Избранница Серых холмов (СИ) - Иванова Инесса - Страница 4

— Вижу, что судьба уже устроила вам встречу с той, кого предназначила в слуги Благого Двора, — Жиннивера скользнула по мне насмешливым взглядом, но я лишь ответила на него холодным кивком.

Понятно, что она старалась больнее уколоть меня: никто не говорит, что сиды ищут себе служанку, но мачехе хотелось подчеркнуть в моём присутствии разницу положений вчерашней наследницы престола и нынешней жертвы, возлагаемой на алтарь необходимости.

Фейри не повернули головы в мою сторону, но я чувствовала, как Маркус смотрит с жалостью, а тот, главный, немного по-другому. С интересом, будто увидел что-то необычное, но пока не решил, стоит ли это его внимания.

— Вы отправитесь в путь через два дня, — с разрешения Жиннивер Галвин взял на себя роль переговорщика. — Мы слышали, что сиды торопят с передачей мелиады. Её величество хотела бы узнать, с чем связан перенос даты. Ведь по первоначальным сведениям Благой Двор ждал мелиаду на Имболк.

Имболк…. Если бы. Я бы прожила дома всю осень и почти полную зиму. А там, могла оставаться надежда, что вернётся отец, или случится что-либо ещё, что поменяет планы Жиннивер.

— Мабон — день Троединой богини, — ответил Арлен тоном, не допускающим никаких пояснительных вопросов. — День, когда Бог берёт в жёны девушку, которой предстоит прожить с ним до самых последних дней. В этот час поминают женщин, ушедших во Тьму. Разумно, что Благой Двор запросил жертву именно в такую минуту.

— Никто не сомневается в мудрости Благого Двора, — Жиннивер встала и подошла к послам. Так, чтобы это казалось знаком доверия, но не выглядело неприличным. — Сегодня мы не будем тревожить вас, арты, а завтра ждём на Ритуал Прощания.

Фейри поклонились, и Жиннивер удалилась. Аудиенция была окончена.

Тронный зал пустел. Все старались быстрее оказаться подальше от опальной принцессы, которая официально ещё не признана «мелиадой, отправленной к сидам». Поэтому они вроде как должны оказывать мне знаки уважения, но ссориться из-за той, что обречена, с Жиннивер никто не хотел.

А мне приходилось сидеть с гордо выпрямленной спиной в огромном кресле, в котором я выглядела как ребёнок, надумавший примерить взрослое платье. И крепко сжимать подлокотники, смотря перед собой ничего не выражающим взглядом, чтобы не расплакаться.

Мабон — праздник осеннего равноденствия — уже совсем скоро, через полторы декады. Значит, ровно столько мне осталось ходить на земле.

И не суждено снова увидеть весну. И лето. И солнце. И даже снег.

Внезапно я вздрогнула, почувствовав чужой взгляд. Арлен из рода Рокси повернулся ко мне ровно настолько, чтобы посмотреть в глаза. И когда наши взгляды скрестились, ровно на несколько мгновений мне почудилось, что он одобряет моё поведение. Как победитель уважает проигравшего, не льющего пустые слёзы и не пытающего разжалобить тех, кому до его судьбы нет дела.

В эту ночь я не сомкнула глаз. Кхира пыталась меня успокоить, а потом, видя, что всё усилия тщетны, а я настолько ушла в себя, что не слышу слов, вздохнула, по-матерински провела рукой по моим волосам, скреплённым тугой заколкой по последней моде, и приготовила отвар из целебных трав.

Заставила выпить, и только благодаря этому я смогла провалиться в чёрноё забытьё.

А наутро с первыми лучами солнца я уже была на ногах, готовая к новому дню и новой битве. Почему я должна безропотно соглашаться с приказом «временной» королевы? Пусть Совет и народ выберут, кто из нас поедет к сидам. Я или Уна!

Решив в самый ответственный момент, сказать своё слово, я стала готовиться к вечеру.

Прежде всего для правителя важен внешний вид, как любил наставлять старый Перт. Мой наставник знал толк как в придворных церемониях, так и в предпочтениях простого народа.

