Много снов назад (СИ) - "Paper Doll" - Страница 64

— Ты вроде как заявила, что нам лучше будет не начинать этого разговора, — он двинул невинно плечами, что разозлило её. Рози потупила глаза вниз. Она так сильно сжимала в кулаке вилку, что костяшки заметно побелели. Он вел себя, как ребенок, и Рози не знала, как справляться с этим. Упрямая игра, начатая с обернутых против слов девушки, пустившихся подобно стрелам в щит её самообладания.

— А вы намерены были повторить в точности то, что я имела в виду? — парировала Рози, подняв на мужчину взгляд, полон раздражительности, что улетучилась, стоило ей кротко посмотреть на него. Острый укол в области груди, отзывающимся ещё теплым воспоминанием об их поцелуе, ранил сильнее последующей за этим жестокости, которой девушка не выносила.

— Ты будто прочитала мои мысли. Именно это я и хотел сказать, — сложив руки впереди себя, Дуглас закивал головой. Ей не нужно было смотреть на него, чтобы чувствовать на себе его взгляд, которым он проникал под кожу, заставляя трепетать каждую клетку её тела, скованного в замки неловкости этой беседы. — Думаю, ты и сама признаешь, что это правда, если упомянула об этом.

Дуглас заметил, как девушка крепко сжала челюсти, собрав все свои силы вместе, чтобы держать язык за зубами. Она начала постукивать вилкой по тарелке, создавая едва заметный шум. Нога под столом выбивала сумасшедший ритм.

— Рози, мы должны расставить все точки над «і» и оставить всё произошедшее в прошлом, — его тон стал гораздо мягче. Дуглас чуть наклонил голову, чтобы посмотреть ей в глаза, спрятанные в тарелке с наколотым куском дурацкого пирога. Наверное, он опасался более, что она расплачется на глазах у других, выставит его в дурном свете, чем то, что сумел задеть её чувства, которые девушка с переменной удачей скрывала.

— Мне уже есть восемнадцать, — первое, что произнесла Рози, подняв на него стеклянные глаза. Рука Дугласа снова потянулась к волосам. Оттягивая их чуть назад, он тяжело выдохнул. — Можете соврать, что проблема не в этом.

— Проблема в том, что я хочу одновременно быть честным с тобой и не ранить твои чувства, что почти невозможно.

— Я не рассыплюсь на части, можете не опасаться этого. Я не боюсь услышать правды, только если честным вы будете не только передо мной, но и самим собой, — она оставила чёртову вилку в покое, отодвинув тарелку с пирогом от себя. Сложила руки на груди, закинула ногу на ногу, что удалось едва успешно в стесненных условиях. Рози задела ненарочно ногу Дугласа, из-за чего тот отпрянул, будто его кто током ударил. Этот укол был без тени мысли о поцелуе.

— Об этом я и говорю, — он хлопнул ладонью по столу. В его голосе вновь появились нотки раздраженности. — Правда одна. Я взрослый, а ты ещё ребенок, на которого обратили внимание. Я был вежлив и учтив, только чтобы не обидеть тебя. Было весело и хорошо, но ты, очевидно, привязалась ко мне, что зачастую случается с детьми, обделенными родительским вниманием.

Рози смотрела на него немигающим строгим взглядом. Лицо выражало строгую сосредоточенность — брови сведены вместе, губы стали надуты, лоб нахмурился. Она будто задержала дыхание и совершенно забыла о том, как правильно дышать, словно ничего сложнее этого не было. Щит самообладания был сломан. Дуглас нашел в нем трещину и ударил по больному месту, не щадя сил.

— Мне жаль о том, что произошло с тобой вчера. Это было чудовищно ужасно, и, очевидно, ты нуждалась в утешении, поэтому сама не поняла, как поддалась эмоциям. Ты одинока, и твоя семья совершенно…

— Вы издеваетесь надо мной? — Рози не могла более выдержать того, что он говорил, вонзая нож всё глубже и глубже, прежде чем отважиться повернуть его внутри её естества, покончив с чувствами и ней самой раз и навсегда. — Это ведь бред какой-то, — Рози горько усмехнулась. — Я ещё ни в ком так сильно не ошибалась, как в вас. Не могу поверить, но вы ещё больший трус, чем мой отец.

