Моя любимая половина ночи (ЛП) - Лорен Кристина - Страница 14

Стефан (Эд) Д’Онофрио

Кто-то должен сказать ей, что получилось стрёмно. НЕ Я

Кристофер Хилл

Не я

Алекс Рамирез

НЕ Я

Рейд Кэмпбелл

ОГО.

Стефан (Эд) Д’Онофрио

Что? Ты нравишься ей больше всех

Рейд Кэмпбелл

А кому нет?

Рейд Кэмпбелл

Так мы заливаем описания? Мне нужно вернуться к работе.

Стефан (Эд) Д’Онофрио

Моё уже можно отправлять. Я возьму ту свою фотку, которую Крис сделал прошлым летом.

Кристофер Хилл

Там, где ты одет как Гримаса? Думаю, это плохой выбор. [Grimace, Гримаса — персонаж McDonaldland, который использовался в маркетинге ресторанов McDonald's с 1970 по 1990 годы — прим. ред.]

Стефан (Эд) Д’Онофрио

Нет, где я на твоём заднем дворе, придурок.

Кристофер Хилл

Уже лучше.

Алекс Рамирез

Нажимаем «подать» на 3… 2… 1…

Рейд Кэмпбелл

Готово.

Стефан (Эд) Д’Онофрио

О, и «эго». Заметили, что она снова опечаталась?

Алекс Рамирез

Милли в своём стиле. Тешит собственное эго. Может, она и правда лесбиянка.

Рейд Кэмпбелл

Сосредоточьтесь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Милли

Мой телефон зазвонил ещё до восхода солнца.

Точнее, не зазвонил, а загудел откуда-то из-под моей спины. Я попыталась перевернуться, но поняла, что запуталась в одеяле, и выбраться будет сложно: руки затекли, голова была, как в тумане, и я не оказалась не готова покидать сон с Крисом Хемсвортом.

Во сне я просила его остаться после занятий, а он прошёл в мой кабинет, закрыв за собой дверь. Обычно меня ужасали отношения между преподавателем и студентом, но во сне я выглядела как сексуальная преподавательница, а Крис Хемсворт был Тором (с короткими волосами из «Тор: Рагнарёк», если точнее), и я была готова сдаться.

Глядя на экран, я прищурилась: полшестого утра. Жаль того человека, кто имел стальные яйца, чтобы посметь вырвать меня из сна в реальность, потому что я собиралась оторвать их.

Не открывая глаз, непослушными руками я нажала на «принять» и сонно каркнула:

— Алло?

— Эй, Милли.

Моя сестра. Сестра с шестимесячными близнецами, которая думала, что на рассвете все уже не спят.

— Я хотела поймать тебя перед тем, как ты уйдешь на пары.

После нескольких усилий я все-таки повернулась на бок. Это не очень помогло.

— У меня нет занятий до девяти, Элли, — я потёрла глаза. — А ещё даже шести нет.

— Ой-ой, — пропела она. На фоне шумела вода, звенели, скорее всего, тарелки в раковине. Элли всё время двигалась, делала не менее двух дел одновременно, так что она звонила не просто поболтать. Мы обычно и не болтали просто так. — Прости. Я просто проверяла, не изменила ли ты расписание и подумала ли о моих словах.

Вина вспыхнула в моём животе.

Несмотря на слова, сказанные Рейду, болезнь папы уже давала о себе знать. Порой он едва мог двигаться по утрам. Его невропатолог напомнил о возможной скорой операции для стимуляции участков мозга. С двумя детьми и насыщенной жизнью в Сиэтле Элли нуждалась в помощи. Она хотела, чтобы её одинокая сестра сделала то, что могла: переехать домой на время летнего отпуска, когда пройдёт операция папы, и позволить сестре немного отдохнуть.

Вот только этот перезд вызывал влажное паническое чувство в груди, словно я не могла дышать. Я не хотела ехать домой.

