Последний из Легиона (СИ) - Ежов Михаил - Страница 18

— А при чём тут Звезда? — спросил, воспользовавшись паузой, Керли.

— Так от неё всё зло и пошло.

— Ты что, совсем ничего не знаешь? — встрял Ланс.

— Знаю, — мотнул вихрастой головой Керли. — Говорят, Звезда раскололась, и из неё вытекла чёрная кровь бога смерти.

— И пропитала всю землю, — подхватила Мирда. Глаза у неё блестели, словно собственный рассказ взбудоражил её. — И из-за этого пробудилась древняя магия, которую все уже считали сказкой. Она исторгла кромлехи, а они породили монстров. Хотя всё это может быть и не совсем так. Папаша мой любит приврать и приукрасить. «Для красного словца» — так он это называет.

Керли моргнул, повернул голову и, прищурившись, взглянул на солнце. Веснушки на его лице пришли в движение, когда мальчишка задвигал всеми мышцами одновременно — была у него такая привычка, выдававшая крайне сильное волнение.

— Да-а… — протянул он, словно сам ещё не знал, что хочет сказать. — Папаша твой… брадобрей.

— Ну, и что? — подозрительно нахмурилась Мирда.

— А то. Всем известно: нет больших брехунов, чем брадобреи!

— Ты папашу моего не трогай! — насупилась девчонка. — Я ж сразу сказала: мог и прибавить от себя.

— Ага, — всё так же не глядя кивнул Керли. — Ни слова правды, одно враньё. Чистое.

Мирда залилась краской и шагнула к приятелю.

— Заткнись! — выкрикнула она, так что Керли вздрогнул. — Это твой батька весь разум пропил! Ему впору себе самому гроб-то сколачивать.

Керли побледнел, закусил губу и вдруг сильно толкнул девчонку, так что она ойкнула и упала, плюхнувшись на пятую точку.

— Охренел?! — взвился Ланс.

Набросившись на Керли, он осыпал того градом болезненных ударов. Несколько пришлось в лицо. Костяшки рассекли верхнюю губу, и выступила кровь. Ланс при этом выплёвывал грязные ругательства. Глаза его горели гневом, он тяжело дышал, наступая на пятившегося Керли, который сначала пытался отвечать, но быстро понял, на чьей стороне преимущество, и теперь только защищался. Наконец, он развернулся и дал стрекача. Ланс сделал два шага, но сразу остановился.

— Беги, беги! — крикнул он, переведя дух. — Только и можешь, что девчонок бить! Зря мы тебя позвали с собой!

Оказавшись на безопасном расстоянии, Керли затормозил и развернулся. Вытер тыльной стороной ладони губу, сплюнул кровь в песок. Оглядел испачканную руку.

— Больше вы мне не друзья! — крикнул он злобно. Голос его не дрожал. — И вы ещё пожалеете! Оба!

Не уточняя, о чём именно пожалеют Ланс и Мирда, он торопливо пошёл прочь. Вся его худая, согбенная фигура выражала нежелание иметь что-либо общее с бывшими друзьями.

— Ты дурак! — сказала девочка. Она уже поднялась, отряхнулась и подошла к Лансу. — Теперь он расскажет кому-нибудь, что мы собираемся сделать ночью, и родаки нас запрут. Хорошо, если ещё и не выдерут.

— И что делать?

— Без понятия.

— Может, не скажет.

— Ну, конечно!

— Давай догоним и…

— Бесполезно. Ещё сильнее озлобится.

— Ну, ё-моё! — расстроился Ланс.

— Подождём, — помолчав, сказала Мирда. — Больше ничего не остаётся. Если не выдаст, пойдём за Легионером.

— А может, спрячемся до вечера? Если родаки нас не увидят, то и запретить следить за мертвяком не смогут.

— Балда! Они же всё равно узнают, где мы были! И тогда нам конец.

— Как по мне, оно того стоит.

Мирда покачала головой.

— Не, меня мой батя и насмерть уходить может.

Ланс промолчал. Не хотел признаваться, что и его — тоже.

— Значит, ждём и надеемся? — подвёл он итог.

Девчонка кивнула.

— Угу. Делать нечего.

Ланс послал в сторону, где уже скрылся из виду Керли, взгляд, полный ненависти, и разродился цветастым ругательством. Мирда сочувственно вздохнула.

