Связанные нитями души (СИ) - "Yueda" - Страница 6

Я поворачиваюсь туда, куда указывает Лоренс, и действительно вижу душу. Маленькая, аккуратненькая старушка смиренно летит к нам. Она не прозрачная, не бесцветная, старушка, как старушка. Ничем не отличается от живой. Но всё же чем-то неуловимым она выделяется из окружения. Я не могу понять — чем, и щурюсь, вглядываюсь в неё.

— Для того, чтобы лучше всё видеть, нужно надеть очки, — говорит Лоренс.

И когда я их надеваю, то понимаю, чем выделяется душа старушки, да и мы с Лоренсом тоже.

Обычным зрением духа это почти не видно, но очки, видимо, делают всё резче, чётче, и сейчас я явственно вижу, как лёгкое радужное свечение проходит сквозь всё вокруг: сквозь стены зданий, сквозь машины, деревья, людей. В людях это странное свечение особым образом концентрируется. И в кошках тоже. По крайней мере, в той, что сидит на балконе одного из ближайших домов. Но нас и душу старушки свечение не касается, оно огибает нас, не замечает.

Потому что мы не живые, потому что мы мёртвые. Мы не принадлежим этому миру, этому радужному колесу жизни.

Старушка, наконец, долетает до маяка и останавливается, смирно смотрит на нас.

— Здравствуйте, бабушка, — на удивление вежливо и даже ласково говорит Лоренс. — Не бойтесь нас. Мы духи, посланные проводить вас за грань этого мира. Но нужно немного подождать других. Они скоро будут.

И будто в подтверждении его слов через крышу здания под нами просачивается душа пожилого мужчины в халате и летит к нам.

Если верить Лоренсу, то к завтрашнему утру тут будет сотня душ. Знатная толпа, не заскучают.

Лоренс встречает мужчину, говорит ему пару успокаивающих слов, тот растеряно кивает и присоединяется к старушке, они начинают тихо переговариваться, а Лоренс оборачивается ко мне.

— В общем, с такими проблем никогда не бывает. Основная проблема с теми, кто умер внезапной, насильственной смертью. Они не готовы к смерти, пугаются, истерят, а некоторые так и вовсе начинают убегать. Давать убегать им нельзя ни в коем случае. Если не получается уговорить и успокоить словом, то применяй вот это.

Лоренс достаёт из сумки тонкую серебристую сеть.

— Она парализует душу. Если же, не дай боже, столкнёшься с блуждающим одичалым, тут же вызывай оперативников, — Лоренс указывает на единственное, что осталось от плаща: на кругляш верхней застёжки. — А только потом используй это.

Лоренс показывает хлыст.

— А это для чего? — спрашиваю я, доставая из своей сумки ножницы.

— Для спорных случаев, когда человеческая жизнь на грани разрыва, он хочет умереть, мучается, но что-то его держит. Вот тогда мы можем взять ответственность на себя и разрезать человеческую нить жизни. Но такие случаи бывают крайне редко. Всё. Хорош болтать. Смотри в оба. Двигай на север, я на юг.

И только я отлетаю от маяка, как в нескольких кварталах отсюда замечаю внизу какое-то странное колебание радужного свечения. В него будто бы внезапно вторглись, сбили с ритма естественного течения, надорвали.

— А! — кричит Лоренс, нагоняя меня. — Вот и первая пташка. Мёртвый разрыв. Внезапная смерть. Погнали. Нужно успеть перехватить душу, пока она не наломала дров.

========== 5. Данил ==========

Раннее утро, солнце ещё даже первых лучей не показало, так что вовсю горят огни. Мороз хватает за щёки и пытается бодрить. Но все его попытки бесполезны. Замороженные студенты, похрустывая снегом и суставами, нестройной толпой зомби ползут с остановки к дверям института. И я вместе с ними. Нет, мне нравится учиться, это именно то, чего я так хотел, к чему стремился долгие годы, но первая пара — это кошмар. Глаза закрываются на ходу, и мысли только об одном: рухнуть где-нибудь и уснуть. Да вот хоть в этом сугробе. Хотя нет, в сугробе будет холодно, нужно в тепло. Подняться по ступенькам, открыть тяжеленную дверь, пройти через турникет и вот тут, на скамеечке, можно вздремнуть.

Чёрт. Незадача. Все скамейки заняты. Придётся идти в гардероб, а потом плестись в аудиторию и спать там, прямо перед преподом. А первой парой у нас Коновалов. Эх, прощай, история медицины. Я буду читать тебя по учебникам…

Сдав пуховик, я топаю к лестнице. Нужно успеть занять место на последних рядах. Спать прямо перед носом преподавателя я не рискну.

