СИ) - Лебедева Ива - Страница 20

Я довольно хмыкнула, и тут у меня в памяти всплыл еще один маленький кусочек мозаики про прошлую жизнь Золотинки и ее семейства. «Мама красивая, папа работает. Папа приносит конфеты и балует, мама рассказывает сказки и ругает, если шалить. И может отобрать папины конфеты, если ее не слушаться». Короче, мамы мы слушаться привыкли, а с папой можно покапризничать. И лапками подрыгать.

Интересно, когда ребенок в следующий раз надумает превращаться в человека? И не вредно ли ей столько времени проводить в зверином облике? Я за собой пока не замечаю никаких психических изменений, но, во- первых, я взрослая, сформировавшаяся личность, а во-вторых, провела в теле медведицы всего ничего — чуть больше суток.

А мелкая, постоянно бегая на четырех лапках и лопая сырую рыбу, может привыкнуть к такому образу жизни, потом будет девочка-маугли. А я не теряю все же надежды когда-нибудь вернуться к людям. Природа — это хорошо, но цивилизация мне тоже нравится.

Значит, вернемся к месту ночевки и буду агитировать ребенка очеловечиваться. На сказку ее выманить, может? Дети любят сказки, это хорошая приманка. Расскажу ей про Машу и трех медведей!

Или не торопиться? За одну ночь деточка вряд ли окончательно одичает, зато не будет проблем, куда ее уложить и во что укутать, — мишке вон под тем кустом был готов и стол, и дом. Да, пожалуй, так правильнее будет.

Пока я предавалась педагогическим размышлениям, Айвен нанизал на гибкие ивовые прутья, свернутые в кольца, весь наш сегодняшний улов, хозяйственно пристроил вершу в развилку растущего у реки дерева и крепко ее там чем-то примотал. Понятно, ему с утра не улыбалось плести новую снасть. Вот так соображалка и практичность просыпается в людях, вынужденных выживать вопреки всем милостям природы. Глядишь, так муж окончательно приучится вести хозяйство.

Подгоняя перед собой круглопопую непоседу, весело скакавшую по дорожке после сытного ужина и сладкого сна, мы неторопливо двинулись к хижине. Я шла последней и с интересом наблюдала за своим названым мужем. Собственно, знакомы с ним всего один день, а я уже совсем перестала ассоциировать этого мужчину с безмозглым Гринчем из своего будущего прошлого.

Во-первых, Айвен был старше. Во всяком случае, выглядел старше. Это был взрослый мужик, а не юный беззаботный мажор. Во-вторых, пощупав и разглядев его поближе, я не только незнакомую медвежью татуировку обнаружила, но и заметно более широкие плечи, крепкие запястья и хорошо прокачанный мышечный корсет в целом.

С точки зрения четвероногой медведицы судить трудно, но Айвен, кажется, даже ростом был чуть повыше, чем Гринч, но тут я могу и ошибаться. А самое главное — у него глаза были совсем другие. Цвет тот же, разрез такой же, ресницы… и в то же время словно бы ничего похожего. Ну не умел вредный мальчишка из будущего смотреть с такой добродушной прямотой. Не было в серости его глаз такого стального блеска и такой доброй смешинки. Как это умудрялся сочетать Айвен, я не знаю, но получалось же у него.

Он, когда в речке мылся, штаны снял и даже быстренько прополоскал, а потом натянул на себя мокрые. Тут, конечно, дурень, не дай бог, себе чего-нибудь нужное простудит, но, с другой стороны, к дому мы топаем быстро, а ночь еще не настолько холодна — есть шанс содрать с него мокрую тряпку раньше, чем у него отвалятся почки. Но не это сейчас занимает мои мысли. А то, как я, натуральная медведица, подглядывала за голым мужиком, хотя он и ушел от нас с Кристинкой выше по течению и там спрятался за нависающими над водой кустами.

Он спрятался, а я того… прокралась. И вот теперь все пытаюсь сама с собой разобраться — зачем?! Убедиться, что у него на заднице еще каких-нибудь зверей не вытатуировано? Проследить, чтоб посторонние хищники не съели наши рабочие руки? Или просто из женского любопытства?

Вопро-ос… на который ответа я не знаю. Казалось бы, какое женское любопытство к голому мужику у медведицы? Меня скорее мохнатые окорока какого-нибудь брутального барибала должны интересовать. А вот нет… полезла любоваться на мужскую попку.

