Кружева от госпожи Феи (СИ) - "ЛуКа" - Страница 39

— Тогда конечно, лучше ей побыть у меня, — «Может, если я попытаюсь на ней поиграть, то найду и здесь какую-нибудь фею?», — ей стало любопытно.

— Я приходил к тебе ночью, — сурово проговорил лорд.

Титания развела руками:

— Теперь понятно, почему книга лежала на тумбочке, — отметила она. — Мог бы и разбудить, и вообще… нехорошо врываться в дом к фее!

— Это мог быть не я, а кто угодно, — строго продолжил Мертен. — Ты не закрыла дверь, — его глаза недобро блеснули.

— Знаю… — фея опустила взгляд. — «Совсем расслабилась». — Есть идея, как ты можешь меня наказать, — она хитро улыбнулась и, оставив флейту на столе, потянула Мертена в спальню.

Через два часа он покинул ее, чувствуя приятную расслабленность во всем теле.

— Я нашла в книге прабабушки заметку о заклинании кружев и там написано, что личная вещь усиливает действие заклинания, а самыми важными составляющими остаются кровь и волосы, — провожая его, поделилась Титания. — И еще, мне кажется… что личной вещью леди Елении, может оказаться что-то связанное с ее детством, возможно подарок от принца Ириана. Девушки такие сентиментальные на подобные мелочи… — обронила фея напоследок, и Мертен взял это себе на заметку.

Азалия

Перед Азалией стояли две женщины в дорогих платьях, между пышных юбок которых застыл бледный мальчик пяти лет. Он цеплялся за юбку одной, а вторая сжимала его ручку и было видно, что дама причиняет ему некоторый дискомфорт этой цепкостью.

— Изложите вашу проблему, сударыни, — обратился к ним один из королевских советников, возвышаясь рядом с судейским креслом, на котором восседала конкурсантка. — Сегодня по приказу его величества, ваш случай будет судить леди Азалия.

Для этого мероприятия, девушка облачилась в строгое фиолетовое платье с длинными рукавами. Убрала в пучок волосы и нацепила длинную с круглыми старинными часами цепочку, подражая советникам, стоявшим позади просителей.

Первой заговорила женщина с несколько непривлекательными чертами лица.

— Миледи, мое имя Френсис Горхальд, и я хочу сказать, что эта с позволения… дама, — своими маленькими, черными глазками, она злобно посмотрела на соперницу, к чьей юбке жался ребенок. — Не отдает мне мое дитя! Я родила его и именно я его мать! Я не была слишком умной, талантливой или трудолюбивой женщиной и прожила всю жизнь перебиваясь легкими заработками, — о том, что она воровала и с легкостью обманывала, меняла мужчин и никогда не вспоминала о сыне — она не сказала. — Вернувшись в столицу с кое какими средствами, я решила, что поступила необдуманно, и единственным моим желанием стало вернуть моего сыночка, зажить с ним хорошей жизнью, в достатке. И я отправилась к леди Ингрэм. Но эта, с позволения, леди — с трудом пропустила меня в свой богатый дом, видимо, она посчитала, что раз я одета не в такую богатую одежду, как она, то я оборванка, которая не сможет позаботиться о своем ребенке. Естественно, я согласилась на королевский суд, чтобы вы признали мои родительские права и воссоединили нас с сыном, спустя столько лет! — она шмыгнула носом и промокнула глаза платком.

Френсис напомнила Азалии индюшку: бордовое платье, красные щеки и слегка крючковатый нос.

— И подбросили к моим воротам, сударыня! — защищалась другая.

Аккуратно одетая леди, с приглаженными каштановыми волосами и накинутой на плечи шалью. Она поглаживала ребенка по светлым волосам и старалась не нервничать, но ее руки слегка подрагивали.

— Я леди Ингрэм Даловер, вырастила Метью как родного, не зная, кто подбросил несчастное дитя зимней ночью к воротам моего дома. Выкормила его из бутылочки, не спала ночами, когда он болел, учила читать и писать, не доверив это гувернанткам. Заботилась и воспитывала как могла, — на ее лице читалась уверенность, она явно не лгала.

— Она разлучила меня с сыном! — продолжала гнуть свое «индюшка», и дернула ребенка к себе, мальчик споткнулся и упал на колени. Он заплакал, шмыгая носом, и леди Ингрэм бросилась к нему с платком.

