Каинова печать (СИ) - Тихомирова Елена Владимировна - Страница 5

— Чего так дверью хлопаете? — недовольно проворчала врач и, начиная заполнять карту, сказала. — Присаживайтесь. По какому вопросу?

— Беременность. Беременность прервать.

— О, ещё одна нагуляла.

— Нет, это от мужа, просто…

Женя замолкла. Чего она оправдывается?

— Уверены, что беременность? Когда последние месячные были?

— Почти как два месяца назад.

— Тогда давайте на осмотр.

Подрагивающими руками Женя вытащила из сумки полотенце и расстелила его, прежде чем сесть на гинекологическое кресло. Оно было больше похоже на пыточное устройство. Металл холодил ноги. Глаза, уставившиеся на потолок, замечали все изъяны побелки.

— Да расслабься ты, — потребовала гинеколог. — Чего напряглась? Раньше так ноги сжимать надо было.

Ей было всё равно на эти слова. Внезапно молодую женщину окрылила надежда, что вдруг это она ошиблась? Вдруг нет никакой беременности?

— Ага. Матка увеличена. Где-то десятая-одиннадцатая неделя.

Вот и всё. Не сбылась надежда.

— Дети уже есть?

— Есть, — прошептала Женя и добавила. — Нельзя нам больше.

— Тогда чего так затянула?

— Не сразу поняла. То на работе дел много, то сын болеет. Я и забылась.

— Раз памяти нет, то теперь в областную езжай и там договаривайся. Ну или меня с отпуска жди. Но тогда сама понимаешь срок уже большой будет.

— А вы надолго?

— С понедельника на месяц.

— И никто вас заменять не будет?

— Почему же? Иосиф Андреевич. Но он аборты не делает. У него там какие-то принципы. Ему, видать, нищету плодить не страшно.

— Ой, — она почувствовала, что земля уходит из-под ног. — Помогите, пожалуйста. Помогите! Я вам… Я вам конфеты купила.

— Конфеты! — рассмеялась медсестра, но по её лицу было видно, что она довольна предстоящим подарком. — Может, возьмём Никитична? У нас же как раз Белова отказалась.

— Ну не знаю, — поглядев в медицинскую карточку, задумчиво произнесла гинеколог.

— Пожалуйста. Очень вас прошу.

— Ладно, ты у меня меньше, чем полгода назад была. Анализы у тебя хорошие и пока сойдут. Если сейчас спустишься и сумеешь флюорографию сделать, то сегодня, так и быть, приму тебя после обеда.

— Сегодня? — ошарашенно спросила Женя.

— Да. Другого времени у меня нет.

— Записывать вас? — скучающе стуча ручкой по столу, осведомилась медсестра.

— Пишите.

— Тогда флюорографию по скорому сделай и скажи им там, что тебе срочно. Врач на месте, может сразу ответ дать. Пусть голову не дурят.

— Хорошо. Спасибо!

Женя быстро оделась, взяла направление и, выложив из сумки коробку конфет, поспешила в коридор. Вова оказывается не плакал, а спокойно катал машинку без одного колеса. Увидев мать, он мгновенно прекратил игру.

— Домой, мамочка?

— Нет. Мы сейчас вниз спустимся, маме ещё в один кабинет надо… Спасибо, что присмотрели.

— Не за что. Я сама так с дочкой не раз ходила. Куда их денешь?

— Никуда.

Девать детей некуда. От них можно только избавиться.

От собственной неприятной мысли по спине Жени пробежали мурашки, но она, ухватив сына за руку, потащила его к другому кабинету. Вова начал похныкивать. Он устал и хотел домой. Ей тоже домой хотелось. События развивались очень быстро. Она не была готова к такому темпу, хотя, быть может, это происходило и к лучшему. Жене было тягостно и противно от предстоящего и уж проще так, когда нет времени остановиться и задуматься — что же ты делаешь? Что?

— Нет-нет. Приём окончен, — сурово возразила медсестричка, заметив в очереди из девяти человек новоприбывшую.

— Но время же ещё есть. Я успела.

— Куда вы успели? Написано же, что сегодня флюорография только до половины двенадцатого.