И знаете что? Мне понравилось то, что я там увидела. Вот ужас-то!

Снять с Айвена мокрые штаны оказалась та еще задачка. Ибо он вцепился в них как в родную маму и давай бухтеть про то, что ребенок-девочка ни за что не должен видеть своего авторитетного родителя в неглиже.

Я с пеной у рта доказывала, что ребенку-девочке до шишки на сосне, чего там на папе надето, что она уже видела его полудохлого и даже помогала полоскать в реке, что мокрый папа с упрямством во взоре ни фига не способствует поднятию родительского авторитета… все без толку.

В конце концов я рассвирепела и шокировала мужа почти насмерть, заявив, что если он к лысым лосям застудит себе сейчас простату, то я не пожалею медвежьей лапы, чтобы надрать ему дурную задницу, ибо в перспективе хочу еще детей, а у отмороженных на всю голову никаких детей не предвидится ни в ближайшем будущем, ни в отдаленном!

Не знаю, что выбило Айвена из колеи больше — мои познания в мужской анатомии или решимость разобраться с непослушным мужем с позиции силы. Хотя я на последних остатках осторожности все же не стала углубляться в медицинскую терминологию и обозвала простату «мужской железой», он все равно впечатлился по самые пряники.

Я воинственно выдвинула челюсть, благо сейчас мне было что выдвигать, и решила дожать:

— Если сам не снимешь, я их когтями сдеру в лоскуты и будешь вообще ходить перед дитем круглые сутки голым! Пока сам себе новые не сошьешь из добытых и обработанных по всем правилам шкур! Кристина спит уже на ходу, делать ей больше нечего, как твои трусы разглядывать и не уважать!

— Меня всегда поражало твое природное бесстыдство, — пробухтел почти сдавшийся Айвен. — Я все понимаю, тебя воспитывали индейцы, они ничего не понимают в цивилизованных обычаях и приличном поведении. Но не до такой же степени!

Уф-ф-ф-ф, а я уже успела немного испугаться, что меня сейчас разоблачат. Повезло, что Золотинка тоже придерживалась простых и понятных отношений между людьми, а не этих средневековых фанабериев, когда без рулона тряпки, наверченного вокруг туловища так, что не вздохнуть, и в люди не выйти.

— Именно, что до такой. Я хочу здорового мужа, а не мороженого червяка.

Айвен поперхнулся и вытаращил на меня глаза, и я тоже пасть лапой прикрыла, поняв, как двусмысленно прозвучало мое возмущение.

— Ты похож на мороженого червяка, весь, целиком! Синий вон уже, — торопливо попыталась я исправить впечатление. — А не то, что ты подумал… и кто из нас после этого, спрашивается, испорченный мальчишка?!

Айвен хрюкнул, фыркнул и вдруг расхохотался. Ну и я с ним за компанию, особенно когда убедилась, что муж махнул на все рукой и таки расстегивает пуговицы на поясе.

А я, в угаре и запале спора, нет чтобы отвернуться, как приличная, значит, скво, уставилась на мужа с таким интересом, словно он мне сейчас стриптиз спляшет вокруг сосны, с фирменными па и фокусом со шляпой.

Айвен чего-то мой интерес не оценил. Или, наоборот, оценил, но неправильно. Застегнул штаны обратно и ушел в кусты, что-то невнятно бормоча себе под нос. Сказать, что я испытала разочарование, — это ничего не сказать. Я тут пашу за себя и за ту тетеньку, из медвежьей шкуры едва не выпрыгиваю, понимаешь, а мне даже стриптиза не дали!

Уныло пронаблюдав, как из кустов высунулись две мужские руки и аккуратно, расправив и как следует встряхнув, развесили штаны повыше на ветке дерева, я обиженно выпятила нижнюю губу и пошла смотреть, чем там занята наша потомственная медведка. Когда спор с Айвеном на предмет раздевания только начинался, эта толстолапая егоза как раз пристраивалась на куче хвои и веток под навесом у хижины в обнимку с очередным лососем. Есть она его уже не могла — налопалась так, что круглое пузико при ходьбе едва не цеплялось за землю, но и отдавать не хотела ни в какую. Сунула рыбий хвост в пасть, как соску, и, сладко причмокивая, задремала.