— Рози, послушай, — Дуглас положил свою ладонь поверх её, не давая путей к отступлению. — Иначе не может быть, — нож был повернут прямо внутри её грудной клетки.

— По-прежнему уже тоже не будет, — она не могла отвести взгляд от их всё ещё сжатых рук, Рози боролась с собой, чтобы не переплести их пальцы вместе, давая слабину, но это было не к месту. — Ладно, теперь я действительно чувствую себя глупой, — Рози резко выдернула свою ладонь из-под ладони мужчины. Подхватилась с места и начала надевать пальто.

— Ты даже не поела, — он подвинул к другому краю стола тарелку с пирогом, в который раз взъерошивая волосы.

— О, надо же, оставьте свою заботу для собственного ребенка. Думаю, отец из вас получиться замечательнейший, — выпалила сгоряча, наспех застегивая дурацкие пуговицы, не поддающиеся непослушным пальцам. — Должно быть, его вы не позволите обделить вниманием, как это случилось со мной, — бросила напоследок, прежде чем взмахнуть волосами и уйти, оставив его одного за столиком.

На следующий день Рози перенесла бронь столика на час раньше. Ещё через день Стэнли обмолвился о том, что не смог рассказать Дугласу об обстоятельствах дела, поскольку тот уехал из города до начала следующего учебного семестра.

Дуглас недолго думал, прежде чем ответить на электронное письмо кузена, в котором тот приглашал его отпраздновать Рождество вместе в Вашингтоне. Приглашение подвернулось, как нельзя вовремя, и в смятенно взволнованном состоянии, он написал, что обязательно приедет, будто иного ответа от него нельзя было ожидать. Кузен стерпел бы и отказ, но посвященный во все трудности жизни Дугласа, как никто другой, он пригласил его к себе из формальной вежливости, о чем знали они оба.

Устроившись в Филадельфии, Дуглас прислал кузену слова благодарности и чек на приличную суму за то, что тот приютил его на время продолжительных странствований. После увольнения и развода ему приходилось скитаться по отельным номерам, каждый последующий был дешевле предыдущего. Только, когда это стало не по карману, когда большая часть денег уходила на адвоката, Дуглас решился обратиться к родственнику, с которым в последний раз виделся на собственной свадьбе. Благо тому, что ему хватило ума оставить на счету приличную сумму с расчетом на большее. Вот только до того времени, как он успел бы устроиться, о большем не хотел думать.

По его скудным соображениям всё должно было развиваться постепенно. Сперва он намеревался найти работу, затем подыскать жилье, а потом позаботиться и об остальном, что было менее важным. Дуглас привык к последовательности, согласно правилам которой было куда удобнее жить. Вот только, когда вся жизнь разрушилась в одночасье, и выстраивать её приходилось заново, взяться за голову было куда сложнее, чем в первый раз, когда он только появился в этом большом городе с головой, полной знаний, и душой, полной стремлений.

Он полагал, что они с кузеном расстанутся до следующего общесемейного мероприятия, происходящего раз в десятилетие. Они не особо дружили в детстве, в юношестве вовсе забыли о существовании друг друга. Дуглас знал, что его присутствие во многом стесняло холостую независимую жизнь Майкла, но в то же время ничего не мог поделать с собственными неудачами. Он старался не мешать и быть тихим, насколько это было возможно. С друзьями кузена не заговаривал, приходил поздно вечером, уходил из дома утром, изредка наведываясь на обед и ланч, когда квартира пустовала.

Дугласу была невыносима мысль о том, что в том самом городе, несколько кварталов спустя находилась купленная на честно заработанные им деньги квартира, которую Николь с таким усердием отстаивала, что, в конце концов, ему пришлось сдаться. Вопреки известному мнению, благородство ещё никогда никого не красило. Наряду с добротой оно медленно изживало себя, покуда ослабевало человеческий дух, засоряя легкие пылью разочарования и боли, не стоящих того.

Ситуация не была столь критичной, что прежде, ведь всё же у него был надежный кров, стабильная работа и более или менее крепкая почва под ногами. Единственным обстоятельством, нарушающим спокойствие, оставалась Рози, поцелуй которой ударил молнией по его душевному самообладанию.