1972. ГКЧП (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 18

– И Карпов, и наши аналитики – туманно заметил Семичастный – У нас есть такие головастые ребята, что ай-яй! Сто очков нам вперед дадут в разгадывании загадок!

– Загадки, говоришь? – Шелепин задумался, потом пристально посмотрел в глаза собеседнику – А тогда скажи, кто партнер шахматиста? Кто играет ПРОТИВ? Сатана?

– Хочешь – назови так – не задумываясь ответил Семичастный, и улыбнулся – я уж думал, ты никогда не задашь этого вопроса. Ладно, ладно! Я тоже, когда впервые услышал эту версию от Карпова, задал тот же вопрос – кто играет против нас? Или – что. И вот что он мне ответил: Хаос. Всемирный хаос. Любая материя, любые структуры в конце концов самоуничтожаются. И самоуничтожение заложено в их сути. Будь это человек или планета. Атомы разбегаются, молекулы разваливаются, и в конце концов все сведется к однообразной массе, протоматерии, которая соберется в одну точку, и…взрыв! Как это уже было. Как это будет. Он называет это Теория Большого Взрыва. Эту теорию выдвинул один британский ученый, являющийся еще и фантастом – в 1949 году, в своей лекции. А за ним теорию развили уже другие ученые. Она хорошо вписывается в известные нам теории образования мира.

– Если только отринуть теорию создания мира Богом – усмехнулся Шелепин.

– Если отринуть – спокойно подтвердил Семичастный. Так вот: когда некий субъект достигает определенного уровня развития сознания, этот субъект начинает активно сопротивляться саморазрушению. То есть – осознает необходимость жить как можно дольше и делает для этого все возможное, сознательно или подсознательно. Инстинкт самосохранения – так это называется у людей и животных.

– То есть ты хочешь сказать, что наша Земля достигла определенного уровня самосознания, включился инстинкт самосохранения, и планета пытается уберечь себя от гибели? Потому здесь и оказался Карпов?

– Земля ли, или сама Вселенная – это нам недоступно и вряд ли мы когда-нибудь узнаем истину. Мы для этого разума – как фагоциты, которые в теле человека пожирают болезнетворных бактерий. Или даже мельче, чем фагоциты. Организм человека осознанно не посылает своих фагоцитов бороться с болезнью, он просто ХОЧЕТ, чтобы болезнь отступила. И фагоциты начинают биться за его здоровье. Вот так.

– Как бы этот фагоцит не сожрал нас самих – невесело усмехнулся Шелепин, и снова посмотрел в глаза Семичастному – Может и правда его устранить, когда все это закончится? Герои полезнее мертвыми. К ним ходят пионеры, кладут цветы…их именами называют пионерские отряды и улицы в городах. Но они не бунтуют, не выпивают и не могут отрезать тебе башку. Скажешь, цинично?

– Не скажу – скривился Семичастный – Сам такой. Политику чистыми руками не сделаешь. Забыл, кто разобрался с Брежневым и Андроповым?

– Ничего не забыл – медленно ответил Шелепин и подумал про себя, что если бы Семичастный не был его другом, и он не знал его много лет, и не верил, как самому себе…его давно уже стоило бы устранить. Сегодня он убивает Брежнева, а завтра? Завтра – кого?! Решит, что Шелепин пошел НЕ ТУДА, не той дорогой, и… Шелепин хорошо помнил, как хрипел, заливаясь кровью "Дорогой Леонид Ильич", как он пытался что-то сказать, глядя на убийц остановившимися, удивленными, широко раскрытыми глазами. Вот так и он, Шелепин, может лежать и хрипеть, пуская кровавые пузыри. "Разрыв сердца"! И спишут, как списали Брежнева.

– Я тебя никогда не предам, ты же знаешь – вдруг медленно, тяжело бросил слова Семичастный – Что бы ни было, мы с тобой всегда вместе. Потому можешь меня не опасаться. Кроме политики – есть еще и многолетняя дружба. Надеюсь, ты помнишь, что это такое. А что касается Карпова…я когда-то предлагал тебе его устранить. И вот мы его устранили – что бы тогда случилось? Мы были бы уже мертвы. Нельзя его трогать. Ни в коем случае. Как бы не страшно было рядом с ним находиться. Ты знаешь, я в мире мало чего боюсь, но он вызывает у меня какой-то подсознательный страх. Когда закончится – пусть идет куда хочет. Пусть Никсон его боится. И кстати – наш человек рядом с их президентом, да еще и в советниках – это ли не розовая мечта?

