Санара. Новая руна - Мелан Вероника - Страница 6

– Значит, свой ресурс ты не жалеешь?

– Нет. – Ее улыбка искренняя, как подземный родник. – Тем более за такого «должника»? Ни за что не откажусь.

Она опять его дразнила.

«Чем тебе ценен такой должник?»

«Тем, что я могу после его о чем-то попросить. Приблизиться. Изучить. Получить шанс на более тесное общение».

Более тесного общения он уже давно желал сам. Не был только уверен, что оно для нее безопасно, с его-то темной стороной.

Они опять сидели вдвоем, как в том кафе, и он балдел оттого, что ему просто смотрели в глаза. Говорили с ним и не боялись, шутили, дразнили. С ней он чувствовал себя больше человеком, чем с кем-либо еще. И вдруг странная несвоевременная мысль – взять бы ее на Уровни. Дрейк однозначно был бы заинтересован во встрече, без вопросов.

– Сколько до бала?

– Около двух часов.

– Хочешь, чтобы я пока «почитала» заключенных?

– Я это уже сделал. Там чисто. Пусто.

– Тогда…

Он вдруг перехватил ее извечный азарт и любопытство, впервые за долгое время поддался ему и спросил:

– А как ты это делаешь?

– Что именно?

– Трансформируешься в кого-то другого?

Ему улыбались в ответ – мол, хочешь посмотреть? Не боишься упасть в обморок, как при родах? Она была права в том, что созерцание быстрого изменения внешности – процесс не для слабонервных. Морфичность клеток, конечностей, внешних черт могли лишь теоретически, но все же превратить Нову для Аида из женщины в мутанта. Но ему хотелось на это взглянуть.

– Это неприятно?

– Что может быть приятного в том, когда у тебя начинают расти из ноздрей и ушей волосы? Откладывается на внутренних органах жир, закупориваются холестерином вены или разъезжаются тазовые кости? И все это за минуту, например?

Изменит ли это его отношение к ней, отобьет ли желание на сближение? В нем проснулась вдруг молодая упертость, желание и что-то непонятное, но важное для себя прояснить.

– Покажи мне.

Она совсем по-человечески закатила глаза – мол, всем вам шоу подавай, но он видел, что Нове интересно. И это представление, и реакция Санары на него.

– Кого ты хочешь перед собой увидеть? Старуху, порнозвезду, одного из твоих постовых, манолку?

«Только не манолку!» – выстрелило безо всякой логики. Не хватало ему опять морщиться при виде угольных сосков.

– Хотя… – Если устраиваешь себе тест, устраивай его по полной. – Давай манолку.

Удивленная пауза.

– Сам попросил…

И она – та, которая сидела напротив него и выглядела русоволосой сероглазой девчонкой неопределенного возраста, – вдруг начала без предупреждения меняться. Смазались черты лица, принялись втягиваться обратно в череп волосы – укорачивались, свивались жгутами в кольца, меняли цвет. Расползся нос, дрогнула ширина глаз, радужка почти мгновенно из серой поменялась на черную. Одновременных изменений было так много, что Аид не успевал их отслеживать. Куда-то пропала одежда, разошлись вширь плечи, стали безвольными и покатыми, вывалилась наружу та самая тяжелая, но отвисшая грудь, выпятилась вперед ненавистная нижняя губа. Не прошло и минуты, а на стуле перед Санарой уже не Нова, а одна из тех смуглых женщин, которых он видел в деревне. Лупоглазая, неглупая, но странная, держащая ладони там, где красовался покрытый черными волосами лобок. Ноги голые, ступни пыльные.

Удивление, грозившее превратить его в немого истукана, пришлось сдвинуть в сторону. Ради чистоты эксперимента.

