Врата славы (СИ) - "Тиамат" - Страница 11

Я познание сделал своим ремеслом,

Я знаком с высшей правдой и низменным злом.

Все тугие узлы я распутал на свете,

Кроме смерти, завязанной мертвым узлом. (Омар Хайям)

В великой гордости своей он даже не думал о возвращении на родину. Что для него прежняя жизнь, если перед ним лежала новая, полная неизведанных удовольствий и неиспытанных ощущений.

Другой бы на его месте начал разгул и разврат, соря деньгами и кичась обретенным могуществом. Но не таков был Руатта. Совершил он деяние, воспетое в стихах не одним поэтом: остановил эпидемию чумы, обрушившуюся на Ланкмар, грозившую каждого десятого жителя, будь то бедный крестьянин или богатый аристократ, отправить в холодную тьму могилы. И за деяние свое прославился он по всему Иршавану, обрел благодарность простых людей и благосклонность правителей, и все уверовали в его всемогущество. Так велика была любовь к нему народа, что клеветника, посмевшего утверждать, будто бы Руатта сам вызвал чуму, забили насмерть в Кинсале.

Однако был Руатта своенравен и суров характером. Сам он решал, кому помогать, а кому нет, и никто ему был не указ. Случалось, являлся он ко двору короля или кого-то из князей и проводил там несколько лет, а потом снова исчезал в уединении. Бывало, брал он огромные деньги за лечение бородавки на носу аристократа, а за то, чтобы исцелить умирающего крестьянина, не брал ни гроша. И все ему было подвластно — вызвать дождь, остановить наводнение, утроить урожай на полях, исцелить болезнь или предсказать судьбу. Изредка участвовал он и в войнах, сражаясь врукопашную, как простой смертный. Шли годы, а он не менялся, оставаясь юным и прекрасным. Мог он предстать юношей лет шестнадцати или мужчиной в расцвете лет. В прочем внешность его оставалась прежней. Был он среднего роста, стройный, как кипарис, с изящными ладонями и ступнями. Глаза его были цвета молодой листвы, мокрой от дождя, волосы цвета меди, кожа цвета бледного золота. Глядя на его лицо, не одна женщина загоралась желанием. Говорили про Руатту, что не гнушается он и мужчинами, но никто не решался осуждать его за эту недостойную страсть, ибо воистину чародеи стоят намного выше простых смертных, и нельзя их судить по тем же законам.

К тому времени, как Ашурран повстречалась с Руаттой, исполнилось ей восемнадцать лет. В непрестанных боях она закалилась, как закаляется железо в горне. Рука ее стала тверда, как сталь, плечи сильны, как у молодой львицы, и движения быстры, как у скорпиона. Но в глазах уже не было прежнего огня, только холодное презрение к миру. Ибо слишком часто видела она предательство и злодейство, людскую алчность и глупость.

С тем же презрением взглянула она на Руатту, когда он склонился над ней, чтобы залечить ее раны. Не было в ней ни почтения к власть предержащим, ни к мудрости уважения, ни трепета перед могуществом. Даже благодарности она не испытывала, ибо думала, что Руатта спас ее для своего развлечения.

Ашурран ожидала, что придет он заявить на нее свои права, как только она оправится от ран. Но этого не случилось.

Дни шли за днями, а никто в покоях Ашурран не появлялся, кроме служанок. Жила она, как королева — спала на шелке, умывалась на серебре, ела на золоте. Все ее желания мигом исполнялись. Даже выходить из замка ей никто не запрещал. Но что толку — расстилалось кругом безбрежное море, Ашурран же, родившаяся в степи, плавать не умела.

От скуки взялась она упражняться в рукопашном бое среди цветущих апельсиновых деревьев в замковом саду. И почудилось ей, будто наблюдает за ней кто-то с высокого балкона, однако самого человека видно не было. Однако не стоило труда догадаться, что это сам хозяин.

Выждала она удобный момент, прыгнула на гриву мраморного льва, с него на выступ стены и мигом взлетела вверх до самого балкона.

— Ты немедленно отправишь меня обратно, чародей! — грозно крикнула она и приставила обнаженный клинок к горлу Руатты.

Чародей безмятежно улыбнулся.

— Обратно? На кровавый песок арены? Не знал я, что ты так ищешь смерти, доблестная Ашурран.

