При загадочных обстоятельствах. Шаманова Гарь - Черненок Михаил Яковлевич - Страница 10

— Нашлась цыганская лошадь!..

Голубев открыл глаза — в дверях комнаты стоял одетый по форме Кротов.

— Нашлась, говорю, цыганская лошадь, — повторил он.

— Где?!. — вскакивая с постели, спросил Голубев.

— У железнодорожного разъезда Таежное, который на полпути от Серебровки к райцентру.

— Немедленно едем!

Голубев, торопясь, стал одеваться.

— Лошадь уже здесь, во дворе, стоит, — участковый, словно оправдываясь, принялся объяснять: — В шесть утра позвонил начальник станции с разъезда и заявил, что возле станционного дома со вчерашнего дня бродит какая-то пегая бесхозяйственная монголка, запряженная в телегу. Я на мотоцикл и — в Таежное. Как увидел лошадку, сразу признал — цыганская. Оставил у начальника мотоцикл и на подводе сюда…

Слушая Кротова, Голубев вместе с ним вышел на крыльцо. Лошадь, с натугой вытягивая из хомута шею, жадно срывала зубами растущую во дворе густую траву. Около нее, сутулясь, стоял бригадир Гвоздарев и хмуро разглядывал на телеге бурое пятно величиною с суповую тарелку. У передка телеги желтела кучка свежей соломы и стояла завязанная в хозяйственную сетку трехлитровая банка, наполненная чем-то золотистым. Поздоровавшись с бригадиром, Голубев спросил:

— Это и есть цыганская лошадь?

— Она самая, — ответил бригадир и, показывая на левое переднее колесо, басовито добавил: — А вот это от пасечника Репьева к цыганам перекочевало. Выходит, не ошибся я вчера, предполагая такое…

Голубев подошел к телеге. Бурое пятно на ней оказалось засохшей кровью.

— Было соломой прикрыто, — сказал Кротов и показал на трехлитровую банку в сетке. — Это вот тоже под соломой находилось.

— Что в банке?

— Натуральный мед.

— Больше ничего на телеге не было?

— Все сохранил в таком состоянии, как предъявили мне на разъезде.

— Пойду звонить прокурору, — сказал Голубев.

Прокурорский телефон на вызов не ответил. Не оказалось на месте и следователя Лимакина. Лишь начальник РОВДа подполковник Гладышев снял трубку после первого же гудка. Обстоятельно доложив ему о лошади, Голубев спросил:

— Что делать, товарищ подполковник? Прокурор со следователем на мои звонки не отвечают.

Гладышев у самой телефонной трубки, похоже, чиркнул спичкой. Видимо, прикуривал. Голубев представил, как насупились густые брови подполковника, и тут же услышал его приглушенный голос:

— Прокурор и следователь сейчас разбираются с цыганами. Вчера задержали Козаченко, ну и весь табор перед прокуратурой свои шатры раскинул…

— На чем цыгане добрались до райцентра?

— Говорят, на попутной машине. — Подполковник, похоже, затянулся папиросой. — Ты сейчас поручи оперативную работу Кротову, пусть он держит нас в курсе дела. А сам гони-ка цыганскую подводу сюда. Здесь решим, чем дальше заниматься.

Едва только Голубев, передав лошадь с телегой эксперту-криминалисту Семенову, зашел в свой кабинет, позвонила секретарша и предупредила, что в тринадцать ноль-ноль у подполковника Гладышева собираются все участники оперативной группы, выезжавшей на серебровскую пасеку.

Занявшись текущими делами, Голубев не заметил, как пролетело полдня. Когда он вошел в кабинет подполковника, там, кроме самого Гладышева, уже сидели прокурор, следователь Лимакин и судмедэксперт Борис Медников. Все четверо разговаривали, как догадался Голубев, о цыганах. Точнее, говорил Медников — остальные слушали.

Сразу за Голубевым появился и эксперт-криминалист Семенов со своей неизменной кожаной папкой. Подполковник взглянул на часы и вдруг улыбнулся:

— Товарищи! Минут через пятнадцать к нам подойдет… новый начальник уголовного розыска! Уверен, все мы с ним сработаемся. И опыт, и умение у него есть, дай бог столько каждому!

— Любопытно, кто?

— Скоро увидите, — подполковник обвел взглядом присутствующих. — Есть предложение подождать, чтобы… новый товарищ сразу включился в дело.

