Разорванная пара (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 52

Руслан бесился, я видела как его крутило, ломало, корежило, от осознания того, что это конец. Ничего не вернешь, не переделаешь, не исправишь.

— Идем домой!

Она снова попятилась, выражая желание остаться с гаммой Загорских. То место, куда звал Руслан, не было ее домом! Он это знал, но не оставлял попыток образумить ее.

— Если хочешь, чтобы я его отпустил — идем со мной, — требовательно руку в мою сторону протянул.

Вик негодующе зарычал, за что тут же получил полный ненависти взгляд янтарных глаз. Ситуация накалилась до предела.

Волчица бросила быстрый взгляд в сторону остальных членов стаи и хмыкнула насмешливо. Не верила она Бекетову, не доверяла. Упрямо тряхнула головой и ближе к поверженному волку подошла, показывая, что его выбирала, а всякие там праймы могли валить в задницу со своими требованиями.

Бекетов смотрел на них, сжимая кулаки, дыша так, будто бежал от Москвы до Парижа. В какой-то момент испугалась, что набросится всерьез и разорвет нас обеих за то, что посмели дорогу перейти, ослушаться. За то что боль посмели причинить. А ему было чертовски больно. Я это знала, чувствовала.

Больно, херово до невозможности.

Но он сдержался. Отступил, признавая свое поражение. Да, именно так. Чувство вины, передо мной, за то, что сделал, за то что сам разорвал, испоганил нашу связь — она его грызла, не хуже любого зубастого волка.

И именно поэтому он отступал, глядя мне в глаза. Просил взглядом идти за ним, попробовать вернуться в прошлое, но волчица была непреклонна.

А я от тревоги помирала, потому что происходило что-то неправильное, плохое.

— Ты хочешь что бы я тебя отпустил? — последний фразой не к ней, ко мне обращался.

И я затихла, едва дыша, мысленно разлетаясь вдребезги, на миллион осколков.

Хотела ли я, что бы он меня отпустил?

…Да.

Потому что ничего не исправить, как не пытайся. Это агония.

Я никому не хочу делать больно, и сама больше не хочу страдать.

Пора отпускать прошлое, Таня, пора…

И Бекетов это понял, увидев в ее глазах меня, мое решение.

Руслан в последний раз смерил меня тяжелым мрачным взглядом. Мертвым, без единой искры:

— Даю вам час, чтобы покинуть мою территорию, — бесцветный голос, непроницаемая маска, — время пошло.

Я кричала, билась в агонии, а волчица стояла намертво. Прижав уши, собравшись, как натянутая пружина. Она не доверяла Бекетову, не верила, что он даст уйти.

А я знала наверняка. Отпускает. Перешагивает через себя, через свои желания, чувства. Делает это только ради меня.

Все ради меня.

Мне бы обратится, чтобы хоть обнять на прощание, да сил нет. Ярость волчицы, защищавшей свою пару, делала ее неуязвимой. Пробиться не могла, сидела внутри, в клетке, взаперти, подыхая от происходящего.

Хотелось кричать, чтобы не уходил вот так вот, не услышав самого главного, но из груди вырывалось лишь утробное урчание.

Бекетов снова обернулся и, не оглядываясь, пошел прочь в сторону усадьбы. Волки его стаи отступили, недовольно сверкая глазищами в мою сторону, ушли за своим альфой.

На просеке остались только мы с Виком.

Он пытался приподняться на окровавленных, изодранных лапах, и волчица, задыхаясь от жалости и тревоги, бросилась к нему. Уткнулась лбом ему в щеку, лизнула окровавленную морду, заскулила ласково.

Я ревела, навзрыд, безудержно.

Не представляла, как дальше жить, как справиться с тем разломом, что зияет внутри меня. Между мной и моей волчицей — бездна. Нам для счастья нужны разные мужчины, и выбор второй половины вызывал отторжение.

И ни одна из нас счастлива быть не могла, когда вторая страдала.

Невыносимо.

Я больше не хочу так. Не могу.

Ветер издалека принес протяжный вой. Незнакомые голоса. Это оборотни стаи Загорских шли за своим непутевым гаммой. Они скоро будут здесь, и тогда уйти не удастся. Виктор не отпустит, он тоже готов на все, чтобы удержать свою пару, еще не зная, какую жестокую шутку сыграла с ним судьба, подкинув бракованную волчицу.

