Увечный поручик или приключения советского сержанта в 19 веке (СИ) - Алексеев Дмитрий Анатольевич - Страница 32

— Кругов пять сделай, чтобы полковник прочувствовал, — негромко проинструктировал Дубинина Аркадьев.

Ветра почти не было и полет должен быть приятным, но беспокойство оставалось. Когда самолет сел, Женя с облегчением выдохнул — все-таки полковник Главного штаба, риск серьезный.

Иверзев поблагодарил Дубинина, потом долго стоял рядом с самолетом.

— Прикидываете, где пулемет закрепить и бомбы подвесить? — усмехнулся Евгений.

— Да-а, Евгений Львович, нет слов, просто потрясен. Получается, если двигатель раз в пять мощнее, то и сто пудов поднимет?

— По секрету скажу вам, господин полковник, и сто пудов и в сто раз выше и гораздо быстрее.

— Простите, не могу ждать, я на доклад к Ванновскому. Результат немедленно сообщу. — И Иверзев, торопливо попрощавшись, уехал.

Несмотря на постоянную занятость на заводе, Аркадьев в Петербурге оставался одиноким в своей привычной квартире, редко принимая гостей и сам избегая визитов. Благодаря этому, в свободное время он часто рассуждал вслух дома, шагая из угла в угол своей немалой комнаты.

— Ну что, деревенский лапоть, возомнил себя благодетелем человечества и гением технической мысли? А ведь все это ворованное у настоящих гениев и трудяг! Что бы ты сумел сделать, если бы случайно не возобновился здесь графом с землей и капиталом? Вон они настоящие герои по 10–20 лет живут в нищете и даже всю жизнь, а многие и до смерти не знают, что они сделали великие вещи. А дальше? Ну двинется техника немного быстрее вперед, будут аристократы ездить не на конных экипажах, а в автомобилях, или летать на самолетах, а 90 % населения — в лаптях взирать на эту роскошь. Получается, что любой революционер для развития страны делает больше, чем Ваше сиятельство. Очень обидно! Может создать свою партию и учение какого-нибудь умеренного социализма? Нет, пожалуй, пока есть монархия и армия князей, графов, камергеров и фрейлин ничего не изменится, а бомба революции уже тикает. Как же не хочется влазить в этот гадюшник, названный по иронии политикой! Лучше бы я не знал будущего и возился бы со своими железяками или копался в земле! К черту все! — И расстроенный граф отправился спать.

20 июня 1883 года из Курска пришло телеграфное сообщение:

«Анна Семеновна в тяжелом состоянии Срочно приезжайте Артур».

«Значит, предчувствие было не напрасным», — думал Евгений, тупо глядя в окно поезда, неимоверно долго тащившегося по просторам России. На третий день он выскочил в Курске и быстро нанял возницу до Климово, посулив ему рубль.

— В деревню дальше околицы не поеду, сказывают — тиф там, так что поберегись, барин, — заявил косматый пожилой извозчик, вопросительно взглянув на графа.

— Ясно, погоняй скорей!

«Значит, эпидемия. А центральные газеты не пишут ничего. Поможет пенициллин или нет от этой заразы?» — напряженно прикидывал в уме Евгений. — «Вот природе нет никакого дела до бед человеческих — все цветет и благоухает, а люди умирают среди этого великолепия».

Сойдя у крайних домов, Аркадьев почти бегом направился к усадьбе. Деревня словно вымерла и на улице не видно было даже детей. Вид господского дома тоже не внушал спокойствия — ни одного человека, зато несколько колясок. Едва войдя в парадную, Евгений все понял: зеркала были прикрыты черной тканью. Из боковой комнаты выбежала Серафима, в темном платье и платке, и, заплакала, упав на грудь Аркадьеву. Спрашивать было нечего и Евгений просто ждал, когда она немного успокоится. Потом они зашли в зал, где на широком столе стояли два гроба. В первом он увидел свою Анюту будто в свадебном наряде с обиженным выражением губ, а во втором — Марию Лукьяновну.

«Словно утащила за собой мою любимую», — невольно подумал Женя, чувствуя, как слезы стекают по щекам, но не в силах вытереть их. В доме стоял противное зловоние от свечей и ладана. Деревенский поп и служки старательно выводили молитвы, но Евгений ничего не слышал. Пять лет жизни в этом мире мелькали у него перед глазами и образ Ани, как доброго ангела витал над ним все время.