И он сделал то, что хотел с самого начала. Прислушался к себе чутко, внимательно, спросил себя, мол, ну, хочешь ее такую? Провокационный вопрос, не имеющий отношения к делу, но почему-то важный, и вдруг с удивлением осознал невероятное – хочет. Не то, что видит перед глазами, потому что знает – «это» не настоящее. Но хочет ту, которая может стать кем угодно. Нет, не из-за ее удивительных возможностей, а потому что суть, ядро, что-то глубокое и женское в ней осталось тем же самым. Стань она дряхлой бабкой или даже дедом, он все равно будет хотеть – не деда, а Нову, или как бы там она себя не называла. Нить между ними осталась и вела она отнюдь не к физической оболочке, а к…

К чему именно вела незримая нить, Санара побоялся даже предположить. К душе? Лишь понимал – он бы трахнул сейчас и эту «манолку», потому что ощущалась она правильной, потому что красивая внешняя форма – бонус, – оказывается, не так важна. Поразительное открытие, незаметно ударившее под дых и выбившее из него воздух.

– Я понял, – пояснил негромко, – все увидел. Можно… назад.

Поднялся со стула. И развернулся к стене, чтобы не смотреть.

Нет, не потому, что боялся испытать отвращение при виде обратной метаморфозы, но потому, что знал, посмотри он в ее глаза сейчас – выдаст себя настоящего. Не как Судью, но как мужчину.

Потому слушал, как шуршит за спиной одежда, дышал медленно и осторожно и чувствовал, как растекается внутри удовлетворение, смешанное с надеждой на что-то неизведанное, настоящее. Что-то близкое, уже осязаемое, правильное и долгожданное – руку протяни…

– Готово!

Санара развернулся.

На стуле вновь русоволосая девчонка, состоящая, как ему казалось, из бликов солнца – даже его тьма смотрела на них с интересом, делаясь мягче. Вот только одежда… Вместо бежевой плотной рубашки – белая и прозрачная, расстегнутая от горла на три пуговицы; вместо прежних, походивших на военные штаны, светлые бриджи. На ступнях открытые босоножки.

– Что? – Нова вздернула бровь. – Жарко же.

Он знал, что контроль температуры собственного тела для нее такая же плевая задача, как отключение чужих центров обоняния.

– Не нравится? Сменить?

– Нравится.

Аид улыбнулся. Кое-как унял внутри горячую волну, опалившую ему минуту назад пах и логику. И неожиданно понял, что впервые в жизни произнес в адрес дамы что-то походящее на комплимент.

Одним официальным приемом больше, одним меньше. Санара, ввиду профессиональной необходимости, бывал на стольких мероприятиях, что не сосчитать. Никогда, однако, на них не расслаблялся, работал. А в этот раз за него работал кто-то другой. Непривычно, по-своему удивительно, иметь возможность лавировать среди гостей, никому не смотреть в глаза, не «прощупывать», пробовать закуски. И он пробовал. Взял канапе с одного подноса, прожевал, почему-то ожидая вкусового подвоха, подхватил маленькую корзинку с другого, надкусил, почти сразу незаметно выплюнул в тарелку – крем внутри тарталетки отдавал перченой рыбой. Прохладительный напиток в стакане – смесь арбуза и лайма – жажду утолял хорошо.

Зал набит незнакомыми ему людьми; на правом балконе квартет музыкантов, на левом танцовщицы. По периметру курились в высоких горшках ароматические благовония, но, слава Создателю, нюх Аида, после вмешательства Новы, претерпел чудесные изменения и на тяжелые запахи более не реагировал. Облегчение и благодарность за это он испытывал до сих пор.

Ружан – довольного вида толстяк в сложном белом тюрбане, украшенным громадной брошью, и белоснежном халате в пол – бросал на гостей снисходительно-доброжелательные взгляды, иногда склонял голову набок в честь приветствия кого-то особо важного. Судью он картинно не замечал – знал, что у того не может быть к правителю претензий. Ввиду отсутствия официальных проверочных бумаг.

Пока.

Аид, глядя на показное равнодушие смуглого усатого Аттлиба, улыбался настолько нехорошо и криво, что гости растекались перед Судьей в стороны, как клопы перед стопой гиганта.

Ничего. Для всего придет время.

И хорошо, что сегодня не нужно работать, потому что мысли его совсем не там, где им требовалось быть, не там и не о том. Если Нова вычислит причастных быстро, возможно, уже сегодня он закроет дело о шахте, подпишет заключение и поставит на сгиб листа тяжелую печать. А завтра, быть может, завтра – море, палуба декки, обратный маршрут. С каким наслаждением Санара вдохнул бы сейчас запах волн…