Дорога в две тысячи ли (СИ) - Рысь Екатерина - Страница 70

   Выскочить из повозки Татьяне не позволил все предусмотревший Сунь Бин. Задняя дверца была закрыта, а на месте возницы уже сидел плечистый Гу Цзе, заслонивший спиной единственный проход. Ну не драться же с ним?

   - Гу Цзе! Ты помнишь, что тебе было велено? - спросила Таня.

   В ларе хранилось самое главное сокровище – бамбуковые свитки с её записями.

   - А то.

   - Про сундук не забыл?

   - Помню, – буркнул солдат. – Тока покамест рановато бежать к хулидзың. Бой идет где-то впереди по тракту. Обождем.

   Оставалось только сидеть, как лягушонка в коробчонке, прислушиваться к звуковым сигналам и ждать, чем кончится мятеж. Хотя она уже знала. Попыталась вмешаться, но всё случилось так, как и должно было случиться. И сегодня Татьяна Орловская запишет на бамбуковой пластинке: «Когда они поняли, что им уготована позорная судьба рабов, а их семьям – смерть за предательство, едва император узнает о капитуляции, то пока войска восставших не вступили в пределы Цинь, обратили оружие против армии чжухоу и были перебиты по приказу Сян Юна». Остается лишь уточнить количество погибших, и ещё одна историческая справка для будущего летописца династии Хань готова. Всё так просто, что хоть плачь. Но девушка не заплакала, нет.

   Однако же, на этот раз Танина хваленая прозорливость подвела свою самонадеянную хозяйку. Когда прозвучал сигнал, означающий, что опасность миновала, войско разбило бивак тут же, на месте, а не двинулось дальше. Следом за вестью о безоговорочной победе над мятежниками явился Сян Юн – злой, как черт, в окровавленной повязке через лоб и желающий серьезно поговорить с небесной девой. Наедине, разумеется.

   - Выходите, Тьян Ню. Прогуляемся под этой дивной луной, - проскрежетал генерал осипшим голосом и кинул поводья Серого в руки Мин Хе.

   Луна и вправду взошла полная и желтая, как золотая монета или жирный сырный круг. Она залила призрачным светом горы и долы, отразилась в речных водах и, заглянув в совершенно черные глаза древнего полководца, отшатнулась в ужасе.

   Мимо костров и кланяющихся солдат они шли молча, Сян Юн чуть впереди, но когда он поворачивал голову,то Таня отчетливо видела, как на его щеках играют желваки, а тонкие ноздри вздуваются от едва сдерживаемогo гнева. Он даже кулаком стукнул по стволу дерева, под которым закончилась их прогулка. В древесных породах Таня совершенно не разбиралась, но листва его не давала слишком густой тени. Это к лучшему. По крайней мере, девушка могла видеть глаза собеседника, а он – её.

   - Я бы прав, а вы ошибались, - сказал Сян Юн тихо-тихо, словно боясь сорваться на крик. – Сегодня погибло много моих людей. Совсем нелишних в грядущем штурме заставы. И знаете, кто виноват в этом?

   - Я, - призналась Таня.

   - Нет, я. Потому что вовремя не сделал то, что должен был, – жестко сказал чуский генерал и прислонился спиной к стволу. - А мне следовало приказать умертвить всех предателей, ещё когда мы стояли в Синьане.

   Но Татьяна тоже, как говорится, закусила удила. В конце коңцов, если она и вмешалась,то уж точно не пустой прихоти ради.

   - Тогда они еще не были предателями. Α могли бы стать братьями.

   Она ведь на самом деле так думала в тот момент. Хотела как лучше.

   - Тогда мои солдаты, те которые погибли сегодня, были ещё живы! - рявкнул Сян Юн прямо в лицо собеседнице. - И остались бы таковыми до сих пор!

   - Значит, это всё-таки я виновата, потому что уговорила вас проявить милосердие...

   Сян Юн со всего маху стукнулся затылком об кору. Кровь снова стала сочиться из-под пoвязки, заливая шею, но, похоже, он совсем не чувствовал боли.

   - Вы ничего не поняли, небесная дева. Даже не знаю, как вам объяснить подоходчивее.

   Легкий ветерок качнул ветки и по лицу генерала тут же заплясали жутқоватые резные тени.

   - А вы попробуйте.

   - Хорошо, – кивнул он, едва переведя дух, словно после долгого бега. – Я постараюсь. В моем мире, здесь на земле, я - из Чу, а они, - он махнул рукой куда-то в сторону, - из Цинь, Χань, Вэй или Чжао,и мы никакие не братья. Мы - разные, мы можем быть союзниками, а можем и – врагами. И так будет всегда, слышите меня?

   Девушке хватило ума промолчать, не возражать и не пытаться доказать свирепому древнему воину, что потом, через двадцать веков, всё изменится. Даже еще раньше. Веков, эдак, через пять-шесть.

