L-квест (СИ) - "Yueda" - Страница 61

— Тише, Касуми. Тише… — шепчу я и успокаивающе глажу по спине.

Но это не помогает, а наоборот заводит его.

Касуми прикусывает шею и валит меня на диван, а затем наваливается сверху и начинает сдирать одежду, ласкать, целовать. И я больше ничего не могу сделать, только стонать и выгибаться от его прикосновений. Именно здесь, в такие моменты, заканчиваются все мои хвалёные сила воли, самообладание, рационализм и начинается сумасшествие. Самое настоящее сумасшествие, которое окутывает нас вдвоём, спутывает в единство наши тела и души, связывает в один узел и сплавляет.

— Да… — стону я, впуская в себя Касуми. — Глубже…

И Касуми, горячий, страстный, нежный, входит в меня, соединяется, сливается со мной, доводя до исступления, даря мне всё тепло и нежность, что есть в этом мире. В нашем мире на двоих.

Мы кончаем одновременно, а потом несколько минут просто лежим, уткнувшись друг в друга, вдыхаем запах наших тел, что слился и смешался, как и мы. Но лежим недолго, потому что я внезапно понимаю, что этот придурок кончил в меня. Идиот!

Приподнимаюсь на локтях и смотрю на него суровым взглядом. Касуми всё понимает без слов, резко становится пристыженным щенком.

— Ты забыл надеть презерватив? — медленно шиплю я.

— Прости, — бормочет он. — Ты был такой… такой! Я просто не успел… Хочешь, я тебя на руках до ванной донесу?

— Отвали.

Сползаю с дивана и аккуратно иду к ванной. Касуми шлёпает следом.

— Иди в пень, — ворчу я.

— Я помогу!

— Я не Сэй, со своей задницей я сам могу справиться. Вали уже!

И захлопываю дверь у него перед носом.

Чёрт. Ненавижу эту процедуру. Вот просто ненавижу. И как он этого понять не может?

Минут сорок, если не дольше, привожу себя в порядок и наконец выползаю в гостиную, а там… Нет, я решительно не знаю, откуда Касуми всё это взял. Ничего ж не было, но он откуда-то достал вино, фрукты, сыр нарезал. Он что, в магазин успел смотаться, пока я на толчке сидел? Шустрый какой! Сидит сейчас возле столика, меня дожидается, а глаза такие… щенячьи-щенячьи. Знает мою слабость и пользуется этим. Паразит!

— Прости, я балбес, — говорит Касуми, глядя мне в глаза, когда я сажусь напротив него. — Ты сильно сердишься?

— На тебя невозможно сердиться дольше пяти минут, — бурчу я. — Дай сюда лапу.

Касуми как завороженный подаёт мне левую руку, и я, вынув второе кольцо из коробочки, надеваю его на палец Касуми. Тот сидит, не дышит. Смотрит расширенными глазами. А затем срывается с места и, упав рядом на пол, стискивает меня в объятиях.

— Ты — моё солнце, — шепчет он мне в ухо. — Самое яркое, самое жаркое. Солнышко… Мой…

— Да твой, твой. Успокойся только, — глажу его по голове, запускаю пальцы в волосы, медленно перебираю.

— Я знаю, что рано, но позволь сделать тебе подарок уже сегодня!

Касуми наконец отрывается от моего уха и чуть отстраняется, возбуждённо дышит в лицо.

— На эти выходные мы поедем на горячие источники! — радостно сообщает он. — Здорово, правда?

Я хлопаю глазами.

Горячие источники. Я ни разу в жизни не был на горячих источниках. У меня никогда не было столько бабла, чтобы так отдыхать.

Нет. Стоп. Он что, реально?..

— Ни слова о деньгах! — восклицает Касуми, моментально догадываясь, о чём я думаю. — Это подарок. Возражения не принимаются!

— А девчух? Куда её девать? — неуверенно начинаю я.

— Я уже договорился с твоим папой, он присмотрит пару дней за внучкой, — сообщает Касуми.

Вот ведь заговорщики! У меня за спиной уже всё решили. Впрочем, мне безумно приятно, и я совершенно не хочу возражать. Улыбаюсь и треплю Касуми за волосы.

— У меня тут ещё один подарок есть, — говорю я. — От папы. Вот.