– Так он не будет ничего освещать, рупь за сто – хмыкнул Шелепин, и откинулся на спинку кресла, разглядывая соратника – Он ведь неконтролируем.

– Я уверен, что он делает то, что необходимо делать. Не надо нам его освещения. Нам достаточно, если он будет толкать Никсона в нужную сторону. И не только Никсона. Весь мир – в нужную сторону. Уже только за одно то, что он сделал своими книгами для СССР – Карпов достоин высшей награды! Да просто неоценимо! Русские в сознании западных людей мало-помалу превращаются из страшных врагов во вполне приемлемых соседей. И даже друзей. Спаситель американского президента – русский!

– И русские чуть его не убили – иронически скривил губы Шелепин.

– А вот и нет! Мы поговорим с Никсоном, объясним ему, что лучше все будет выставить так: федеральные агенты, не до конца вычищенные им из рядов эф-бэ-эр объединились с заговорщиками внутри нашей страны и устроили покушение на своего президента. И мы едва спаслись – только лишь благодаря решительным действиям писателя-фантаста, советника генерального секретаря и президента США, и его самоотверженной подруги, заплатившей своей жизнью за наше спасение. Раздуем такой пожар – всем тошно станет! У нас – репрессии по-полной! Никсон тоже своих покромсает, устроит расследование – а мы ему подкинем, кто именно виноват. Начальник его охраны ведь жив! Ну и слава нашему Карпову – еще ему орден Ленина и Звезду! Нам что, жалко, что ли? Если выживет, конечно – после всех этих событий. Ну и подруге, само собой – орден Ленина и звезду Героя – посмертно. Сына на гособеспечение до 18 лет…нет – пожизненную пенсию за подвиг матери! Устроить в лучший университет – МГИМО, например. Ну…или пусть Карпов сам решает, как и что с ним делать. Его подруга-то…считай, приемный сын.

– Если выживет…решает – эхом откликнулся Шелепин и нахмурился, сведя брови – Вот что…давай-ка готовить доклад. Время идет, скоро мне выступать. Узнай, что там техники – готовы?

– Я уже отдал приказ – как только все будет готово, нас известят. Лишний раз дергать не будем.

– Хорошо. Я пошел к Никсонам, переговорю.

– Вместе пойдем, мне тоже есть что ему сказать.

Шелепин кивнул, мужчины поднялись и неспешно вышли из комнаты. Спешить особо было некуда, да и смешно будет выглядеть, если два такого уровня руководителя страны начнут бегать, как мальчишки. Кто-то давно сказал, что генералы не имеют права бегать и суетиться – в военное время это вызывает панику, в мирное – смех.

Никсоны сидели в одной из гостевых комнат. Их никто не ограничивал в хождении по дому, но они предпочли дожидаться здесь – во избежание непонимания со стороны охраны, коей дом был буквально нашпигован. Двое охранников стояли в разных концах коридора – в полном вооружении, обвешанные железками, как напоказ (может так и было – чтобы зарубежные гости успокоились). Время от времени по коридору что-то проносили – что-то тяжелое, судя по тому, как краснели лица бойцов и как тек пот по их щекам. Что-то происходило, но информации пока не было никакой. Но и надоедать советским руководителям президент не хотел. Он точно знал – они костьми полягут, но в обиду его, Никсона, не дадут. По крайней мере потому, что его гибель будет означать если не войну, то уж точно катастрофическое ухудшение отношений двух стран. А может все-таки и войну…

А есть еще и Майкл Карпов – он точно не даст в обиду президента США. Ричард чувствует это! И не потому, что Майкл так уж его любит – хотя относится дружески, это точно – просто Майкл решил для себя, что Никсон лучший президент США…для СССР. Карпов заботится о своей стране. Ему надо, чтобы у власти в США был вменяемый, разумный президент, способный сделать шаги навстречу сближению двух самых могущественных стран в мире. И самое интересное, что мысли Ричарда совпадают с мыслями Карпова. Он тоже хочет сближения – это укрепит его позиции. Президент-миротворец, президент, остановивший войну во Вьетнаме и начавший ядерное разоружение – это ли не могучий задел на следующие выборы! Только бы еще выбраться из СССР живым…