Теперь советы дриада пришлись мне как нельзя кстати. Я выбрала светло-зелёный наряд, который юные мелиады надевали на празднование дня весеннего равноденствия, чтобы во мне видели не жертву Духам, а ту, на месте которой могла оказаться любая из дочерей мелиад.

Речь для праздника была почти готова. К счастью, наставник неплохо преподавал ораторское искусство, и только теперь я осознала всю важность его каждодневного брюзжания по поводу моей мечтательности.

«Потом будете витать в облаках, когда трон займёте. И то не советую», — вздыхал он, ударяя меня тонкой лозой по пальцам. Это приводило в чувство не хуже громкого окрика.

— Что вы задумали? — шептала Кхира, колдуя над причёской.

— Хочу, чтобы меня запомнили. Надолго, — произнесла я с улыбкой, глядя в серебряное стекло.

Отражение показывало миловидную деву, которой впору петь песни и бегать по роще, тревожа пикси радостным смехом, лишь глаза выдавали съедавшую меня тревогу.

Вечер наступил раньше обычного, сумерки мягко опустились на лес, и на главной площади города уже собрался народ. Чтобы проводить меня в путь туда, откуда нет возврата.

Наше поселение, которое мы упрямо именовали городом, имело и площадь, и здание Городского совета. Просто всё это было настолько скрыто от посторонних глаз, что пришедший в ясеневую рощу без приглашения не находил ничего, кроме деревьев, покачивающих кронами в такт медленно плывущим облакам.

Мы не признавали камня, не скреплённого деревом, поэтому помост на площади, откуда вещали глашатаи или короли с королевами, когда являлись перед народом, имел дощатый пол. Наши умельцы обрабатывали стволы деревьев так, что доски блестели и переливались точно слюдяные.

Но в этот вечер повсюду были не только дерево и камень, но и цветы. И в венках, надетых на головы мужчин и женщин, и в огромный вазах, поставленных на круглом помосте и по периметру самой площади. Она была размером с большую поляну, к которой со всех сторон, будто негласные стражники, подступали деревья.

Осенью в одежде и интерьере преобладали яркие краски, они должны были насытить нас доброй энергией и дать сил пережить однотонную зиму.

И хоть фейри не меньше нашего старались соблюдать гармонию с природой, всё же гости, которых усадили на резные стулья в королевской ложе, с удивлением путешественников, заехавших на край света, осматривались вокруг.

С особенным интересом они присматривались к алтарю— отполированному круглому камню, доходящему среднему мелиаду до пояса. На его гладкой, как серебряное зеркало, поверхности были по кругу разложены осенние листья, ещё не полностью отдавшие зелёный цвет, красные плоды рябины, сохраненные с прошлых зим, рубиновые яблоки, такие же круглые, как и всё то, что окружало жизнь мелиад, и ярко-жёлтые лилии.

Церемония началось, как только показалась процессия королевы. Жиннивера, одетая в оранжевое платье с вырезом на груди, более приличном девам, жертвующим свою девственность древним Духам, чем её величеству, прошла в ложу в сопровождении сановников и села рядом с фейри, обратившись к ним с улыбкой, обещавшей одному из них жаркую ночь.

Мне стало противно. Да, наши обычаи предполагали, что её величество по осени может возлечь с одним из гостей без опаски осуждения, ведь она олицетворяла Богиню осени, а какая осень без обильного урожая! Или достойной Жатвы!

И всё же Жиннивера вела себя слишком любезно, будто сам король Оберон без супруги посетил вдруг наши края. Ведь это обычные Ищейки, вся удаль которых — переходить Черту. И то, как мы слышали, они скоро могут исчезнуть как класс: Оберон запретил переход с целью привода иномирянок. Я одобряла такое решение: пора бы нам жить своими обычаями, а не привечать чужестранцев, не способных ни понять их разумом, ни принять в сердце, ни тем более полюбить.

Разговоры по мановению жеста королевы прекратились. Теперь мне оставалось держать себя в руках и не выдать замысла раньше положенного!

Вели церемонию всегда мужчины. Старейшина нашего народа, черноволосый Бранн, не утративший этой особенности, даже перешагнув пятисотый день рождения, по-юношески свободно взошёл на помост, поклонившись народу и лишь затем королевской ложе, начал Ритуал Прощания.