Тяну руку к дивану, беру бумаги и подаю их Касуми. Тот погружается в изучение и по мере чтения глаза его округляются. Это не удивительно. У меня так и вовсе челюсть отвисла. Ведь это не простые бумаги, а дарственная на землю. На этой земле долгое время стоял дом моего деда. Папа не жил в нём, и дом пустовал. Но лет семь назад у соседей случился пожар, огонь перекинулся на дедов дом, и тот выгорел дотла. Восстанавливать дом папа не решился. У него была квартира в центре Токио, а землю он хранил, чтобы когда-нибудь передать мне.

И вот передал.

— Это же… — шепчет Касуми. — Ничего себе…

— Ага, — киваю я. — Вот я и думаю, что с этим неожиданным наследством делать. Дома там нет, сгорел. Но есть участок. Можно продать. Выйдет нехилая сумма. Но… Ты как вообще относишься к жизни в своём доме?

Касуми поворачивается ко мне, и я замечаю, что глаза его блестят. Он кивает. Видимо, от изумления не может ничего выговорить.

— Значит, не продаём, — заключаю я. — И когда-нибудь мы построим там дом. Наш дом.

Касуми на несколько мгновений замирает, а затем, зажмурив влажно поблёскивающие глаза, обнимает меня и валит на пол.

— Чудо, чудо, чудо моё…

Шепчет он и целует в ухо, в шею, в висок. Целует и ласкает, лезет под футболку, прижимается.

Что? Опять? А ведь я даже ни одного глоточка вина не сделал!

Но уже поздно. Касуми завёлся с пол-оборота, и я не могу его остановить, я плавлюсь в его руках, в его объятьях…

========== 12. Асакава: Вместе ==========

Прозрачные лучи утреннего солнца золотят прохладный воздух, траву, каменную дорожку, дерево веранды, медленно согревая их. К обеду будет совсем тепло. Ночью прошёл дождь, сбив немало лепестков сакуры. Теперь они розовым ковром устилают траву под деревьями. Хорошо, что в своё время я настоял на том, чтобы посадить их вокруг дома.

Дом. Наш дом…

Как и обещал Хиро, он сконструировал его сам и сам руководил строительством. Директора строительной фирмы могут позволить себе такую роскошь.

Слышу бодрые шаги за спиной и чувствую, как заботливые руки набрасывают мне на плечи лёгкий плед. Улыбаюсь.

Хиро…

— Заболеть решил, что ли? Холодно же, — говорит он и присаживается рядом на веранду, по-ребячьи свешивая ноги вниз.

Смотрю на него и не могу оторваться, не могу отвести взгляда. Прошло тридцать лет со дня нашей встречи, а он по-прежнему прекрасен. Да, в его длинном хвосте появилась седина, а лицо украсили морщинки, но эти следы времени делают его ещё чудеснее. Ведь это время мы провели вместе. Это наше с ним время.

— Мне сеструндер только что написала, что они с семейством заедут за родителями и вечером приедут, — говорит Хиро. — Брательник с домочадцами уже выехали. Папа с Харутаем после обеда подгребут. А что там наши якудза? К вечеру-то приползут?

— Приползут, — улыбаюсь я. — Сэй в любом случае сгребёт свёкров в охапку и притащит сюда. Она беременная, с ней лучше не спорить.

— С Сэй вообще лучше не спорить. Никогда. У неё чёрный пояс и куча побед за спиной, — вздыхает Хиро. — Как-то не получилось у нас из неё девочку воспитать.

— А кто в этом виноват? Кто ребёнка в четыре года на карате отдал? Я, что ли?

Хиро кхекает и замолкает.

— Подумать только, — наконец произносит он. — Сегодня мне исполняется пятьдесят и через пару месяцев я стану дедом. Дедом! С ума сойти можно…

— Ну что, дедушка Хиро, — подначиваю я его, — будешь ребёнка на карате отдавать?

— Это уж пусть его мать с отцом решают. Хотя с такими родителями ясен пень, что ребёнок в карате подастся. Ему деваться некуда будет, — хмыкает Хиро и добавляет: — А я по примеру дедушки Касуми буду плюшевых медведей дарить.

Я снова улыбаюсь и беру ладонь Хиро, сжимаю её в своей.

Этот чудесный человек подобно солнцу разрезал лучами тучи над моей головой, разогнал ночной мрак, расцветил небо. Изменил всю мою жизнь. Он подарил мне дружбу, он подарил мне семью. Он подарил мне любовь — самое ценное, что есть на этом свете. Какие бы шторма не бушевали вокруг, я точно знаю, что его надёжная рука никогда не отпустит мою. Никогда. Хиро смеётся и говорит, что наш квест не закончен, что нам вместе ещё идти и идти, что ещё куча заданий не выполнено и главный босс не завален.