Избавление - Дики Джеймс - Страница 37
- Предыдущая
- 37/64
- Следующая
Бобби посмотрел на меня в упор и впервые с того момента, как зашло солнце, я увидел его глаза – в них были заметны какие-то точечки света.
– Ну, вроде бы все, – сказал я и, подняв лук, пошел к тому месту, где рядом с байдаркой лежал Льюис, который все так же, без устали, продолжал втирать затылок в песок. Я сел рядом с ним на корточки; его трясло мелкой дрожью от боли, не от холода. Но выглядело это так, будто ему просто очень холодно. И когда он, протянув руку, коснулся моего плеча, эта дрожь частично передалась и мне.
– Ты хорошо себе представляешь, что собираешься делать?
– Нет, Лью, – ответил я, – не очень. Но по ходу дела я буду думать, что делать дальше.
– Не дай ему себя заметить, – сказал Льюис. – И никакой ему пощады. Никакой!
– Я сделаю все, чтобы он меня не заметил.
– Сделай так, чтобы удалось и все остальное.
Я задержал дыхание, ожидая, что Льюис скажет дальше.
– Убей его, – сказал Льюис. И, казалось, река повторила его слова.
– Если я его смогу найти, я убью его.
– Вот так. Знаешь, где мы? В стране Льюиса Медлока.
– Да, выбор один – выжить, – согласился я.
– Я же тебе всегда говорил, – сказал он. – Все упирается в проблему выживания.
– Да, ты мне это говорил.
У меня было такое впечатление, что вокруг меня все изменилось. Я просунул левую руку между тетивой и луком, потом через плечо закинул его за спину таким образом, чтобы наконечники стрел смотрели вниз. Потом подошел к каменной стене ущелья и положил на нее руку – ту руку, которая была изрезана наконечником стрелы, когда я кувыркался в воде; провел по камню так, будто ладонью я мог ощупать всю поверхность скалы, ощутить всю сложность стоящей передо мной задачи и зажать ее в руке. Поверхность камня была шероховатой. И неожиданно, от моего прикосновения, от нес отлетел кусочек. Шум реки здесь казался громче, как будто камни в порогах передвинулись поближе. Через некоторое время шум вроде бы снова уменьшился – эта прибавка в звуке либо потухла, либо отползла в сторону, на середину течения.
Я решил, что это – знак. Я отошел на несколько шагов назад, потом бегом бросился к стене, подпрыгнул, успел положить локоть на первый невысокий выступ, подтянулся и выбрался на него, ободрав при этом немного бока и ноги. Встал во весь рост. Бобби и Льюис оказались прямо подо мной, скрытые каменным выступом. А может быть, их там вообще уже нет? Стоя там, на каменном выступе, яощутил полное одиночество – такого в своей жизни я никогда раньше не чувствовал.
И сердце мое радостно встрепенулось при мысли о том, где я нахожусь и что делаю. На воде появились отблески нового света – всходила луна, все выше и выше. Несколько минут я, стоя спиной к скале, смотрел на реку, ни о чем не думая, лишь ощущая свою беззащитность, какую-то обнаженность и тесную связь со всем, что меня окружало.
Меленько переступая ногами, я повернулся лицом к скале, прислонился к ней телом, определяя степень ее уклона. Приложил к камню щеку и поднял вверх, в темноту, обе руки. Пальцы, казалось, сами по себе бегали по скале, ощупывая ее. Камень казался податливым, и эта податливость беспокоила меня больше всего. Я боялся, что выступы камня, за которые я буду цепляться или на которых буду стоять, рассыплются под нажимом. Правой рукой я нашарил нечто вроде трещины, запустил туда пальцы, носком левой ноги стал нащупывать какой-нибудь выступ, что-нибудь, от чего можно было бы оттолкнуться. Нащупал какую-то неровность – как вздутость на камне, – стукнул по ней ногой, чтобы проверить, насколько она прочна. Потом поставил на нее ногу, оттолкнулся, одновременно подтягиваясь на правой руке.
Я медленно поднялся с поверхности большого выступа, на котором стоял; лук, перекинутый через левое плечо, сдвинулся дальше на спину; мне пришлось больше полагаться на правую руку, чем на левую; вставил правое колено во впадину, потом поставил туда ногу. Укрепился в этом новом положении, как мог, и снова стал ощупывать скалу выше себя. Обнаружил небольшой выступ слева, двинулся к нему, дивясь тому, что делаю.
Скала была не такой крутой, как казалось снизу, но, возможно, поближе к верху она станет круче. Если я сорвусь, то скорее всего буду скользить вниз. А если упаду, то не в реку, а на большой выступ внизу. И когда я представил себе, как это будет происходить, это меня немного приободрило – хотя и не очень значительно. Я подобрался к выпуклости, перебрался через нее, уверенно поставил на нее левую ногу, а правой рукой нащупал что-то, что было похоже на корень, уцепился за него и посмотрел вниз.
