Пехота-2. Збройники - Брест Мартин - Страница 5

Зазвонил телефон. Я махнул Феде, уже шагнувшему в непривычно ярко освещенный зал, и остановился на крыльце. Взял трубку и услышал жизнерадостный голос Прапора.

— Прапорщик Прапор стрільбу закончив. Расход бека — п’ятдесят відсотків.

— Пятьдесят процентов от чего?

— От боезапаса.

— Хм. От как ты, мне интересно, посчитал пятьдесят процентов от пятнадцати выстрелов?

— Як-як? Молча.

— Мощща. Результат?

— Нема результата. Первые два мы скосили, ветер не учли. Потом вроде туда ложили.

— Ну?

— Ну як закончили, он потом ще раз стрельнул. Типа мы — косоглазые идиоты.

— Ну оно по факту так и есть.

— Ну да. Бэху отогнали, сидим, курим.

— Ну норм. Славян в рацию не звонил?

— Не.

— Нашим я доложу сейчас, но, блин, докладывать стыдно, Коля. Нема результата.

— Я его прибью. Завтра.

— Ну побачим. Давай.

— Плюс. …А, погоди! — голос Прапора прерывался, на фоне слышалось бурчание движка «бэхи». Вдруг отчаянно захотелось обратно на ВОП.

— Шо?

— Сигарет купи. «Ротманс Дэми». И Казачку тоже.

— Дааа, Прапор, на «Винстон» ты не наслужил.

— В смысле?

— Забудь. Возьму.

— Плюс.

В АТБ было откровенно жарко, я расстегнул куртку и воротник флиски. Яркие полки, холодильники, ряды, ряды… как будто в другой мир попал. Перед молочкой стоял Федя с тележкой и молча смотрел на молоко. В тележке стоял АКМ.

Я обошел его и начал сгребать в тележку продукты по списку. Мда, одной тележки не хватит, почти двадцать человек бажают праздника. В соседнем ряду невысокий мужик в пикселе мучительно выбирал паштет. Почему военные так любят паштет? Гастрономическая загадка, которая никогда не будет разгадана. Мужик покосился на меня недовольно и отвернулся. Я подошел и набрал банок восемь разных паштетов. Загадка, да…

… Машина ВСПшников стояла на «нациковском» блокпосту. Было уже около девяти, темные ветки качались под порывами ветра, но дождь закончился. Дворники перестали скрести лобовуху, Федя жевал какую-то плюшку и зыркал в темноту, было неуютно, как бывает неуютно в незнакомом месте ночью. Я подкатил к шлагбауму и помигал фарами. Неясная фигура отделилась от тени КП и поспешила к нам.

— Дяка, мужики, — нацгвардеец схватил блок «Винстона» и тут же начал распечатывать. — А нам тут комендатура мозг выносит.

— Че хочет? — я передал хлопцу кулек с пятью какими-то булочками. — Тримай, мучное полезно.

— Ооо, благодарочка. Та хер его знает, машины военные останавливают. Ехали бы вы, пока они не раздуплились, у вас на машине ж ни камуфляжа, ни знаков, а номера ща не видно.

— Ну тады погнали. Давай.

— Давай.

Я тронулся, вырулил на ровную дорогу. Сзади вдруг истошно замигали фары, и «пятерка» засигналила.

— Мля. ВСПшники ща придолбутся, — сказал я Феде.

— И шо?

— И ничо. Зброю до бою, и поехали.

Федя сунул остаток булочки в рот, что-то пробубнел, поднял АКМС и с сомнением его оглядел. Передернул звонко лязгнувший затвор, щелкнул предохранителем и положил автомат на колени, стволом точно мне в живот. Я остро почувствовал отсутствие броника. «Скорпион» натужно проглотил еду, вздохнул, сложил приклад и повернулся назад. Зашарил руками по полу, поднял «ГПшку», зачем-то подул в ствол и завозился, вытаскивая ВОГ из подсумка.

— Федяяяя… — протянул я.

— Шо.

— Я пошутил.

— Когда?

— Не гони, положи подствол на место. Мы ж не будем стреляться со своими.

— Ладно, — Федя не стал заряжать подствольник, но аккуратно опустил его на пол, туда, где раньше стоял автомат. Я еще раз покосился на ствол АКМСа, снова промолчал. Сзади мигал фарами «жигуль». Я прибавил, и машину опять затрясло.