Ашурран слегка смутилась, но не показала этого.

— Доставь меня в Кинсалу, вот что я имела в виду.

— Хочешь продолжить прежнее ремесло, убивать и грабить? Года не пройдет, как голова твоя слетит с плеч на городской площади.

Ашурран разозлилась, ноздри ее гневно раздувались.

— Я не спрашиваю твоего совета, чародей. Раз ты такой умный, доставь меня в Арриан, и покончим с этим. А если ты еще раз посмеешь ухмыльнуться, это я снесу твою голову с плеч!

Руатта сжал губы, стараясь сдержать смех, и опустил золотые ресницы, чтобы скрыть насмешливый огонек в глазах. В этот момент облик его был столь соблазнителен, что ярость Ашурран стала уступать место желанию.

— Вот как, неужели я не достоин никакой благодарности за то, что спас твою жизнь? — спросил он с притворным смирением.

— Ты получишь свою благодарность! — с этими словами Ашурран отбросила меч и схватила Руатту в объятия.

Недолго думая, припала она к его губам страстным поцелуем. В то же мгновение губы ее обожгло невыносимой болью, будто коснулась она раскаленной лавы. Из глаз ее сами собой побежали слезы, как она ни старалась их сдержать. Прежде никогда не приходилось ей проливать слезы от боли, но и боли такой она прежде никогда не испытывала. Выпустив Руатту, упала она на колени, и боль прекратилась.

— Я не терплю принуждения, — сказал спокойно Руатта. — Что пользы мне разделить с тобой ложе, с грубой дикаркой, знающей только блеск меча.

В ответ Ашурран назвала его грязным словом, каким называют мужчин, отдающихся мужчинам. Но Руатта только рассмеялся. Он приподнял ей голову, и она не посмела вырваться. Блеск его глаз внушал ей трепет. Сказал он такие слова:

— Ты как неограненный алмаз, скрытый в куске пустой породы. У тебя пылкое сердце и благородная душа. Но ум твой ленив и невежествен, и не приносит плодов, как каменистая пустыня. Жизнь твоя проходит напрасно, и ждет тебя ранний бесславный конец.

— Я не просила предсказывать мне судьбу, — сказала Ашурран угрюмо, ибо чувствовала правоту чародея, и это было ей не вполне приятно. — Жизнь моя, и я делаю с ней, что хочу.

— Ошибаешься. Твою жизнь подарил мне король, и я не стану разбрасываться столь ценным подарком. Ты будешь жить в моем замке и учиться всему, чему я захочу тебя научить.

— Ты не сможешь меня заставить, — сквозь зубы сказала Ашурран, борясь со страхом, который вызывал у нее этот юноша с мудрыми глазами.

— Нет нужды прибегать к принуждению. Разве у тебя есть выбор? Куда ты пойдешь, воительница с душой ребенка? Где во всем Иршаване найдешь ты приют, разве что кроме твоей бедной дикой родины, которую ты покинула по собственному желанию?

Смущенная, Ашурран отвела глаза. Возразить ей было нечего, как бы отчаянно она этого ни желала. А Руатта продолжал ласково:

— Я открою перед тобой мир, которого ты еще не видела, научу тому, чего ты еще не знала. Придет время, и тебе покорятся целые народы. Каков же будет твой ответ?

Ашурран была слишком гордой, чтобы сказать "да", но и покидать замок Руатты ей расхотелось. Правду сказать, куда ей было идти? В Арриан, который она отринула? В Ланкмар, который она презирала?

— Бес с тобой, чародей, — сказала она, оттолкнув его руку и поднявшись на ноги. — Я остаюсь.

Так началось ее обучение в замке Руатты на острове Кумано.

Нелегко приходилось Ашурран, ибо не привыкла она напрягать свой ум и не видела смысла в книгах. Нередко в гневе швыряла она книгу через всю комнату и в цветистых выражениях клялась, что в гробу видала всю эту науку. Случалось ей приходить в такую ярость от неудач, что бумага вспыхивала под ее пальцами. Но все же шаг за шагом овладевала она искусством чтения, письма и счета. Учил ее также Руатта обуздывать свой нрав и магические способности. Через короткое время смогла она по желанию зажигать от пальцев огонь и раскалять железные предметы.