Озабоченный (СИ) - Митрич Влад - Страница 7

Вера сладко, со словами: «Как хорошо, Господи!», - потянулась. Оглядела себя, улыбаясь, поиграла грудями.

- Давно хотела раздеться на публике, - сообщила нам с Катришкой, встала на ноги и принялась неспешно одеваться. – Только я надеюсь, Пётр, Катя, что это развлечение останется между нами.

- Безусловно, - уверил я. Катришка промолчала. – Ты помнишь кодировку?

- Конечно! – ответила, не оборачиваясь, спиной к нам застёгивая блузку. – В целом её можно описать, как «меньше жрать надо». Проходила уже, но всё равно благодарю, Пётр. - Сказала надменно.

Полностью совладав с блузкой, обернулась.

– Катя, сохранение тайны особенно тебя касается… - сказала с нажимом, не скрывая угрозы. И как ни в чём не бывало, - А где у вас зеркало? А, вижу, - и, подобрав сумочку, подошла к зеркальной двери шкафа-купе. – Надьке некоторые вещи знать вредно для здоровья, поняла?

У Катришки сделалось злое лицо и открылся рот. Я быстро зажал её губы ладошкой и прошептал в ухо:

- Не время, потерпи…

- А то мало ли что может случиться. С тобой тоже, кстати. Тысячу раз подумай прежде чем языком молоть. Не в обиду тебе, Пётр. – Закончила, наконец, свою мысль Вера.

«Она умеет поднимать тонус», - подумалось мне. Сказал же другое:

- А как тебе вообще всё?

С минуту она ещё поправляла волосы, редактировала глаза и губы, и лишь потом, решив, что красота наведена полностью, повернулась и ответила.

- Я тебе честно скажу, студент. Ты конечно молодой, зелёный и выглядишь как ботаник-замкадыш, но ощущения своей кодировкой мне устроил исключительно приятные, которых не испытывала никогда и никогда не забуду. Это как смерть и рождение, как вспышка чистого удовольствия, растянутая на века. Не знаю, как выразиться точнее. Кстати, а ты когда на учёбу? Я в воскресенье в Москву, как насчёт вместе? – закончила, состроив мне глазки.

- Не, я на больничном, - ответил я, с сожалением стуча по ноге.

- А, ну да, - согласилась она и присела на диван. – Жаль. В смысле, что вместе не получится, а то бы… - не закончив предложение, вытащила из сумочки айфон, включила и с сожалением покачала головой:

- Увы, но мне пора. Очень приятно провела время и надеюсь с пользой, - закончила говорить, вставая.

- Да, пора, - согласился я и подтолкнул Катришку. – Последовательно, не перескакивай.

- Красный один, Вера, - сказала сестра, не скрывая злорадства.

- Причём здесь красный? – удивилась девушка-автобус и вдруг забеспокоилась. Нервно огладила на себе брюки, будто что-то стряхнула с ляжек, сглотнула, и поспешила в прихожую, к босоножкам. – Мне действительно надо срочно бежать.

- Красный два, - продолжила счёт сестрица теперь уже спокойным тоном.

Послышался шумный, хриплый выдох. Мы с Катришкой переглянулись и синхронно встали. Меня кольнул страх от воспоминания о последствиях прошлого сеанса, но ничего, боль не появилась. Наоборот, вроде как сила в ногах добавилась.

В прихожей Вера сидела на корточках, спиной прислонившись к стене. Руки были зажаты между ног. Она глубоко дышала, явно пытаясь успокоиться. Увидев нас, девушка пересилила себя и потянулась к обуви.

- Сейчас, обуюсь… что-то прихватило… - она пыталась хоть как-то объяснить собственное поведение.

- Красный три, - сурово продолжила счёт Катришка.

- О-о-ох, - вырвалось из Веры и руки вернулись обратно в промежность.

Одна ладонь осталась там, активно двигаясь, другая поднялась к груди и стала мять её через одежду. Иногда девушка посматривала на нас, и взгляд её был виноватым, как у сенбернара. Что-либо сказать у неё не получалось – тихие, воющие стоны не перекрывали слова, нет, она банально не могла сообразить, не знала, как оправдаться.

Катришка, как мне показалось, прождала издевательски долго, прежде чем сказать «красный четыре». И понеслось. Вера начала сдёргивать с себя одежду.