Следующие десять дней он просто не запомнил. Похороны и многочисленные соболезнования прошли как бы в стороне, а на душе оставалась пустота. За все время он не сказал и десяти слов, зато окружающие, казалось, говорили без умолку. Евгений спал не больше пяти часов и вскакивал от пения петухов в три часа ночи, не в силах больше заснуть, и уезжал на лошади подальше от людей. Он не считал себя сентиментальным или особо чувствительным, но горе придавило его и лишило всех чувств и желаний.

Только на пятнадцатый день, Евгений вызвал Артура, Лизу и Серафиму и попросил рассказать подробности.

— Эпидемия началась по всей губернии в мае, думали обойдет нас, но …, - растерянно говорил Артур. — Больше 200 человек умерло по губернии, в деревне пятеро — все пожилые. А Анна Сергеевна так и не выздоровела после болезни осенью, поэтому и …

Артур всхлипнул и замолчал. Аркадьев перевел взгляд на Лизу, которая пряталась за мужем, стесняясь своего большого живота.

— Ну а ты, будущая мать, пробовала пенициллин против тифа? — мягко спросил он ее.

— Да-да, конечно, и он хорошо помог, но его не хватило на всех, а вот стариков и ослабленных он не лечит. Я сразу дала его Анне Семеновне, но, видимо, поздно, — и Лиза заплакала, смешно вздрагивая плечами.

— Эй, ребенку навредишь, мамаша! — попытался сказать Евгений строго, но получилось довольно жалко.

Серафима смотрела в пустоту синими глазами, сложив руки на коленях и выглядела подавленной. Аркадьеву хотелось подбодрить ее, но нужных слов не находилось.

— Ты что же, лечила заразных больных, а о ребенке совсем не думала? — покачал головой Женя. Лиза виновато вздохнула, а Артур сердито произнес:

— Да я ее только что не палкой отгонял — не слушает.

Артур с Лизой вскоре ушли, а Евгений подошел к Симе и поцеловал ее в губы. Она вздрогнула и смущенно улыбнулась уголками губ. Женя прижал ее к себе, почувствовав огромное желание овладеть ею. Так продолжалось целую вечность. Его рука сжала ее грудь, но Сима выскользнула и шепнула:

— Нельзя, милый — траур.

— Да, пожалуй, ты права, Сима-Фима, но долго так я не продержусь.

Зазвонил колокольчик на обед, и ожившая Серафима взяла под руку своего жениха, впервые за последний месяц почувствовав желание поесть.

Через две недели нотариус в Курске огласил завещание, по которому все права на Климово закреплялись за Аркадьевым. Женя удивился, что Анна Семеновна оставила племяннице только деньги, но потом понял, что она всецело доверяла ему и не собиралась сомневаться.

Немного отойдя от смерти любимой, Евгений тщательно проинспектировал свое огромное хозяйство и невольно зауважал отца и сына Мюллеров. Порядок был просто образцовый, а новая система севооборота дала отличные плоды.

«Надо на следующий год увеличить им процент с дохода — пусть стараются», — размышлял Аркадьев, слушая отчет управляющих. Он уехал на две недели в Вяземское без Серафимы, которая взвалила на себя управление имением, въедливо проверяя доклады управляющего, дворецкого, а также деревенского старосты. Все они считали ее законной хозяйкой имения, а к Евгению обращались по совсем уж крупным вопросам.

В середине августа со станции приехал своим ходом первый трактор с инструктором с завода. За две недели он обучил четырех грамотных парней и те, поочередно, работали на уборке яровых, а затем попробовали пахать. Результаты убедили всех скептиков, а Аркадьев пообещал, что пришлет к весне еще три трактора, а то парни чуть ли не дрались за возможность поработать на машине.

Время, проведенное в Вяземском, окончательно вылечили Аркадьева от тоски по Анютке, хотя по ночам часто снилась ее задумчивая улыбка и тонкие пальцы рук. Почти все время он проводил в саду с Мичуриным, который считал необходимым посвятить хозяина во все тонкости выведения новых сортов. Евгений слушал Ивана Владимировича и поражался размаху и фантастичности его идей.