— Прочь от моего сына, я сама вытру ему нос! — заверещала Френсис и достала из кармана не слишком чистый платок, от которого мальчик отшатнулся, предпочтя вытереть слезы рукавом бархатной курточки, но при взгляде леди Ингрэм остановился и взял у нее протянутый платок.

— У вас имеются доказательства вашего материнства? Тест крови от королевского лекаря? — спросила Азалия, побарабанив пальцами по деревянным подлокотникам, и ей поднесли все необходимые бумаги. Пробежав по ним взглядом, она перевела его на дам. — Что имеется у вас, леди Игрэм?

— Записка, которую я сохранила вместе с детскими пеленками, в которых нашла своего сына. Я не хотела травмировать его детскую психику и решила, что когда Мети исполнится восемнадцать, то обо всем расскажу, — она вытащила записку из кармана и вместе с небольшим свертком, отдала советнику, который преподнес это Азалии.

Девушка развернула ткань, пощупала материал, оценив, что он не из дорогого, в который аристократы заворачивали своих детей, а принадлежит низшему сословию. Записка была в конверте: на пожелтевшей бумаге, кривым почерком с ошибками и кляксами было написано: «Я ему не мать. Отказываюсь и не хочу брать грех на душу», и никакой подписи.

— Господин советник, будьте добры ознакомиться, — она протянула ее мужчине. — Леди Ингрэм, процитируйте для присутствующих по памяти текст записки, — попросила Азалия, видя непонимание в глазах обеих.

— Эм… я попрошу… мадам Фрэнсис закрыть уши Метью — ребенок не должен это услышать, — попросила она, бросив увлажнившийся взгляд на мальчика.

— Вот еще! Что там такое, что не должен слышать ребенок! Какая чушь! — воскликнула Фрэнсис.

— Метью, дорогой, будь любезен закрыть ушки, пока взрослые кое-что скажут, — ласково попросила Ингрэм и ребенок послушно исполнил.

Он смотрел на рот мамы, как ее губы шевелятся, произнося что-то, от чего лицо этой дурно пахнущей тети рядом с которой он стоял, стало еще более красным. «Наверное, она переела помидоров», — подумал Метью, а когда красивая леди в кресле кивнула, мама улыбнулась ему, и он убрал руки.

— Мадам Фрэнсис, сейчас советник Барти подаст вам книгу-истины, на которую вы положите ладонь и поклянетесь, что не писали записку, — спокойно проговорила Азалия.

Взгляд Фрэнсис заметался, но не успела она что-либо вымолвить — перед ней стоял седовласый мужчина с черным фолиантом. На обложке была изображена перевернутая звезда.

Ее пальцы дрогнули, но она положила ладонь, обложка оказалась бархатной и от чего-то ее пальцы стало покалывать:

— Я — Френсис Горхальд, клянусь… что не писала записку… — книга вспыхнула и обожгла ее руку, заставив с криком отдернуть.

— И вы… лжете, леди Френсис, — Азалия улыбнулась. — Теперь ваша очередь, леди Ингрэм, — она взмахнула рукой, указывая на нее. — Повторите, что вы нашли Метью под забором зимой, воспитывали, любили и оберегали, как собственного ребенка, не взирая на разницу в статусе.

Ингрэм кивнула и сделала все, что ей велели, но огонь не обжог ее, вместо этого, черная книга засветилась белым, теплым светом.

— Теперь очередь мальчика, но… — Азалия встала с кресла и поманила книгу к себе, та перелетела из рук советника в ее. — Метью, не бойся, подойди ко мне… — она лучезарно улыбнулась ребенку и протянула к нему руку.

Возможно, это была игра света, ведь зал принятия решений находился под большим стеклянным куполом, но мальчик больше не видел перед собой обычную леди, он видел, как ее голову и спину окружает нечто серебристое, чем-то напоминающее ему… крылья.

«Как у бабочки», — подумал он, и по красной дорожке подошел к ней.

Рука леди была нежной и пахло от нее чем-то свежим, душистым, словно он попал на луг, где они с мамой устраивали пикник, он бегал с сачком, наблюдал за садящимися на розовые лепестки цветов пчелами.

Его окутало теплом и радостью, он позабыл, что еще несколько дней назад, в их большой и красивый дом, в его комнату с игрушками пришла та дурная тетя, и стала прижимать его к своей груди, кричать о том, что много лет его не видела, что судьба-злодейка разлучила их. Сейчас леди Азалия усадила его к себе на колени и, погладив по плечу, заговорила: