L-квест (СИ) - "Yueda" - Страница 9
- Предыдущая
- 9/62
- Следующая
Но незваный гость не унимается.
Сейчас же выйду и разбираться не стану — по харе надаю!
Распахиваю дверь с твёрдым намереньем исполнить угрозу, кто бы там ни был, но замираю.
На пороге стоит Асакава.
Вся моя агрессия моментально угасает.
Он пришёл. Он нашёл меня. Зачем? Как?
— Привет, — говорит он. — Можно зайти?
Я отступаю на шаг, хотя хочется убежать на край света, хочется провалиться к чертям собачьим.
Не глядя на Асакаву, закрываю за ним дверь и тихо спрашиваю:
— Как ты меня нашёл? И зачем?
— Как? — переспрашивает он. — В кафе у работников спросил. И что значит «зачем»? Зачем ты убежал? Почему не разбудил меня?
— Почему? — старательно разглядывая обои на стене, усмехаюсь я. — А ты не догадываешься?
— Нет. Объясни.
Он издевается? Он что, реально не догоняет? Мне это ещё и вслух проговаривать нужно?
— Может, ты и привык к такому, к таким… отношениям, — медленно, подбирая каждое слово, говорю я. — Но я нет. Я, знаешь ли, натурал. И… В общем, я хочу забыть о том, что было.
Пойми ты это, пожалуйста. И уходи. Уходи уже. Умоляю!
— Забыть? — голос Асакавы странно дрожит. — Почему забыть?
Нет, он реально издевается. Что за идиотские вопросы?
— Да потому что!.. — начинаю я злиться и впериваю в него глаза.
И останавливаюсь на полуслове.
Взгляд Асакавы наполнен такой болью и мольбой, что кажется ещё чуть-чуть — и он заплачет. И впору утешать его, а не меня.
Да что происходит-то вообще?
— Ты чего?
— Ты меня ненавидишь? — спрашивает он.
Какого рожна он об этом спрашивает? Это вообще здесь ни при чём.
— Нет, — терпеливо отвечаю я. — К тебе у меня нет никакой ненависти. С чего ты вообще это взял?
Губы Асакавы расплываются в счастливой улыбке, он делает ко мне порывистый шаг, а уже через мгновение я оказываюсь в его объятиях. В крепких, сильных объятиях.
Комментарий к 9. Нацуно: Реальность
* Начальная школа в Японии длится шесть лет, т.е. заканчивают её примерно в 12-13 лет.
========== 10. Асакава: Реальность ==========
Обнимаю его, своего Нацуно, сжимаю в объятиях, прижимаю со всей силы к себе, и он не вырывается, не отстраняет меня. Он не испытывает ко мне неприязни и ненависти! Нацуно…
Когда он, утомлённый и расслабленный, уснул в моих руках, я лежал рядом и любовался им. Боялся засыпать, боялся очнуться от этого нереального блаженства, боялся, что проснусь — и всё закончится, всё окажется только сном. Боялся пропустить тот момент, когда проснётся Нацуно. Но усталость сморила меня, и я, конечно же, всё пропустил.
Очнувшись только в полдень и ругая себя на чём свет стоит, я собрался и бросился на поиски Нацуно. Но дело в том, что я не знал, где он живёт. И общих знакомых, у которых мог бы спросить, у нас не было. Оставалась лишь одна зацепка — кафе. Примчавшись туда, я умолял управляющего сказать адрес Нацуно, и тот в конце концов сдался.
И теперь я здесь. Стою. Обнимаю Нацуно.
Он весь напряжён, он на нервах. Но не отталкивает меня. Не отталкивает!
Забыть? Он сказал: забыть? Нет. Я не дам ему забыть о том, что было. Я примчался сюда именно для того, чтобы он не забывал ничего, чтобы не ушёл в себя, чтобы он продолжал привыкать. Привыкать к моему присутствию, к моим прикосновениям, ко мне…
— Асакава?
Чувствую, как Нацуно напрягает мышцы, и выпускаю его из объятий.
— Прости, прости, — говорю я, смущённо улыбаясь.
Он отступает, а я замечаю на его шее два тёмных пятнышка. Засосы, следы от поцелуев. От моих поцелуев. Как же приятно видеть их и осознавать, что на нём остались мои следы. Как будто бы это делает его моим. Хоть на чуть-чуть, на малую толику, но делает.
— Просто, обнаружив, что тебя нет, я решил, что ты ненавидишь меня. И, когда ты сказал, что это не так, обрадовался. Ведь ты правда не чувствуешь ко мне ненависти? — спрашиваю я, хочу услышать его ответ ещё раз. Хочу убедиться в нём.
— К тебе — нет, — отвечает Нацуно и снова отводит глаза.
— А к другим?.. — осторожно задаю вопрос. — Почему ты ненавидишь гомосексуалов? Что-то произошло?
Меня действительно волнует этот вопрос. Я очень хочу знать, почему Нацуно ненавидит таких, как я. Что с ним случилось?
— Произошло, — нехотя отвечает он. — Лет десять назад в школе трое ублюдков старшеклассников меня… — он запинается, — домогались. Я почти ничего не помню.
Лет десять назад? То есть тогда ему было десять лет? Совсем ещё пацан. И не помнит тот случай, наверняка, потому что старался забыть. Даже если они просто приставали, это уже может ударить по детской психике, а если было что-то большее, чем приставания, если они…
Страшно представить. Страшно вообразить. Страшно помнить такое.
Нацуно… Так вот почему он так отчаянно сопротивляется, вот почему так агрессивно реагирует на всё, что связано с геями. Это очень старая и глубокая рана, которая не даёт покоя, которая терзает, корёжит его самого и его жизнь. А я, получается, вскрыл её. Не зная, не ведая, вскрыл.
Но ведь ему со мной было хорошо. Да, он сопротивлялся, он отворачивался, он даже прокусил губу до крови, ему было страшно и стыдно. Но ведь стыдился он того, что получает удовольствие. Он получал его, ему было хорошо. А значит, я смог пробить неприступную стену отвращения. И если сейчас я смогу рассказать ему о своей любви, если смогу достучаться до его сердца…
— Ладно. Забудь, — отрывисто говорит Нацуно и снова отводит взгляд. — Зачем ты меня искал? Почему пришёл сюда?
— Почему? — улыбаюсь я, и ответ сам слетает с языка: — Потому что люблю тебя.
Нацуно поднимает глаза и с недоумением смотрит на меня.
— Что? Это такая шутка? — наконец произносит он.
— Нет, это не шутка, — говорю я и делаю шаг к нему. — Я люблю тебя, Нацуно. Люблю уже давно. Наверное, с того самого дня, как впервые увидел в университете. Я не мог оторвать от тебя взгляд, твой образ не выходил у меня из головы. А когда я случайно нашёл кафе, в котором ты работал, то стал приходить туда, чтобы хоть немного побыть рядом с тобой. Я не мог признаться тебе, не мог открыться, потому что боялся. Боялся, что ты оттолкнёшь насовсем, и я уже никогда не смогу даже украдкой смотреть на тебя, сидя за столиком в кафе.
— Давно? — прищуривает глаза Нацуно. — Боялся признаться? А в квест тогда почему позвал?
Я смотрю на него и понимаю, что не могу сейчас соврать. Не могу. Да и не получится у меня это, даже если очень сильно захочу. Я никогда не умел врать. Поэтому рассказываю. Рассказываю всё, как было. Как есть. Про безответную любовь, про свои муки, про дядю, про его идею-фикс. Я говорю, что ничего не знал про квест, что для меня это была такая же неожиданность, как и для него…
Я говорю, а глаза Нацуно темнеют, и взгляд наливается свинцовой тяжестью.
— Значит, — медленно и очень тихо произносит он, — Юмэхару твой дядя?
— Да, но… — начинаю я, но он перебивает.
— И ты мог всё это остановить?
— Нет, я…
— Ты хотел отыметь меня.
— Всё не так! — кричу я.
Но Нацуно не слышит, подходит к столу, хватает связку денег, швыряет в меня.
— А это, стало быть, плата за секс?
Его слова как яд, как раскалённая лава разъедают сердце.
— Нет! Ты всё не так понял! Говорю же…
— Я уже достаточно услышал, — сталью лязгает голос. — Ты исполнил свою мечту — отымел гомофоба. Поздравляю. А теперь убирайся.
— Нацуно…
— Я сказал: убирайся!
Не помню, как обуваюсь. Не помню, как выхожу. Не вижу ничего. Не слышу. Стою, упираюсь лбом в закрытую дверь и шепчу, как заклинание:
— Прости, прости, прости…
А сердце кричит. И мне хочется вырвать его.
Вырвать, чтобы не чувствовать ничего!
Комментарий к 10. Асакава: Реальность
Обращаю ваше внимание, дорогие читатели, что в шапке появились ссылки на визуальные изображения главных героев. Обычно я не ищу визуалки, но с этой работой почему-то решила озаботиться. Не могу сказать, что изображения подходят прямо-таки идеально, но в типаж попадают.
- Предыдущая
- 9/62
- Следующая