Наш общий друг. Том 1 - Диккенс Чарльз - Страница 33

• Предыдущая
• 33/117
• Следующая

Так говорит миссис Вениринг, складывая вместе кончики пальцев, причем каждый из восьми орлиных пальцев становится так похож на ее орлиный нос, что без новеньких перстней между ними не было бы никакой разницы.

— Но, дорогой мой Подснеп, — говорит Вениринг, — у нас есть испытанный друг семейства, и я надеюсь, вы согласитесь, что именно к нему эта приятная обязанность переходит почти естественно. Этот друг сейчас находится среди нас (таким тоном, как будто в комнате собралось человек полтораста), этот друг — Твемлоу.

— Ну, разумеется! — говорит Подснеп.

— Этот друг — наш милый и дорогой Твемлоу, — повторяет Вениринг еще более твердо и решительно. — И я не могу выразить, дорогой Подснеп, как мне приятно слышать, что наше общее мнение, — мое и Анастазии, — разделяете и вы, не менее близкий и испытанный наш друг, занимающий почетное положение… я хочу сказать, с почетом занимающий положение… или лучше сказать, который почтил нас с Анастазией своим согласием занять скромное положение крестного отца нашей малютки. — И в самом деле, Вениринг облегченно вздыхает, видя, что Подснеп нисколько не завидует возвышению Твемлоу.

Вот таким образом происходит, что рессорный фургон цветами сыплет на заре и на лестнице и что Твемлоу осматривает места, где ему предстоит завтра сыграть такую видную роль. Он уже побывал в церкви и отметил все камни преткновения в проходе между скамьями, под руководством унылой до крайности вдовы-сторожихи, у которой левая рука скрючена словно от ревматизма, — а на самом деле складывается так сама собой, заменяя копилку.

А вот и Вениринг выбегает из кабинета, где привык в часы задумчивости созерцать резьбу и позолоту пилигримов, шествующих в Кентербери, и показывает Твемлоу маленький шедевр, сочиненный им для глашатаев светской молвы, в котором значится, что семнадцатого числа сего месяца в церкви св. Иакова его преподобие Икс, в сослужении с его преподобием Игреком, соединил узами брака Альфреда Лэмла, эсквайра, Сэквил-стрит, Пикадилли, и Софронию Экершем, единственную дочь покойного Горацио Экершема, эсквайра, из Йоркшира. А также, что прелестная невеста была выдана замуж из дома Гамильтона Вениринга, эсквайра, Фалынония, причем посаженым отцом был Мелвин Твемлоу, эсквайр, из Дьюк-стрит, Сент-Джеймс-сквер, троюродный брат лорда Снигсворта, из Снигсворти-парка. Читая это произведение, Твемлоу каким-то смутным путем приходит к мысли, что если его преподобие Икс и его преподобие Игрек не попадут после такого начала в число самых близких и самых старых друзей Вениринга, то виноваты в этом будут только они сами. После чего является Софрония (которую Твемлоу видел дважды в жизни) благодарить Твемлоу за то, что он согласился подменить собой покойного Горацио Экершема, эсквайра, из Поркшира вообще. После нее с той же целью является Альфред (которого Твемлоу видел единожды в жизни), искрясь фальшивым блеском, словно он создан исключительно для жизни при свечах, а на дневной свет его выпустили по чьей-то грубой ошибке. После чего выходит миссис Вениринг, с явно проступающими неровностями настроения, такой же явной горбинкой на носу и с чем-то орлиным во всем облике, «едва живая от волнений и забот», как она сообщает своему милому мистеру Твемлоу, и Химик очень неохотно восстанавливает ее силы рюмкой кюрасо. После чего со всех концов страны начинают прибывать по железной дороге подружки невесты, словно прелестные новобранцы, завербованные отсутствующим сержантом, так как, прибыв в штаб-квартиру Венирингов, они чувствуют себя словно в казарме.