Вовка сильно закашлялся. До слёз из глаз. Из его носа показались зелёные сопли. Женя суетно вытерла их носовым платком и попутно заметила, что сын стал горячее. Ему нужно было отлёживаться, а не с ней по поликлинике шататься. Да и давно следовало его накормить и не куском хлеба на ходу.

— Да неужели вы не видите, что ребёнок у ней плох? Как так можно? Вдруг совсем лёгкие застужены у мальца? — возмущённо прошамкала старушка из очереди. — Не хотите людьми быть, так давайте я — ветеран войны, очередь уступлю.

— Ладно. Примем всех. Сидите, — буркнула усовестившаяся медсестра. — Только, чтоб больше никого!

Покрасневшая от стыда Женя села на дальний свободный стул и посадила Вову к себе на колени. Вступившаяся за них бабушка тем временем поправила волосы под платочком, затем поглядела на мать и сына да добродушно сказала:

— Хороший мальчик. Совсем как мой сынок, такой же светленький и ласковый. Это радость такого сына растить.

— Да, радость, — постаралась улыбнуться Женя.

Конечно, Вову она любила, но вот радости от его присутствия в своей жизни как‑то мало ощущала. С рождением ребёнка всё перевернулось с ног на голову. Кончились беззаботные семейные вечера и вылазки в кино да театры. Сергей — молодой инженер, стал регулярно пропадать на заработках, а сама она не смогла вернуться к прежней успешной карьере. Её просто‑напросто отказывались брать в штат. Сын стал словно неким позорным клеймом. «А, у вас ребёнок маленький? Тогда нет, не подходите». В конце концов Женя — молодая энергичная женщина с хорошим образованием и обширным опытом в товароведении, устроилась на завод обычной комплектовщицей. Денег за такой труд платили мало, а по окончании дня вовсю болели голова и пальцы. Она сильно уставала от непрерывного раскладывания мелких деталей по коробкам.

Разве это радость? Разве это счастье, что, когда она выйдет с очередного больничного, на неё будут косо и зло смотреть другие — те, у кого дети уже выросли, или те, кому есть с кем их оставить? Откуда в людях такая злоба? Разве эти женщины не помнят, что такое малыш-дошкольник?

— Мамочка, я пить хочу.

— Держи.

Женя достала из сумки стеклянную бутылку и помогла Вове попить. При этом она улыбалась. Искренне. Пусть мысли в голове вертелись неприятные, но сердце трепетно любило и не собиралось этого менять.

— Как тебя зовут? — подсела к ним ближе старушка и протянула ребёнку карамельку.

— Вова, — осторожно принимая подарок, ответил сын и, смущённо потупив глаза, прошептал. — Спасибо.

— Хорошее имя. Как Владимир Ильич смелый будешь. Братья, сёстры есть у тебя?

— Нет, но я очень хочу сестрёнку.

От этих слов Женю покоробило. Она начала нервно переводить взгляд с одного предмета на другой.

— Значит, будет, — заключила навязчивая бабка. Голос у неё был доверительный, а потому Вова расхрабрился с вопросом:

— А вас как зовут?

— Пелагея Ивановна или баба Поля.

— Редкое имя, — не удержалась от слов Женя.

— Редкое разве?

— Редкое. У мужа так бабушку зовут, но она единственная, кого я с таким именем встречала.

— Теперь вот и я буду, — усмехнулась старушка и с нежностью погладила Вову по голове. — Расти крепким, сынок. А будет сестрёнка, так смотри, защищай.

— Защитю! — с готовностью ответил Вова.

— Ваш сын уже своих сыновей растит, наверное? — спросила Женя, надеясь уйти от темы собственного материнства.

— Нет, доченька. Он у меня небольшим погиб, как раз незадолго как война началась. Пошёл купаться на речку, да не вернулся.

— А ещё дети есть?

— Нет. Времена были тяжёлые. Не до детей было. Муж на фронт ушёл, и где-то там в чужих краях и захоронили его. Потом голод страшный обрушился. Все мы работали как проклятые, чтобы хлеб вырастить и страну поднять. А там как-то смотрю в зеркало — и прошла моя молодость и свежесть. Так вот и осталась одна. Вся жизнь пролетела в бесконечных заботах и слезах. Теперь и утешить меня старую некому. Возвернуть бы время назад, так как грибочки росли б у меня такие пострелята.