Последний из Легиона (СИ) - Ежов Михаил - Страница 30

Давно Эла не обезоруживали. Но вампир рано торжествовал. Решив, что враг обречён, он снова занялся револьвером. В этом была его ошибка. Надо было попытаться убить противника зубами и когтями, а не пытаться завладеть огнестрелом.

Демоноборец сорвал с головы амигасу и с размаху вогнал её стригою под рёбра. Отточенные, как бритва, круглые стальные края вошли в упыря, словно нагретый нож — в масло, разрубив его практически пополам. Пол оросился мощным фонтаном крови, стригой захрипел, и Эл легко скинул его с себя. Ловко поднявшись на ноги, он первым делом пустил издыхающему врагу пулю в башку, а затем подобрал меч и осмотрелся. Как они и думал, несколько вампиров не были мертвы: демоноборцу удалось их лишь ранить. Эти два сердца, которыми обладали стригои, создавали проблемы. Парочка упырей даже намеревалась напасть. Но Эл легко разделался с ними — это даже не потребовало усилий. Затем он убедился, что в подвале не осталось живых тварей. Убийства не принесли удовлетворения. Он хотел разделаться с прародителем выводка, а не с этой мелочью, годной сражаться только толпой.

Теперь некромант, наконец, мог избавиться от стрел. Извлечь их оказалось непросто: вампиры заточили острия болтов так, чтобы они служили гарпунами и не выскальзывали из ран. Пришлось воспользоваться ножом, разрезая собственную плоть и извлекая вражескую сталь. Эл не чувствовал боли, но испытывал странное ощущение — словно лишился части себя. Это было не столько физическое, сколько психическое. Он даже не мог объяснить, откуда оно бралось. Может, из понимания, что эти раны не затянутся, не заживут, не исчезнут — подобно множеству других, покрывавших его тело. Останутся с ним до той поры, когда он, наконец, ляжет в землю подобно остальным смертным. Эл достал из поясной сумки медицинский степлер и аккуратно соединил края ран металлическими скобами. Из узких, почти незаметных щёлок сочилось зеленоватое сияние. Когда-то в нём содержались не только компоненты, способные поднимать мёртвых, но и умевшие исцелять, что угодно. Однако прошло слишком много времени, и демоноборец потратил в своих странствиях и схватках почти всё. Остались лишь те, что поддерживали в его теле жизнь. Поддерживали, но уже не регенерировали его. Увы, ничто не вечно, а бессмертие — сказка для тех, кто боится однажды стать прахом. Для тех, кто наивно не готов принять неизбежное.

Подобрав верёвку, которую стригои использовали, чтобы загарпунить его, Эл соорудил петлю и выкинул её наружу. В первый раз она ни за что не зацепилась, но вторая попытка оказалась удачной. С ловкостью обезьяны демоноборец выбрался из подвала. Оказалось, что петля затянулась вокруг торчавшего из земли бетонного блока, когда-то служившего перекрытием дома.

Эл бросил взгляд вниз. Неплохо бы спалить барак, а ещё лучше — и остальные. Но это не поможет истребить выводок. Стригоев явно стало слишком много, и они просто не могли все поместиться в подвалах этого заброшенного рабочего посёлка. Демоноборцу было ясно, что вампиры прячутся где-то ещё. Да и главарь укрылся в новом убежище и, уж конечно, далеко отсюда. Нет, устроить пожар было бы славно, но проблему Годура это не решит. А Эл не привык давать волю эмоциям и тратить время и силы на бессмысленные действия. Для этого он был слишком опытен.

Демоноборец решительно зашагал к выходу. На крыльце он остановился: ему показалось, что по полю кто-то идёт. И действительно, зрение не подвело его. Маленькая фигурка, качаясь, очень медленно брела в высокой траве мимо ржавых вышек. Похоже, это была девочка.

