Ледяная могила
(Роман приключений) - Жиффар Пьер - Страница 21

— Это настоящее чудо!.. Диковинное стечение благоприятных случайностей.

— Да, конечно. Ну, теперь уже ты и сам поймешь, что трогаться в обратный путь было не время, наступала зима. Да и нельзя было думать вернуть тебя к жизни среди встряски на волнах бурного полярного моря. Мы и зазимовали в этой закрытой бухте. Тебя перенесли сюда, превратили нашу лабораторию в больницу. Натура у тебя мощная, сильная, здоровая. Благодаря этому нам и удалось оживить тебя… Так минули апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь. Вот уже семь месяцев, как мы живем в этой Антарктиде, на завоевание которой ты отправился. И только на днях я, наконец, смог с уверенностью сказать и себе, и Манфреду, и Кимбаллу, что мой Джордж спасен, что борьба между жизнью и смертью для него кончилась, что жизнь победила… Да, сын мой, повторяю тебе, ты вернулся издалека! Мы успешно разморозили тебя, но потом ты перенес тиф, после тифа скарлатину. С тобой пришлось возиться, как с малым ребенком. Скажи спасибо доброму Манфреду и своему ближайшему другу Кимбаллу.

Наступило молчание. Джордж, понурившись, о чем-то раздумывал. Затем он снова вспомнил о своих злополучных спутниках. Сколько раз уже он о них спрашивал и не получал ответа…

Отец медлил с ответом. Сказать ли правду?.. Надо ли, полезно ли это будет?

Но Джорджем овладевало неодолимое нетерпение. Он настойчиво повторил вопрос:

— Другие, другие, отец! Мои спутники?..

— Дитя мое, твои спутники не так легко отделались, как ты, хотя и ты не легко отделался. Только ты, ради Бога, не волнуйся! Против законов природы…

— Значит, они погибли?

— Погибли…

— Все?

— Все, — еле внятно ответил отец. Кимбалл и Манфред подтвердили его слова молчаливыми кивками.

— Умерли!.. Все!.. Боже, какое пробуждение досталось мне на долю! — воскликнул несчастный Джордж, хватаясь за грудь, в которой вдруг жутко и болезненно забилось чужое сердце. — Отец, о, отец!.. Манфред!.. Вы были правы!.. Рано было говорить мне об этом! Мое бедное сердце еще не в силах это перенести… Теперь мне конец… я этого не вынесу… я умру…

Доктора бросились к нему, опасаясь, что слова больного могут оправдаться. К счастью, дело обошлось простым обмороком. Воскресшего быстро привели в чувство. Но Макдуф тут же дал себе слово не открывать рта в присутствии сына по крайней мере неделю. О том же он просил Кимбалла и Манфреда. Тщетно в течение этой недели быстро оправлявшийся Джордж задавал им сотни вопросов; они отвечали ему одним и тем же условным жестом: не произнося ни слова, прижимали палец к губам.

Только один раз верный Кимбалл решился нарушить этот договор, да и то лишь затем, чтобы прошептать:

— После! Ты и так немало пострадал от этих преждевременных тревожных разговоров. Тебе все расскажут и объяснят, но не прежде, чем ты вполне оправишься.

— Ты клянешься?

— Клянусь, но в то же время умоляю тебя не разжимать рта, пока тебе этого не разрешат. Тебе придется потерпеть еще четыре дня. Ешь хорошенько, спи, отдыхай, набирайся сил. Все это, ты и сам понимаешь, необходимо для твоего выздоровления.

Джордж и впрямь понимал всю основательность этих требований. Он грустно улыбнулся и вздохнул.

— Ты прав, — сказал он, — я должен угомониться хотя бы для того, чтобы дать отдых бедному отцу и Манфреду, которые из-за меня не знают покоя ни днем, ни ночью.

— Это верно. Ведь они не спали, как следует, столько ночей!.. Не меньше, как шесть или семь…

— Только? — с удивлением вставил Джордж.

Кимбалл понял, что невольно проболтался, но быстро нашелся:

— Я хотел сказать, что они не меньше шести-семи месяцев не высыпаются как следует.

Прошла неделя, и за это время все успели хорошо отдохнуть. Больной вновь вполне оправился, и его состояние быстро улучшалось. Было решено разобрать барак, погрузить его на судно и вслед за тем двинуться в обратный путь.