«Лендик» только с виду неповоротливый да разгоняется медленно. Раскочегарь эти две тонны — и неуклюжая машина летит как ласточка. «Жигуль» с тремя или четырьмя ВСПшниками внутри явно не тянул в этом темпе, но я не выжимал все, улететь с мокрой трассы не хотелось. Да и не оторваться — куда с трассы денусь? Или свернуть в Бугасе и потеряться в частной застройке? Та ну нафиг, еще ночью фигней страдать.

Федя ткнул пальцем в магнитолу, и из единственной рабочей колонки запела Светлана Тарабарова. О, моя флешка стоит, норм. Вот чего они привязались? Делать нечего?

— Чего они привязались? — Федя опять оглянулся.

— Доколупаться хотят.

— Зачем?

— Фиг його зна. Може, им за это орден положен. Медаль на крайняк.

— Как ота, шо давали недавно? «За оборону Волновахи»?

— За оборону Барселоны, мля. Пацаны говорили — из всех, кого награждал горсовет, тупо половина ВСПшников. Воины ислама, мля.

— Ну да. Останавливаться будешь?

— Не буду. Еб@ла жаба гадюку. Нехай гоняются, если делать нехер.

— Не гони тока.

— Не гоню.

Мы ехали в молчании, Тарабарову сменили AC/DC, потом Тартак. Заправка промелькнула слева и осталась позади, фары выхватывали блестевшую поверхность, «жига» не отставала, перестав мигать и сигналить, просто висела сзади. Я притормозил, перевалился через бордюр разделителя и вывернул на встречку. ВСПшники так лихо сделать не могли, не позволял просвет просевшей машины, и поехали дальше по правой стороне шоссе. Впереди показалось КПВВ. Мы всегда заезжали по встречке, всегда мигали фарами, а вот «жигуль» приближался к контрольному пункту въезда-выезда по той стороне дороги, где обычно ехали гражданские проезжающие. На КПВВ закачался фонарь, описывая широкие круги, и я снова помигал фарами. Всё как всегда.

Я заранее приоткрыл дверку и высунул голову. Погранец, тот же, что провожал нас полтора часа назад, махнул рукой, потом вдруг шагнул к нам.

— Кто це с вами? — он кивнул на жигуль, останавливающийся с той стороны дороги.

— Фиг його зна. Привязались на Вахе, так за нами и тулили, — я пожал плечами. — Мы погнали?

— Бля… А ну, стоять! Стоять, бля! Не вылазить! — заорал вдруг погранец «жигулю», сдернул автомат с плеча и рванул вокруг машины.

«Жигули» остановились, одновременно распахнулись все четыре дверцы. Пограничник, стоявший напротив их, отступил на шаг назад и тут же склонил голову к рации. Послышался топот, на фанерном домике вдруг зажегся фонарь и ударил прямо в «пятерку». Мда, поторопились господа ВСПшники вылезать, не поняли, что в темноте их не опознали толком.

Я мягко тронул машину, мы покатились по КПВВ. Сзади кто-то орал, ему отвечали, зажигались огни, хлопали двери. Кипиш знатный, Федя заулыбался. Повезло. Треба будет пару дней в Ваху не показываться на этой машине, шоб они успокоились.

Перед нами, прямо поперек дороги, слева направо протянулись красивенные линии трассеров. Еще раз. Еще. Потом засверкали огоньки вспышек. Я оттормозился и выключил фары, потом заглушил машину. Сразу стало слышно стрельбу, даже с расстояния в несколько сотен метров. Била «дашка», и вот это, кажись, «покемон». Стихло — и тут же закашлял АГС. Шуршания ВОГов слышно не было, но вспышки через десяток секунд на склоне «серого» террикона, неожиданно тусклые, лениво разбивающие мглу, смотрелись… хорошо смотрелись. В ответ не стреляли — ну, или мы не видели вспышек. Федя приоткрыл дверку и нажал кнопку на коллиматоре. Война? По какому случаю война?

Я достал телефон, потом сунул обратно, и вытащил из кармашка на двери «баофенг». Интересно, аккум на нем еще живой?

— Кабак Мартину, Кабак Мартину, прием.

— Думаешь — они слышат? — засомневался Федя.

— Надеюсь. В любом случае пока тут постоим, — я снова поднял рацию. — Кабак Мартину, прием.

— … ртин, я Гендель, на приеме, — зашипела рация.

О, дежурный наряд отозвался.

— Гендель, я Мартин, давай по пятьдесят.

— Принял, наливаю.

«По пятьдесят» обозначало связь по секретной военной связи, то есть — просто позвонить на мобильный. Телефон зажужжал, на экране высветилось «Мастер 41», Федя зачем-то вышел из машины и отошел назад.

— Мастер, шо у вас?

— Та задолбали. Шарятся, як у себя дома.

— И шо?