Мирда заметила всадника, появившегося как из-под земли. Вернее, он, наверное, просто выехал из-за домов, но она была в таком состоянии, что плохо воспринимала происходящее, и могла просто не сразу осознать, что впереди возникла фигура верхового. Она не знала, радоваться или пугаться. По идее, девочка надеялась найти в поселении помощь, но, с другой стороны, вырвавшись из лап каппы, нетрудно было очутиться в другой опасности. Пустошь полнилась людьми самых разных занятий, и далеко не все они могли похвастаться милосердием и человеколюбием. А дети ценились по самым разным причинам, о многих из которых было лучше не думать вовсе. Так что в Мирде боролись страх и надежда. Но что оставалось ей, кроме как продолжать идти? Тем более что человек явно заметил девочку и направлялся через поле к ней. А может, и нет. С такого расстояния было трудно определить это наверняка, да и видела Мирда неважно: за глазами пульсировала боль, голова горела, по щекам текли слёзы, которые она давно перестала утирать, так что мир представлялся окунутым в воду цветным стеклом. Да ещё появившееся из-за леса солнце слепило немилосердно, словно говоря: «Остановись, дитя! Не ходи дальше!»

В облике всадника Мирде что-то показалось странным. Он двигался слишком плавно для конного, да и животное его выглядело чересчур крупным. Может, это и не человек был вовсе, а одно из странных существ, обитающих в Пустоши?

Девочка не чувствовала ног, делая шаги автоматически, как механическая кукла, у которой кончатся завод, но пружина ещё толкает шестерёнки, так что, когда трава вдруг устремилась ей навстречу, она даже не поняла, что упала. В ноздри ударил пряный лажный запах земли, гниющей, удобренной трупами множества насекомых. Мирда упёрлась ладонями, но подняться не смогла. Даже голову не сумела оторвать. Да и не хотелось. Ей стало всё равно, что с ней будет. Равнодушие нахлынуло тёплой блаженной волной. Отдаться ей, отбросить все мысли и чувства, укутаться в мягкую заботливую…

Мирде казалось, что прошло лишь несколько секунд, но сильные руки подхватили её и унесли вверх — значит, всадник успел подъехать, преодолев немалое расстояние. Что ж, это тоже не имело значения.

Эл положил девочку перед собой поперёк седла. Она выглядела очень плохо. Тело покрывали царапины и ссадины, повсюду виднелась запёкшаяся кровь, но демоноборец опытным взглядом определил, что опасность заключалась не в ранах, хотя те, что обнаружились на боках, явно оставили чьи-то когти. И заражение, если и имело место, ещё не могло охватить ребёнка — девочка явно получила свои увечья недавно, этой ночью. Как она очутилась здесь, когда все жители единственного обитаемого поселения, Годура, носа не кажут на улицу после наступления темноты?

Демоноборец провёл затянутой в перчатку рукой по запачканному спереди, на уровне груди, платью. Выглядело пятно так, словно девочку вырвало. Это предположение заставило некроманта открыть ей рот и осмотреть слизистую. Как он и думал, ребёнок был отравлен. Интересно, чем. Демоноборец сотворил символ Асклепа, и над девочкой появилось голубое сияние, медленно сложившееся в причудливый иероглиф. Эта магия не помогала самому некроманту, плоть которого была давно мертва, но могла исцелить живого, если случай был не безнадёжный. Эл начал произносить заклинание, и спустя несколько секунд из приоткрытого рта девочки пошёл чёрный едкий пар с омерзительным запахом. Он вспыхивал голубым пламенем и мгновенно испарялся. Демоноборец понял, что в жидкости, которую исторгла из себя бедняжка, содержалась Чёрная кровь — правда, к счастью, в очень малой дозе. Девочку можно было спасти. И всё-таки подобные контакты не проходили бесследно. Теперь эта крошка была навечно отмечена Звездой. А вот как и когда даст знать о себе магия чуждых небес, оставалось загадкой. Но Эл ещё не слышал, чтобы человек, соприкоснувшийся с Чёрной кровью, со временем не окунулся во тьму. Взять хотя бы рыжего стригоя, породившего вампирский выводок, терроризировавший Годур. Так не лучше ли оборвать жизнь ребёнка сейчас, пока он не превратился в чудовище, и люди не вызвали демоноборца, чтобы убить его? Такие мысли бродили в голове Эла, пока он ехал через поле на циклопарде, наблюдая за тем, как чуждая магия покидает тщедушное тело. Наконец, последний пар сгорел в голубом пламени символа Асклепа, и девочка вздрогнула, застонала и вдруг широко распахнула глаза. Зелёные глаза ведьмы. Были они у неё такими и прежде, или стали сейчас, под действием колдовства Чёрной крови?