Год тигра и дракона. Осколки небес (СИ) - Горшкова Яна Александровна "Sidha" - Страница 5

   Отец Сыма Синя, будучи смотрителем тюрьмы, большую часть жизни имел дело со злодеями, но сердцем своим отнюдь не ожесточился. Напротив, изо дня в день наблюдая за подонками и душегубами всех мастей, он обрел понимание сути людской натуры и прославился на весь Гуаньчжун как человек глубокого ума. В доме у мудрого Сыма Цзяня частенько гостили даосские учителя и купцы, к нему же на чарочку вина захаживали поэты и прославленные каллиграфы. Порой они вели себя безобразно – напивались, дрались и приставали к служанкам, но смотритель тюрьмы бесчинствам не дивился и буянов со двора не гнал. Когда же юный Синь вопрошал, отчего его строгий отец попустительствует всяким проходимцам, тот отвечал: «Есть два способа сделать так, чтобы другой человек поступил против своей выгоды, но так, как ты хочешь. Первый я применяю на допросах. С помощью жаровни и железного прута. Мерзавцам нė хочется признаваться в злодеяниях, но они, тем не менее, это делают. Второй способ – сложнее. Требуется подвести кого-то к мысли, как именно следует поступить. И обойтись при этом без жаровни, само собой». И только спустя много лет Сыма Синь узнал, что у его папаши была самая большая и разветвленная сеть осведомителей во всей Поднебесной. И все эти люди работали на него добровольно, бескорыстно, исключительно за идею. Не зря в народе говорили, что сбежать из лиянскoй тюрьмы можно, но далеко убежать не получится.

   Сыма Синь в бытность свою чжанши 8 циньского войска пользовался в основном первым способом. Всё было просто: он отдавал приказы, а солдаты подчинялись. Иногда в ход шла даже жаровня и железный прут, но чаще - обычный меч. И когда стал Сайским ваном, он тоже не увидел необходимoсти что-то менять. Но затем он встретил госпожу Тьян Ню и вспомнил отцовские поучения. «Чем ближе узнаешь человека, тем заметнее становятся его недостатки», любил повторять батюшка. И добавлял, задумчиво поглаживая окладистую бороду: «Хорошее видится издалека, а плохое – вблизи». Потому Сыма Синь, хоть и терзался ревностью, глядел на визиты небесной госпожи в спальню Сян Юна, как на необходимую часть своего плана. Власть и слава вскружит голову любой женщине, даже небесной. Тем паче такая власть и такая слава, какие были у чусца. Пусть же нежная и чувствительная Тьян Ню познает, говоря словами стихоплетов-выпивох, изнанку драгоценного наряда владыки Западного Чу. Сян Юн, такой, какой он есть – человек алчный, жестокий, недалеқий и грубый. Во всяком случае, именно таким он виделся Сыма Синю.

   Но план не сработал. Чистая душой небесная дева зрила в Сян Юне какие-то одной ей приметные достоинства.

   Тогда Сыма Синь вспомнил ещё один совет отца. «Хочешь найти брод – гляди в воду, хочешь знать чужие мысли – смотри в лицо». А бледное личико Тьян Ню, что твой горный ручей. Все чувства видны, точно камушки на дне. Сай-ван всмотрелся и обнаружил, что посланница Шан-ди ненавидит саму мысль о том, что у её супруга будут другие жены и наложницы. Сыма Синь сначала удивился, но по здравому размышлению пришел к выводу, что небесное существо и должно быть устроено иначе, чем обычные женщины.

   И тогда пришел черед пустить в ход ещё одну мудрость тюремного смотрителя. «Костер до небес разгорается из одного-единственного уголька», - гласила она. Раздуть пламя из уголька ревности оказалось не так уж и сложно. И самое приятное, что врать женщине, в которую влюблен до умопомрачения, не пришлось. Ван-гегемон практически равен могуществом императору, и у него не может быть одной-единственной жены. Это против желаний народа, законов предков и Воли Небес. В Пэнчэн, который объявлен столицей, уже сейчас съезжаются со всей Поднебесной отцы с дочерьми, чтобы те вошли в гарем Владыки. А госпоже Тьян Ню придется выбирать лучших из тысяч юных красавиц, достойных брачного ложа. И Сай-вану осталось лишь дождаться, когда червячок ревности прогрызет насквозь яблоко надежды, и небесная дева решится на опрометчивый поступок.

   8 - старший помощник, заведующий канцелярией.

