Врата славы (СИ) - "Тиамат" - Страница 23

Множество шигуней положили Ашурран и Матолви Бычий Рог, и победа склонилась на сторону Киарана. Однако никак не могли они отыскать тайную крепость шигуней, укрытую в горах. Оставить ее — так потом шигуни век будут донимать набегами. Никто же из тех, кто знал местонахождение крепости, живым в плен не сдавался. И вот случилось так, что в одном из боев Ашурран попала к варварам в плен. Притащили ее в крепость связанной и бросили к ногам вождя Ахсарты.

— Так, значит, ты та самая воительница, что убила моего брата Ахсаргату! Готовься к мучительной смерти, женщина! — вскричал вождь.

— Смерти я не боюсь, — отвечала Ашурран бесстрашно. — Однако удивлена я, что не желаешь ты стребовать с киаранского князя выкуп за жизнь твоего брата.

Верен был расчет Ашурран, ведь шигуни отличались алчностью, особенно до всякого скота.

— Какой бы выкуп дал киаранский князь за жизнь моего брата? — спросил Ахсарта.

— Дал бы он тебе тысячу быков однорогих, тысячу быков двурогих и тысячу трехрогих. Передай ему эти слова от меня, да еще скажи, пусть гонят перед стадом быка с белой головой, а если заупрямится он, то пусть пригрозят отрезать ему нос и уши. И пусть гонят быков правым боком к закату, это хорошая примета.

— Вот это диво! — сказал Ахсарта, укусив от удивления большой палец. — Не убью я тебя, пока не пригонят выкуп. Посмотрим, правдивы ли твои слова.

Послал он к киаранскому князю своего человека с коровьим черепом на копье. Издавна было это у варваров знаком переговоров. Варвар бросил перед князем коровий череп и передал слова Ашурран.

Князь чуть было не вспылил, но удержал его Матолви.

— Ашурран знак нам подает. Тысяча быков однорогих — это тысяча мечников, тысяча быков двурогих — копейщики, быки трехрогие — лучники. Дорогу до крепости нам покажет вестник. Смерти он не боится, пыток тоже, но отрезать нос и уши, по понятиям варваров — страшный позор, хуже смерти. А крепость следует брать с западной стороны, повернувшись правым боком к закату.

Собрал Матолви войско и повел на твердыню шигуней. Когда осадили они крепость, понял Ахсарта, что его обманули. Ринулся он в темницу, где держали Ашурран, желая предать ее мучительной смерти. Однако пуста была темница, только валялись на полу цепи с расплавленными звеньями и решетка, вынутая из окна. Не зря Ашурран училась владеть своей магической силой, в нужный час пальцы ее, пылающие, как угли, без труда справились с оковами. И Ахсарту она могла бы подстеречь и убить, но оставила это право Матолви, чего давно его сердце желало. И пал Ахсарта от руки королевского военачальника, а остатки его войска бежали в горы.

Разгромив шигуней, Матолви с Ашурран зазимовали в Киаране. Киаранский князь ничего не жалел для своих избавителей. Жарились для них целые быки на вертелах, рекой лилось вино, на пиру прислуживали самые красивые юноши и девушки. Не могла Ашурран надивиться изысканной роскоши княжеского дворца и богатству Киарана. Матолви же, напиваясь, похвалялся:

— По сравнению с королевскими палатами в Кассандане это хлев для свиней, а сам киаранский князь по сравнению с королем Огинтой не лучше смерда!

Всегда был во хмелю невоздержан на язык Матолви. Эти слова сослужили ему плохую службу. Киаранский князь затаил на него злобу, но не о том сейчас речь.

Когда наступила весна, стали повсюду в Киаране устраивать празднества и ярмарки. Киаранские ярмарки славились по всему Юнану, приезжали на них даже мирные варвары-нызги, торговать пушниной и дичью. Однако в этом году никто из нызгов не приехал.

Удивило это киаранского князя. Он послал разведчиков в земли нызгов, но разведчики не вернулись. Трудно было не заподозрить недоброе! Вызвал он Ашурран и Матолви на совет.

— Должно быть, появился у варваров новый воинственный вождь, и решил он начать с покорения нызгов. Следует преподать ему урок, чтобы он не подумал пойти по пути Ахсарты и Ахсаргаты.