Среди людей экипажа все еще царил ужас, и они с трепетом ожидали, когда им покажут воскресшего покойника. Завзятые фанатики веры рассказывали товарищам истории о покойниках, воскрешенных при посредстве снадобий, доставленных самим дьяволом людям, продавшим ему душу. От этих историй волосы у слушателей становились дыбом. Мало-помалу такая же легенда сложилась и о профессоре Макдуфе. Он тоже продал душу черту, и черт дал ему бутылку с живой водой для воскрешения мертвых. Сначала Макдуф хотел воскресить всех людей погибшего экипажа. Когда их нашли, он начал с своего сына, попробовал чертово зелье на нем. Проба вышла удачной. Тогда он начал просить у дьявола еще того же зелья, чтобы воскресить остальных. Но тут нечистый слукавил; да он и вообще никогда ничего не дает даром. Он потребовал в обмен душу за душу. Хочешь получить порцию зелья для того, чтобы воскресить человека — давай за нее душу другого человека. Вот доктор-чернокнижник и будет платить дьяволу людьми экипажа, или выдаст дьяволу расписки на каких-нибудь своих недругов, оставшихся на родине. Дьявол потом их и приберет к рукам. А тут, кстати, Черч припомнил, как старый доктор говорил ему, что если, мол, хочешь воскресить своего брата, пожертвуй свою душу. Речь, положим, шла о сердце; но — душа, сердце, не все ли равно? И это совпадение дела со словом в свою очередь производило сильное впечатление. Однако, среди экипажа нашлись и скептики, своего рода нигилисты, которые только пожимали плечами, слушая бредни матросов. К этой скептической группе примыкали машинист Торн и боцман Скотт. Таким образом, на судне образовались две партии, и между ними уже обозначались зачатки вражды.

Кимбалл следил за настроением умов и сообщал о нем Макдуфу. Они решили как можно скорее положить конец всем этим толкам о чертовщине, представив весь экипаж в полном составе новому, «воскресшему» пассажиру «Эммы Пауэлл». Церемония была назначена на воскресное утро.

Люди собрались перед входом в лабораторию и стояли, почти трепеща от страха. Лейтенант Беннет стоял впереди, чтобы войти первым, как только дверь откроется. Он просил людей держаться потише, не разговаривать громко, чтобы не встревожить еще слабого, выздоравливающего человека. Но это предупреждение было совершенно излишним, потому что люди и без того молчали, как немые, видимо, подавленные мыслью о предстоящем невиданном зрелище.

Торн побаивался за будущее. Он знал, что повар Смит, лидер партии сторонников чертовщины, решил не пожимать руку «мертвеца», если тот протянет ее ему, и своим единомышленникам советовал воздерживаться от прикосновения к страшному существу. Механик Торн не вытерпел и назвал его ослом. Вражда между партиями от этого изрядно усилилась, и сторонники повара готовы были причислить Торна и Скотта к числу сообщников старого профессора.

Наконец, дверь лаборатории отворилась. Люди молча вошли один за другим и стали полукругом, в три ряда. В первом ряду были лейтенант Беннет, астроном Паттен и зоолог Гардинер.

Среди воцарившегося молчания доктор Макдуф обратился к собравшимся со словами:

— Господа ученые сотрудники экспедиции и вы, друзья мои, я позвал вас сюда для того, чтоб представить вам моего сына Джорджа Макдуфа, начальника той самой погибшей экспедиции, на поиски которой мы отправились. Мой сын разделил судьбу всех участников своей экспедиции. Он замерз, как и все остальные, и оставался в виде замороженного трупа с апреля этого года. И вот теперь, благодаря новым методам, которые выработаны медицинской наукой, благодаря также особо благоприятному стечению некоторых обстоятельств, наконец, благодаря помощи, которая была мне оказана двумя моими друзьями, доктором Манфредом Свифтом и нашим капитаном Дугласом Кимбаллом, мне удалось вернуть этому человеку утраченную жизнь. И я вдвойне горжусь и ликую при этом успехе: и как ученый, которому удалось совершить неслыханное и почти невероятное дело, и как отец, вернувший себе погибшего сына. Теперь он еще слаб и будет простым пассажиром на нашем судне. Я уверен, что все вы полюбите его и подружитесь с ним, когда он вполне оправится, выйдет из этой каюты и появится среди вас. Но он уже и теперь настолько оправился, что я впервые решаюсь заговорить с ним, при всех вас, обо всех обстоятельствах его воскресения из мертвых.