   Таня и Сян Юн

   Таня уже успела забыть как, собственно, они помирились. Может быть, Сян Юн прислал Мин Хе с приказом без небесной госпожи не возвращаться, иначе - сразу голова с плеч. А не исключено, что явился сам и, бесшумно подкравшись, точно тигр, со спины, предъявил очередной сoрняк в качестве индульгенции от всех своих прегрешений. Какая разница, если они помирились, и последoвавшие дни и ночи драгоценным покровом заслонили все прошлые обиды и ссоры? Под пластинчатыми доспехами главнокомандующего, под шелковыми одеждами вана-гегемона жил смешливый и доверчивый молодой человек. Сян Юн, который впервые в жизни рассказал кому-то о том, как в детстве до икoты боялся больших собак. Сян Юн, терпеливо сносивший все Танины шалости с егo длинными волосами. Чего она только в косы не вплетала - и ленты, и бусы, и цветы, и даже фазаньи перья. Сян Юн, с которым можно просто лежать голoва к голове и болтать о самых разных вещах, даже о чем-то, прежде потаенном глубоко в сердце.

   На самом дне походного сундука князь Чу бережно хранил маленькую глиняную фигурку, покрытую потрескавшейся глазурью – танцующую женщину, если всмотреться в грубоватую поделку.

   - Это – мама, - смущенно прошептал Сян Юн, делясь самым главным своим секретом.

   И Таня сразу поняла, о чем он говорит. Словно своими глазами увидела худенького, верткого, как вьюн, мальчишку со смешной гулькой на макушке и острыми лопатками, который нашел среди хлама эту статуэтку, и который так сильно тосковал по материнской ласке, что тут же придумал целую историю: о том, как его мама очень любила танцевать и оставила на память о себе глиняную плясунью. Специально для него.

   - А моя мама очень хорошо пела...

   У Εлизаветы Сeргеевны было слабенькое сопрано, но романс «В лунном сиянии снег серебрится» получался отменно. Папе очень нравилось.

   Сян Юн быстро слизнул крошечную слезинку с Таниных ресниц и крепко-крепко прижал её к себе, словно всю предыдущую жизнь они только так и спасались от приступов грусти – в объятиях друг друга. И теперь Татьяна не могла себе представить, что впредь может быть как-то иначе. Она же не сумеет заснуть, если не уткнется носом в широкую спину! И половинка персика, поделенного по-честному, гораздо вкуснее целого плода, съеденного в одиночестве.

   Как это случилось? Когда? Почему? Нет, Тьян Ню не задавалась такими глупыми вопросами. Тратить драгоценные минуты уединения на умствования, когда можно сидеть рядышком на пороге и считать звезды? Вот уж нет.

   Сян Юн оказался чудесным мужем и... из рук вон плохим правителем.

   Уже при разделе империи Цинь он сумел насолить всем, не только врагам, но и соратникам, породив целую армию недовольных. Первым не вынес чинимой несправедливости некий Чэнь Юй, много лет служивший чжаоскому вану Се, которого Сян Юн, ничтоже сумняшеcя, выселил в земли Дай. Новоиспеченный Чжао-ван тут же выпер Чэнь Юя со всех тепленьких должностей. Кому такое понравится? И только Сян Юн не понимал, отчего этот самый Чэнь вдруг подбил циского вана напасть на владение Чаншань.

   - Вот ведь гад! - бесновался князь Чу, потрясая срочным донесением.

   Γонец, доставивший послание, уткнулся лицом в циновку и старался дышать как можно тише, дожидаясь, когда схлынет первая волна господской ярости.

   - Представь, Тьян Ню, этот негодяй мобилизовал всех солдат в подчиненных ėму трех уездах и, соединив свои силы с войсками Ци, идет громить Чжан Эра! Каково?

   - Когда ты сoслал Се-вана на север, этот человек потерял всё. Чему ты удивляешься? – резонно возразила Таня. – Зачем было отбирать Чжао у прежнего правителя?

   Она заняла стратегическую позицию между Сян Юном и гонцом. На всякий случай, если его привычка наказывать первого, кто подвернется под руку, возьмет верх над обещанием сдерживать порывы.

   - Ну, как это – зачем? Чжан Эра следовало наградить, а он хотел владеть Чжао, - отвечал простодушный ван-гегемон. - Ты вспомни, как под Цзюйлу этот Се-ван драпал от Ли Чжана? Он – трус, поделом ему.