   - И когда Цинь покорила Чу, - продолжал Сян Юн, – мы стали не одним народом, а бессмысленным сбродом. Меня, князя Чу, сделали простолюдином. Но теперь я пришел к границам Цинь, чтобы вернуть своё, законное. Это моя война, Тьян Ню. Все, кто сражаются против меня, мои враги, кто сдается – пленники, а кто помогает – союзники. Вот так! Это понятно?

   - Вполне, – прошептала Таня.

   Вместо того чтобы спасти людей, она своим советом убила еще и тех, других, кто не должен был умереть сегодня. Может быть, потом – да, но не сегодня, не так и не здесь. Что же тут непонятного?

   - Тогда, - Сян Юн тяжело вздохнул и внезапно прижал девушку к свое груди. Из этих стальных рук не вырваться было нипочем. А горячие сухие губы шептали и шептали прямо в ухо: - Тогда не нуҗно больше пророчеств, Тьян Ню. Даже если в Палатах Мудрости у Яшмового Владыки, в книгах, запретных для глаз смертных, вся моя жизнь расписана от первого до последнего вздоха, не говорите мне больше ничего. Достаточно того, что вы уже сказали.

   - Я не...

   - Неважно. Умру ли я так, как вам того однажды захотелось – перерезав сам себе горло,или как-то иначе, вы все равно будете в этот миг рядом со мнoй. Я не отпущу вас на Небеса, не надейтесь, Тьян Ню. Так и знайте.

   Он тяжело дышал, и всё тело Сян Юна сотрясала крупная дрожь, но железных объятий он не разжимал. А Таня и не пыталась вырваться. И потому, что не хотела, и потому, что чувствовала – чем дольше её голова покоится на его груди,тем скорее бешеный le général придет в себя, а его ярость отхлынет как отливная волна. А еще она вдруг впервые до конца осознала, что Сян Юн вовсe не имя в учебнике истории, а живой настоящий человек. У исторического персонажа сердце не бьется с такой силой, от него, усталого и дрожащего, не пахнет кровью и потом, а ещё он никогда не попросит чуть слышно: «А теперь проводите меня к лекарю. Кажется, у меня сломаны ребра».

   Люси, Лю Дзы и соратники

   Небесная лиса сидела на поперечной балке сторожевой вышки лагеря Пэй-гуна, меланхолично жевала полоску вяленого мяса и болтала ногами. Дозорные, ещё непривычные к причудам госпожи хулидзын,то есть, простите – Нашей Небесной Госпожи, периодически нервно косились на оседлавшую этот неподобающий насест девушку, но копья уже со страху не роняли и икали только изредка. Притерпелись. Ни одна нормальная женщина не забралась бы так высоко и уж тем паче не сумела бы удержаться на столь ненадежной опоре, не говоря уж о прямо-таки вопиющей непристойности этакого поведения – тут не поспоришь. С другой стороны, выкрутасы, замашки и выходки хулидзын были дополнительным свидетельством ее небесного происхождения. И если уж Пэй-гун позволяет своей женщине носить мужскую одежду, присутствовать и даже говорить на военных советах и карабкаться на дозорные вышки, простым ли солдатам это осуждать?

   Да они и не осуждали, в общем-то. Как ни крути, по всему выходило, что лиса приносила армии Лю удачу, а сам предводитель пока что не страдал от истощения энергии ян. Хоть сподвижники Пэй-гуна немало тому и удивлялись. Командир жил с хулидзын в одной палатке, а по ночам они уж точно не в «чет-нечет» там играли, верно? Однако ж признаков увядания,истощения или там бессилия в облике Пэй-гуна не проявлялось. Знающие люди говорили, что лисе, тем паче тысячелетней, хватит и одной ночи, чтобы уморить самого могучего богатыря. И для кого в Поднебесной секрет, что именно на безвременную гибель Лю Дзы в объятиях хулидзын и рассчитывали высокорожденные чжухоу? Но покамест их надежды не оправдывались, Пэй-гун прямо-таки излучал здоровье, дух его был крепок и весел, и то ли чары хулидзын разбивались о силу сына Краcного императора, то ли лиса попалась какая-то не такая. Впрочем, мудрецы (а таковых в стане Пэй-гуна развелось немало), разбиравшиеся в природе лис получше прочих, разъясняли недоумевающим солдатам, что лиса лисе рознь. А вот ежели хулидзын не просто соблазняла мужчину, но и сама в него влюблялась, вот тогда-то и настигала счастливчика невероятная удача во всех начинаниях, а ян, вместо того, чтобы истощаться, наоборот, возрастал и крепчал день ото дня. По всему выходило – так оно и есть, стало быть, не зря Пэй-гун госпожу лисицу так балует. А ежели ей охота со скуки по сторожевым вышкам скакать,так и пусть себе скачет, лишь бы не сломала себе ничего.