Судорожно расстегнула и спустила штаны с трусами, задрала поверх грудей лифчик, руки загуляли по голой щели и по молочным железам. Правая, которая поселилась между раздвинутых ног, работала с частотой вибратора, периодически утопая в безразмерном лоне, левая тискала грудь, вытягивала соски. Мне представлялось, что там останется огромный синяк. Громкие стоны перемежались с хриплым шёпотом:

- Боже, скорее… не могу больше… ну пожалуйста, господи… кончить, кончить, мне надо кончить… по-жа-луй-ста!

- Красный пять! – торжественно произнесла Катришка.

Вера задёргалась, повалилась на пол, оказавшись спиной к нам, застонала ещё громче и замерла, сведённая сладострастной судорогой – теперь не мостом, а в позе эмбриона, свернувшись калачиком. Наконец, раздался облегчённый выдох и послышалось тихое:

- Хорошо… божечки мой, как хорошо…

Она пролежала почти минуту, прежде чем стала подниматься с неуютного, холодного, жёсткого пола. Встала на ноги и молча принялась натягивать штаны, не стесняясь нас совершенно.

- Не надо Кать больше, пожалуйста, - попросила потрясённая Вера.

- А я тут причём? – притворно возмутилась моя хитрая сестрица. Её дыхание было тяжёлым, ноздри трепетали.

- Это же ты делаешь, ведьма малолетняя, - норов Веры всё-таки прорвался.

- Красный пять! – жёстко произнесла Катришка и пояснила. – Это тебе за ведьму.

Я не стал смотреть на новые пароксизмы сладострастия. Надоело. Наказание удовольствием оказалось не таким интересным, как мне представлялось, а Катришке наоборот, понравилось. Как она возбудилась! Совсем не по-детски.

- Не надо больше, прошу тебя, хватит, устала… пожалуйста, умоляю, скажи пять… Да-а-а!!! О, нет, нет, только не ноль! У-у-у не-е-ет… да, да, да, сейчас, пожалуйста, скорее…

Тихие команды Катришки я не слышал, зато голос Веры пестрел всеми оттенками эмоций: от грязного унижения с уничижительной мольбой до светлого восторга с блаженством и благодарностью.

«Пытка апельсинами», - если кто помнит старую картину «Спортлото 82», - продолжалась полчаса. Позвонила мама, попросила меня заглянуть в холодильник и напомнить, что там имеется. Поинтересовалась, почему Катя не берёт трубу и разговор завершился. Значит, скоро мама будет дома. Катришке пришлось сворачиваться.

- Ты бы видел, Петюнь, как она мне в ноги бросалась! – восторгалась сестра, пребывая в состоянии эйфорического возбуждения. Её взор будто бы плёнка масляная покрывала, как яйцо в глазунье. – А знаешь, что было самым действенным в воспитании? Когда после четырёх командуешь ноль. Это что-то. Ноет как ребёнок, которому конфетку не дали, чуть ли в истерике не бьётся.

Такая Катришка мне не понравилась, и я влепил ей увесистую пощёчину. Сестра в изумлении открыла рот и захлопала ресницами. Пелена сладострастия с глаз сползла.

- Где Вера? - Спросил сквозь зубы, испытывая чувство вины.

- Вот же хлопнула дверь, не слышал что ли? – Катришка ответила с обидой, потирая щёку. – По лестнице ковыляет ещё, поди. Сил у неё не осталось.

Я сорвался, забыв о костыле.

Вера стояла на площадке подъезда и вызывала такси. На белых брюках в задней части промежности расплылось заметное влажное пятно.

- Вера, подожди! – девушка обернулась. Её лицо было усталым, но, я удивился и впал в лёгкий ступор, - страшно довольным, умиротворённым.

- Отмени пока тачку, - попросил, соображая, что делать. Планы менялись.

- А я и не дозвонилась ещё…

- Очень хорошо.

Я огляделся. На улице – ни души. Можно рискнуть.

- Смотри мне в глаза… - ввести девушку в транс оказалось необычайно легко, словно она только этого и ждала.

Вначале я хотел убрать привязку Веры к голосу Кати – поведение сестры меня напугало, но, увидев усталую, но довольную девушку, оргазмами не измученную, а наоборот, удовлетворённую, передумал. Решил попробовать повлиять на саму физиологию – мокрое пятно на штанах Веры подсказало, что попытаться можно.

- …можешь, если захочешь, кушать больше. Лишние калории не усвоятся, не станут использоваться на построение жира, а выйдут неиспользованными…