— Данил! — окликают меня сзади, и я от изумления даже почти просыпаюсь.

Но, обернувшись, действительно вижу Игната. Широкоплечего здоровяка, удивительно бодрого и сияющего. Вот уж кто редкий гость в институте.

— Привет, Игнат, — пожимаю я его лапу. — Какими судьбами здесь?

— Хорош издеваться! Я, типа, учиться пришёл. Какие пары-то сегодня?

— Коновалов, Сидоренко, Фокина и Еремеев.

— Еремеев?

Лицо Игната обтекает. Оно и понятно. Еремеев ещё в прошлом семестре грозился, что на практикуме по анатомии Игнату спуску не даст, а он мужик такой — слово своё держит.

— История, занудная философия, лекция по анатомии, а потом ещё и практикум по ней!.. На кой чёрт я сегодня пришёл? Может, мне вообще всё бросить и уступить отцу? Задолбался уже.

— Держись. Ты полгода проучился, сессию закрыл, тебе ещё полгодика осталось.

— Боюсь, я не доживу. Особенно с Еремеевым, — хнычет Игнат.

Хныкающий атлет — довольно забавное зрелище, а ситуация у него прямо анекдот.

Отец Игната — полковник МВД, и, разумеется, он планировал, что его сын пойдёт по его стопам, после школы отправится учиться в полицейский колледж, но у Игната имелись свои планы. Не то, чтобы он был категорически против колледжа, просто Игнату не хотелось танцевать под отцовскую дудку. И он заявил, что хочет поступать на истфак. Услышав это, отец сперва наорал на него, обозвал идиотом, ничего в жизни не понимающим, но потом, успокоившись, сказал, что если Игнат действительно хочет учиться на истфаке и это не придурь, то должен доказать искренность своего желания трудом, а поэтому пусть проучится год на другой специальности. Игнат согласился, думая, что справится с чем угодно. И тогда полковник послал его учиться к нам в мед, а Игнат включил упрямого осла и пошёл. И проучился полгода, и даже сессию умудрился закрыть и не вылететь, хотя посещаемость у него так себе. Но, положа руку на сердце, в колледже ему было бы проще и лучше. Игнат хорошо шарит в юриспруденции, да и физподготовка у него отличная, и на истфак он не шибко-то хочет. Просто упрямится, с отцом бодается. Ну натуральный же анекдот.

— Доживёшь-доживёшь, — подбадриваю я его, хлопая по плечу.

И тут вижу, как, огибая группу старшекурсников, к нам идёт девушка из параллельной группы. Кажется, её Настя зовут. Идёт именно к нам. Вернее, даже ко мне. По глазам это вижу, улавливаю.

— С добрым утром, Данил, — приветливо и чуть смущённо улыбается она.

Я киваю, здороваюсь, Игнат рядом многозначительно крякает.

— Можно с тобой поговорить? — спрашивает Настя. — Я надолго не задержу.

Мне отчего-то становится несколько неловко. Хотя с чего бы? Ну поговорить ей нужно. Что такого? И Игнат тут ещё, как назло, крякает. Уточкой прикидывается.

— Данил, я это… пойду в аудиторию, — наконец, соображает он.

— Давай. Место мне займи, — кричу я ему и поворачиваюсь к Насте. — Так о чём ты хотела поговорить?

— Ну… не то, чтобы поговорить… — сразу тушуется она. — Просто хотела поздравить с днём святого Валентина.

С этими словами она протягивает мне открытку. Я принимаю её, запоздало вспоминая, что сегодня и правда 14 февраля, а Настя прячет глаза и быстро говорит:

— Ну всё. Я побежала. Позже увидимся.

И убегает. А я на автомате раскрываю открытку и читаю:

«Данил, ты мне очень нравишься! Встретимся сегодня в кафе “Чёрный кот” после четвёртой пары? Я буду ждать тебя. Настя».

Сердце сразу ухает куда-то в район желудка. Нет, не от волнения. И уж тем более не от радости. Скорее наоборот.

Настя хорошая девушка. Мы не так уж много общались, но знаю, что она умная, целеустремлённая и добрая. А ещё красивая. Да только меня совсем не привлекают девушки. Дружить с ними, общаться, разговаривать — это запросто. Но вот в сексуальном плане — мимо. Я гомосексуал. Но тут тоже всё как-то странно.