Поверхность большого выступа, которая находилась подо мной метрах в трех-четырех, казалась бледным пятном. Я снова повернул голову к скале и перестал о нем думать; подтянулся вверх, опираясь коленями, нащупывая концами тапочек трещины и выступы. Когда это было возможно, я втирал носок в крошащийся камень, пытаясь, прежде чем переместиться в новое положение, найти опору для обеих рук и второй ноги. Некоторое время мне это удавалось, и моя уверенность в себе возросла. Часто мне удавалось найти то, за что можно было схватиться одной рукой; потом я отыскивал опору хотя бы для одной ноги; иногда я мог за что-нибудь ухватиться сразу двумя руками. Один раз было так, что только одна рука держалась за что-то, но держалась крепко, и я, поперемещавшись немного то в одну, то в другую сторону, подтянулся наверх, нашарив концом тапочка опору для ноги.
Поначалу постоянный поиск опор и трещин и интерес к тому, что я делаю, занимали меня настолько, что я ни о чем не думал. Но вскоре стал замечать, что отыскивать эти опоры для перемещения вверх становится все труднее и труднее. Мне стало казаться, что скала дрожит перед моим лицом и грудью. Я стал слышать свое дыхание, которое со свистом и гудением металось между мной и скалой. Стена становилась все круче, и каждый сантиметр продвижения вверх стоил мне невероятных усилий. В руках накапливалась все большая усталость, а икры ног уже не просто дрожали – они прыгали от напряжения. В какой-то момент я понял, что меня начинает одолевать искушение посмотреть вниз, хотя мне, как и всем, был прекрасно известен этот знатный совет: кому приходится взбираться на значительную высоту – не смотрите вниз и не оглядывайтесь. Во мне шевельнулась паника. Ее шевеление было еще не очень беспокоящим, но достаточным, чтобы ощутить ее присутствие. Я сосредоточился, призывая все оставшиеся резервы сил, – я надеялся, что мне, несмотря на сильную дрожь, удастся проникнуться более тонким, более глубоким пониманием и ощущением скалы. И я медленно, сантиметр за сантиметром, полз вверх. По мере того, как я взбирался все выше и выше, я ощущал все растущую нежность к этой каменной стене.
И все-таки я посмотрел вниз. Река лежала широким плоским пространством, залитым светом, заполняющим весь мир подо мной. По ее середине бежали гибкие, сворачивающиеся и разворачивающиеся пятна света, сливающиеся в холодное прыгающее пламя. Я висел на высоте метров двадцати пяти-тридцати над этим сияющим, всепроникающим великолепием, над этой сверкающей пропастью.
Я повернул голову назад к стене и приложил к ней губы, чувствуя, как она входит во все мои нервы, во все мускулы. Я обладал этой стеной в четырех случайно найденных точках, которые и удерживали нас – меня и скалу – вместе.
Наверное, как раз тогда я и стал подумывать о том, что, может быть, следует спуститься вниз, проплыть вдоль берега и попытаться найти более легкий подъем, и я даже опустил одну ногу немного вниз – в пустоту. И под ногой действительно ничего не оказалось. Нога отчаянно искала опоры, но находила только пустоту. Я подтянул ее назад и поставил на то же место на скале, где она была раньше. Носок теннисного тапочка вгрызся в податливый камень как живое существо, как зверюшка, копающая норку. И я снова полез вверх.
Ухватившись левой рукой за что-то – очередной небольшой выступ на скале, – я стал подтягиваться. Но сдвинуться вверх не смог. Я отпустил то, за что держался правой рукой, и сжал ее запястье левой; пальцы левой руки дрожали, готовые вот-вот сорваться. Носком одной ноги я упирался в ямку на поверхности скалы – вот и все, на чем я держался. Я взглянул вверх. Стена не давала мне больше ничего. Я вдавился в нее, но она меня уже не пыталась оттолкнуть. Исчезло нечто, на что я полагался до этого момента. Все, конец. Я еще висел, но чувствовал, что в любую секунду могу сорваться. Я устремлял все свои силы в пальцы левой руки, но они уже почти не слушались меня. Я находился на совершенно отвесном участке стены и понимал, что если мне не удастся преодолеть его немедленно, я не удержусь и полечу вниз, как отшелушившийся кусочек краски. У меня на этот случаи было нечто вроде плана: я решил, что мне нужно будет изо всех сил оттолкнуться от стены и постараться упасть в реку, в эту сияющую бездну со скрученными жгутами света и пролететь, по возможности, мимо большого выступа внизу, у подножия. Но даже если бы мне удалось упасть не на камни, а прямо в воду, у берега было достаточно мелко. И это было почти все равно, что упасть на камни. К тому же, во время падения мне надо было бы успеть избавиться от лука.
- Предыдущая
- 37/64
- Следующая