Эл чувствовал восторг обезьяны, нашедшей хозяина живым. Животную радость, безудержную и искреннюю. Когда зверёк немного спустился по натянутой верёвке и, уцепившись хвостом за ветку, принялся грызть пеньку, демоноборец покинул его воспоминания о роковом дне и углубился в прошлое, желая узнать больше о старике, его жизни и рождении. О предпосылках, сделавших бродягу стригоем.

Чудовища делились на две группы. Исконные, появлявшиеся из кромлехов, и переродившиеся — возникавшие из людей, соприкоснувшихся со зловещей магией Чёрного озера. Бродяга относился ко второму типу, поэтому Эл хотел докопаться до момента в его биографии, когда он попал под влияние колдовства. Для этого пришлось пробираться через воспоминания обезьяны назад, в быстром темпе просматривая эпизоды жизни старика, и надеяться, что тот вступил в контакт с магией после приобретения ручного зверька.

Палящий зной, ветер, дождь, снег, холод, боль, жажда, голод, побои, унижения, преследование, издевательства — всё выпало на долю странников. Они крали, убивали, обманывали, убегали и преследовали, ютились под мостами, в пещерах, подвалах, ночевали в лесах, посреди открытых пространств, на болотах и даже в пустынях. Десятки раз оказывались на пороге смерти, но выкарабкивались — пока петля Кройнов не затянулась на тощей шее старика. Существование бродяги было адом, такое и врагу не каждому пожелаешь. В каком-то смысле братья прервали затянувшееся мучение прокажённого, которого в последнее время одолевали хронические боли, причиняемые болезнью. Но поступили они так, конечно, не из милосердия, а потому что были хуже тварей, с которыми боролся Эл. Благодаря таким выродкам можно было бы выделить и третью категорию монстров — люди, потерявшие человеческий облик безо всякого влияния магии.

Охотник плутал по воспоминаниям, от некоторых из которых сохранились лишь обрывки, намёки, образы. Наконец, ему повезло: он обнаружил то, что касалось превращения бродяги. Это было четыре года назад, в апреле, когда тот подобрал обезьяну на одном из передвижных базаров, курсировавших на условной границе между западом и востоком. Туда стекались самые разные товары — от артефактов прошлого, предназначения которых почти никто не знал, до самых что ни на есть современных снадобий и приспособлений. Эл и сам часто посещал их, чтобы разжиться магическими предметами, редкими ингредиентами и патронами для револьвера. Иногда попадались даже предметы ушедших эпох, случалось, что и в рабочем состоянии или требовавшие небольшой починки. Одними демоноборец пользовался, другие просто напоминали ему о лучших временах.

Бродяга выходил сбежавшую от хозяина обезьянку, делясь с ней скудной пищей. Они стали неразлучны очень быстро — животное и человек, не видевшие ласки. А за три дня до конце апреля старик, которого некогда звали Хебиром, набрёл, скрываясь от лесных разбойников, на пустынное место, заросшее высоким бурьяном. Бандиты почему-то не последовали за ним, остановившись возле последних сосен. Обрадованный и перепуганный, бродяга углублялся в поле, пока не увидел скрытые растениями осколки чёрных менгиров. Он сразу понял, куда попал, ибо камни покрывали характерные узоры, напоминавшие древние руны. Хебир очутился на территории разрушенного кромлеха, проклятого места, до сих пор пропитанного остатками зловещей магии. Они не могла убить, и здесь уже не появлялись чудовища, но контакт с подобным местом накладывал на человека отпечаток, и лишь время показывало, какой именно. Старик поспешил прочь, но что было, то было — он соприкоснулся с колдовством упавшей Звезды. И после того, как его тело осталось висеть на ветке старого дуба, магия переродила его в подобие тварей, что лезли когда-то из кромлехов. И теперь он сам создавал чудовищ.

Вполне удовлетворённый, Эл завершил «допрос» обезьяны. Как только магия перестала действовать, животное задёргалось, пытаясь освободиться, но цепочка держала крепко. Демоноборец достал из-под плаща нож с лезвием таким же, как у Кровопуска. При виде металла зверёк заскулил, предчувствуя скорую гибель. У охотника больше не было нужды в обезьяне-вампире, а после смерти хозяина она была обречена, так что два быстрых, точных удара, которые Эл нанёс животному (словно швейная машинка провернулась дважды), стали актом милосердия. Обычно демоноборец так и использовал нож — чтобы добивать нечисть. Потому и называл его «Мизерикорд» — как некогда величали свои узкие стилеты воины страны, давно канувшей в небытие.