Взяв войско, Ашурран и Матолви двинулись в поход и скоро дошли до земель нызгов, которые располагались на самой границе Великого леса.

Всюду их встретили смерть и запустение. Поистине ужасная картина! От жилищ нызгов остались одни лишь пепелища, среди которых одиноко белели кости, отмытые дождями от сажи. Никто не уцелел — ни воин, ни женщина, ни ребенок. Рядом со своими хозяевами лежали черепа охотничьих собак и ловчих беркутов. Кое-где и следа не осталось от поселений нызгов — пепел унесли с собой талые воды, а кости растащили дикие звери. По всему было видно, что нападение произошло внезапно, а тех, кто успевал выскочить из горящих жилищ, добивали и швыряли обратно.

— Только горные дикари способны на такую жестокость! — воскликнул Матолви.

— Не похоже это на горцев, — хмурясь, отвечала Ашурран. — Не в обычае у них нападать зимой или поздней осенью. И зачем им нищие нызги? У них и взять-то нечего, даже коней и коров нет. Разве что женщин угнать. Отчего же тогда так много женщин и детей убито в своих жилищах, отчего горцы не угнали их с собой?

— Не иначе как это кровная месть, — сказал, подумав, Матолви.

Ашурран спешилась и принялась мечом разгребать окаменевшую золу.

— Не похоже это на горцев, — снова сказала она. — Посмотри, не взято отсюда ничего, даже глиняного черепка. Немного у нызгов серебра, но и оно осталось нетронутым. А при кровной мести принято забирать все имущество убитых в качестве выкупа.

Тогда Матолви пригляделся получше к останкам и тоже нахмурился. Трупы истлели за зиму до костей, однако же видно было, что убиты они с поистине нечеловеческой силой, черепа и грудные клетки разрублены с одного удара.

— Каким оружием это сделано? — спросил он.

И никто не смог ему ответить, ибо прекрасно было известно, что оружие у горцев из плохого железа.

Ашурран между тем искала стрелы, но ни одной не нашла, хотя на костях были заметны следы от них. Вероятно, нападавшие собрали стрелы и унесли с собой.

Военачальники разослали вокруг разведчиков, наказав им передвигаться большими отрядами, не теряя друг друга из виду. Разведчики не обнаружили ни следа неприятеля — ни кострищ, ни брошенных вещей, ни следов трапезы.

Гнетущее чувство охватило людей в этом краю смерти.

— Будто бы небесный огонь поразил нызгов, — стали они перешептываться.

— И то верно, не простой это был огонь, — сказала Ашурран. — Разве шатры из шкур могут так жарко гореть, что оплавились медные браслеты и бронзовые клинки?

Так и не найдя ответов, вернулись они ни с чем в Киаран.

Киаранский князь не слишком огорчился, узнав о гибели нызгов.

— Теперь можно отправить поселенцев на эти земли, — сказал он.

— На вашем месте я б не торопилась это делать, — сказала Ашурран. — Ведь неизвестно, кто убил их.

Матолви пришла пора возвращаться в Кассандану, однако он остался, отправив гонца к королю Огинте с рассказом о случившемся.

Киаранский князь разослал гонцов и шпионов к варварским племенам, спрашивая, что известно им об уничтожении нызгов. Оказалось, весть о страшной судьбе мирного племени уже разнеслась по горам. Каждое варварское племя или хвалилось этим злодеянием, или сваливало его на своих врагов. Только следопыты из маленького племени саууаев сказали:

— Нызги разгневали духов леса, и духи леса убили их.

У слышавших это даже мороз по коже прошел.

А следом еще одна худая весть подоспела. Несколько лесных поселений киаранских дровосеков были подобным же образом разорены и разрушены. Прежде думали, что не подают они вестей из-за весенней распутицы. Напуганные слухами о лесных духах, послали к ним людей и не застали никого в живых.

Жители Киарана спешно принялись вооружаться и не ложились больше спать, не выставив дозорных и не положив у кровати косу или рогатину.

Князь устроил совет, пригласив на него всех именитых людей своего княжества, в том числе Ашурран и Матолви. Долго они судили и рядили, пока Ашурран не вышла вперед.