Итак, Твемлоу отправляется домой на Дьюк-стрнт, Сент-Джеймс-сквер, съесть тарелку бараньего бульона с плавающей в нем отбивной котлеткой и просмотреть свадебную службу, с тем чтобы завтра подавать реплики вовремя; он чувствует себя неважно и скучает в своей квартирке над конюшней; ему делается ясно, что сердце его ранено самой прелестной из прелестных подружек. Ведь у безобидного маленького джентльмена, как и у всех нас, была когда-то своя мечта, и она не отвечала ему взаимностью (что бывает довольно часто), и ему кажется, что прелестная подружка похожа на его мечту, какой она была в то время (что вовсе не соответствует действительности), и что если бы эта мечта не вышла за другого по расчету, а вышла бы за Твемлоу по любви, то они были бы счастливы вдвоем (чего никогда быть не могло), и что она до сих пор питает к нему сердечную слабость (тогда как она славится своим бессердечием). Задумавшись у камина, Твемлоу предается грусти, склонив высохшую голову на высохшие ручки и опершись высохшими локотками на сухие коленки. «Нет здесь Любимой, и не с кем мне разделить мое одиночество! Нет Любимой и в клубе! Пустыня, пустыня; пустыня кругом, любезный мой Твемлоу!» И он засыпает, весь вздрагивая, словно по нему пробегает ток.

На другое утро спозаранку эту ужасную Типпинз — вдову покойного сэра Томаса Типпинза, по ошибке пожалованного титулом вместо кого-то другого (причем его величество Георг III соизволил милостиво заметить во время церемонии: «Что, что? Кого, кого? Зачем, зачем?»[34])), — начинают красить и лакировать для предстоящей интересной церемонии. Она пользуется репутацией остроумной рассказчицы, и ей нужно поспеть к этим людям пораньше, милые мои, чтобы не упустить чего-нибудь смешного. Где именно под модной шляпкой и модными материями скрывается настоящая леди Типпинз, известно разве только ее горничной: все, что видимо глазу, можно купить на Бонд-стрит[35], а там скребите ее сколько угодно, скальпируйте, сдирайте с нее кожу, сделайте из одной хоть двух леди Типпинз, все равно никогда не доберетесь до сути. Чтобы лучше разглядеть все происходящее, у нее, у этой леди Типпинз, имеется большой золотой монокль. Если бы она вставляла в каждый глаз по моноклю, то другое веко не нависало бы так страшно, и в лице была бы хоть какая-то симметрия. Однако эта вечно юная особа до сих пор цветет искусственным цветом и поклонников у нее целый хвост.

— Мортимер, негодный, — говорит леди Типпинз, разглядывая в монокль всех приглашенных по очереди, — где же ваш подопечный, где жених?

— Даю вам честное слово, — отвечает Мортимер, — что знать не знаю и даже не интересуюсь.

— Несчастный! Так-то вы исполняете свой долг?

— Уверяю вас, я и понятия не имею, в чем состоит мой долг, разве только смутно представляю, что мне надо с ним нянчиться во все время торжества, как с борцом на состязании. — отвечает Мортимер.

Присутствует здесь и Юджин, с таким разочарованным видом, будто он собирался на похороны и очень недоволен, что попал на свадьбу. Место действия — ризница церкви св. Иакова, на полках много старых метрических книг, переплетенных, по-видимому, в кожу многих леди Типпинз.

Но, чу! К церкви подъезжает карета, и появляется жених, явно напоминающий подделку под Мефистофеля и, несомненно, близкий родственник этому господину. Леди Типпинз, наведя на него монокль, находит, что он красивый мужчина и сущая находка для невесты, а Мортимер, когда тот подходит ближе, бормочет, окончательно помрачнев: «Кажется, это и есть мой подопечный, черт бы его побрал!» Еще карета — появляются остальные действующие лица, коих леди Типпинз, став на подушку и наведя на них монокль, аттестует следующим образом: «Невеста: сорок пять лет, никак не моложе, платье по тридцать шиллингов ярд, вуаль пятнадцать фунтов, носовой платок дареный. Подружкам не дали развернуться, чтоб не затмили невесту, для того и набрали перестарков; платья по двенадцать с половиной шиллингов ярд, цветы от Вениринга; та, что со вздернутым носом, недурна, только никак не может забыть про свои чулки; шляпки по три фунта десять шиллингов. Твемлоу. Счастье, что невеста ему не родная дочь; волнуется, бедняга, хоть он всего-навсего подставной отец; да оно и не удивительно. Миссис Вениринг: в жизни не видала такого бархата, всего на ней наверчено тысячи на две, сущая ювелирная выставка, папаша, верно, закладчик, а то откуда же у этих людей что берется? Незнакомые гости: все какие-то убожества».

• Предыдущая
• 33/117
• Следующая