Я старше Элли на шесть лет и никогда не была ей близкой подругой. Зато всегда была маминой чокнутой уткой. В хорошие дни я глупа и игрива, а в сложные — упряма. Элли, напротив, была тихой и внимательной, надёжной. Я хотела вести перезапуск «Неразгаданных тайн», когда вырасту, а Элли хотела стать медсестрой.

Мне было двенадцать, когда мама умерла, а Элли — всего шесть, и я вдруг оказалась второй по старшинству в доме. Шесть лет между нами означали, что я была няней, поваром, служанкой и старшей сестрой, заменой папе. Будь у меня характер Элли, было бы куда проще. Теперь я это поняла.

Но я сходила с ума от боли. Я помнила всё о маме: её смех, улыбку и крепкие объятия. Честно говоря, я не знала, как двигаться дальше, проживая день, жизнь без мамы. Элли была слишком мала, чтобы всё так ясно помнить. Несправедливо, что я должна была заботиться о ней, когда сама нуждалась в заботе. Я едва могла разобраться в своих чувствах, тем более — помочь другому ребёнку.

Элли задавала вопросы о маме: что случилось, когда она вернётся, было ли больно, — и папа менял тему, а я пыталась отвечать, как могла. Я бы сказала ей, что мама заболела, что она не вернётся, но я была рядом. Я бы убедила ей, что мама мучилась недолго и очень нас любила. Может, папа думал, что защищал нас от жестокой правды — смерть мамы была быстрой и болезненной. Или ему было тяжело самому это принять. Как бы там ни было, в доме не хватало кислорода без мамы, и за несколько лет Элли перестала задавать вопросы, и мы все-все затихли. Казалось, папа ждал, пока мы подрастём и уедем.

Я не могла объяснить чувство, когда ни к кому не привязан. Раньше во снах я была себя посреди океана, видела на мили во все стороны, но вокруг никого не было.

Когда мне исполнилось восемнадцать, я почти убежала за дверь.

Элли осталась в Сиэтле учиться, вышла замуж, превратила потерю в то, что ей требовалось: якорь и семью. У неё с папой было иначе, потому что почти всю её жизнь только он был её родителем? Наверное. Но теперь, вытерпев двенадцать лет, Элли, моя терпеливая, добрая сестра, теряла самообладание из-за меня.

— Я не говорю, что ты должна навсегда переехать домой, — сказала она. — Но хотя бы приезжай чаще. Оставайся не только на выходные. Думаю, летом было бы хорошо… для всех нас.

— Мне нужно сдать рукопись статьи к концу лета, — ответила я. — И мне потребуются все три месяца, чтобы её дописать, — это было так, но было и удобной отмазкой. Судя по её молчанию, мы обе это знали. — Я посмотрю, сколько можно сделать заранее, а потом решу, получится ли приехать.

— Спасибо, Милли.

Я ощущала, что сестра хотела порадоваться за меня, но голос был разочарованным.

— Я сообщу, как только что-нибудь узнаю, — я повернулась на спину и смотрела на потолок, на серо-голубой свет из окна, ползующий вдоль стен. Приглушённый цвет сочетался с моим настроением. — Как он?

— Он… — она выключила воду, в тишине формулировала ответ. Если я так волновалась в ожидании её слов, каково ей было жить с этим изо дня в день? — Он не очень, — сказала она. — Стал медлительнее и менее самостоятельным. Равновесие нарушено, так что мы думаем поискать новый дом. Без лестницы.

Джаред и Элли купили дом сразу после свадьбы. Всё было плохо, раз они думали продавать его.

— Я могу помочь с этим, — сказала я, проглотив ком в горле. — У меня как раз будет часть аванса к тому времени, и, если потребуется, деньги твои.

* * *

Два шоколадных пончика с воздушным рисом сильно улучшили моё состояние, когда я добралась до университета, но звонок Элли приклеился к мыслям, как брызги тумана на окне. Я знала, что постаралась в детстве, но сейчас всё равно ощущала себя эгоистичной скотиной. Элли нуждалась во мне. Папа нуждался во мне. Но я скорее прогулялась бы по пляжу из битого стекла, чем провела лето в доме детства.