— Резонное предложение, — сказал Медников и, не ожидая согласия других участников опергруппы, продолжил прерванный рассказ. — Так вот, значит, дело так было. Один морской капитан нанял цыганскую бригаду покрасить пароход. Написал договор, выдал цыганам краску и ушел на берег. Возвращается — пароход сияет, будто новенький, а цыган-бригадир деньги за выполненную работу ждет. Пошел капитан проверять сделанное. Смотрит — другой борт совершенно не крашен. Спрашивает цыгана: «Какие ж вам деньги, дорогой товарищ? Вторую сторону ведь не покрасили». Цыган достает договор: «Ты сам, капитан, эту бумагу писал?» — «Сам». — «Так, читай, чего написал: мы, цыгане, с одной стороны, капитан парохода — с другой…»

Все засмеялись.

— Опять свежий анекдот где-то подхватил, — глядя на судмедэксперта, с улыбкой сказал подполковник.

— Из жизни случай, — флегматично возразил Медников. — Вчера на пасеке бригадир Гвоздарев рассказал. Он много лет на флоте проработал.

Дверь кабинета неожиданно распахнулась. Появившийся в ее проеме широкоплечий рослый капитан милиции проговорил:

— Прошу разрешения, товарищ подполковник.

— Разрешаю, — живо отозвался Гладышев и быстро обвел взглядом присутствующих. — Вот и Антон Игнатьевич Бирюков — новый начальник нашего уголовного розыска.

— Антон?!. — словно не веря своим глазам, воскликнул Голубев. — Наконец-то согласился вернуться к нам?

Капитан поздоровался. Прокурор, придержав его руку, спросил:

— Сколько, Антон Игнатьевич, проработал в областном угрозыске?

— Два с лишним года.

— Уезжал туда, помнится, старшим инспектором, а вернулся начальником розыска. Молодец, заметно по службе вырос.

Бирюков засмеялся:

— Генерал приказал вырасти.

— Ну, да ты не скромничай, не скромничай. Это ведь дело хорошее.

— Его больше месяца на повышение уговаривали, — с восторгом вставил Голубев.

Прокурор подмигнул ему:

— Не радуйся прежде времени. Неизвестно, как с новым начальником служба пойдет.

— У нас пойдет! Не первый год друг друга знаем, мы ведь уже работали вместе.

Судмедэксперт Медников, пожимая широкую ладонь Бирюкова, упрекнул:

— Впустую из-за тебя веселую историю рассказал. Только было смеяться начали, а тут ты пожаловал.

— Давай вместе посмеемся.

— Смех у нас невеселый, Антон Игнатьевич, — сказал подполковник. — В Серебровке вчера пасечника застрелили и вдобавок уже мертвому горло перерезали.

Бирюков, обойдя всех присутствующих в кабинете, сел возле стола подполковника в свободное кресло. Повернувшись к Гладышеву, спросил:

— Я помешал?..

— Напротив, ждали тебя, чтобы сразу в курс дела, как говорится, ввести, — подполковник посмотрел на прокурора. — Начнем, Семен Трофимович?

Прокурор повернулся к следователю Лимакину:

— Давай, Петре, рассказывай, что нам с тобой известно.

Лимакин открыл записную книжку. Изредка заглядывая в нее, стал подробно излагать фабулу дела. Утешительного в его рассказе было мало. Все опрошенные цыгане объясняли свой внезапный отъезд из Серебровки опасением, что их могут обвинить в убийстве пасечника, который накануне продал вожаку Козаченко за десять рублей колхозное колесо для телеги. Увидел убитого пасечника цыганенок Ромка, который якобы искал угнанную неизвестно кем лошадь и забежал на пасеку.

— В это можно бы поверить, но один факт настораживает… — Лимакин задумчиво помолчал. — Кто-то очень жестоко исхлестал бичом цыганочку Розу. Когда я предъявил ей обнаруженные в пасечной избушке туфли, она страшно перепугалась и очень наивно стала утверждать, будто туфли отобрал пасечник, а после этого ни с того ни с сего избил ее бичом. Вот тут-то и возникает «но»… Во-первых, по утверждению колхозников, Репьев подобной жестокостью не отличался, а во-вторых…

— Мы не обнаружили на пасеке никакого бича, — быстро вставил Голубев.

Лимакин утвердительно наклонил голову. Подполковник повернулся к судмедэксперту:

— Боря, что вскрытие трупа показало?