— Пожалуйста! — молю ее мысленно. — Пожалуйста! Ты же знаешь, что у нас ничего не выйдет! Знаешь! Мы не сможем! Эта агония всегда будет с нами! Родная моя. Милая. Ты же понимаешь. Ты все понимаешь. Нам уходить надо, ото всех! Иначе нельзя.

Она понимала. Она все прекрасно понимала.

Ее сердце грохотало, как ненормальное, оглушая нас обеих, когда грифельная волчица ступила к своему волку, еще раз лизнула ласково, нежно, прощаясь.

Вик поднял на нее недоуменный взгляд.

Волчица понуро опустила голову и отступила на шаг. Потом еще и еще.

Гамма Загорских в недоумении заворчал, еще не понимая, что сейчас произойдет.

Снова отступила, отводя взгляд в сторону.

Раненый волк предупреждающе зарычал, почувствовав неладное. Снова попробовал подняться, но изодранное тело не слушалось, и он снова повалился на траву, заскулив от боли.

У нее сердце кровью обливалось, душа заходилась, и я умирала вместе с ней, захлебываясь ее болью.

Снова раздался вой, на этот раз совсем близко. Его стая приближалась. Это отрезвило, дало толчок к действиям.

Взглянув в последний раз на раненного волка, я развернулась и со всех ног припустила прочь.

Неслась галопом, отмахивая километр за километром, не обращая внимания на ветки, хлещущие по бокам, на внезапно обрушившийся ливень, смывающий мои следы, на болото, сквозь которое пролетела, как стрела.

Глаза жгло, и по морде катились крупные слезы.

Звери тоже умеют плакать.

Я не знаю, преследовал меня кто-нибудь из волков или нет. Это было неважно. Все дальше углублялась в лес, уходя из знакомых мест.

К утру добралась до реки, грозно рокочущей о прибрежные камни, и, не раздумывая, бросилась в воду. Ближе к середине сильное течение подхватило, потащило за собой, а я не сопротивлялась. Наоборот — помогала ему всеми силами, мечтая оказаться как можно дальше.

Мне надо запутать следы, скрыться, чтобы никто не мог найти. Потому что обратно пути нет.

Как выбиралась из реки — не помню. Озябшая, измученная, мокрая и глубоко несчастная, отряхнулась и дальше, покуда сил хватало.

Не останавливаясь ни на минуту, весь день бежала вперед и под вечер просто рухнула, забилась под низкую, раскидистую ель, свернулась калачиком на мягкой прошлогоднее хвое и уснула без задних ног для того, чтобы утром с первыми лучами солнца продолжить свой путь.

У меня не было времени прохлаждаться, потому что за мной шли охотники — опытные, неумолимые, желающие удержать. Уговорами, силой — как угодно. Вик не отпустит. Он не Руслан, который все-таки перешагнул через себя, признавая поражение.

Я неправильная. Сломанная. Разорванная. Это не вылечишь, не склеишь, не перепишешь. И я больше не хочу, чтобы меня исправляли. Я ничего больше не хочу… кроме свободы.

По дороге охотилась, ловила зайцев, расправляясь с ними в мгновение ока. Уже не до щепетильности было. Выживала, положившись на волчью суть, затолкав поглубже все свои хочу-не хочу. Я хищник, они — жертвы. Вот и все. И нет смысла строить из себя ванильную принцессу, рыдающую над Бэмби.

Спустя неделю, сделав невероятный крюк, исхудавшая, грязная, до невозможности злая вышла на опушку леса, принюхиваясь к запахам. Осенний ветер принес с собой горечь выхлопных газов, смешанные с ароматами свежей выпечки. Следы людского поселения — небольшого поселка, раскинувшегося по обе стороны узкой речушки.

То самое место, где я скрывалась в первый раз.

Я не собиралась возвращаться в свой маленький, неказистый домик, прекрасно понимая, что там меня быстро найдут. Мне хотелось уехать, далеко, далеко — на край света, туда, куда звало измученное сердце, но для этого мне были нужны деньги, хоть какие-то вещи, документы.

Поэтому решила дождаться темноты, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимания, и пробраться в дом. Аренда оплачена до нового года, так что новых жильцов там не должно быть.