Бумажный театр. Непроза - Улицкая Людмила - Страница 18

– Спасибо. Я поставила машину за углом. Не надо меня провожать.

И они пошли в разные стороны по пустынной площади.

…В мастерской у Сержа.

– Знаешь, Женя, я не очень внимательно слежу за этими группами. Хотя несколько имен ничего… Но это мне совсем не нравится. Ни с какой точки зрения. Ни музыка, ни тем более текст. У них совершенно другие задачи. Послушай вот Чарли Паркера. – Серж встал, положил перед мальчиком его кассету и поставил пластинку с Чарли Паркером. Томительно заныл гениальный саксофон…

Раздался телефонный звонок. Серж выключил проигрыватель.

– Междугородний, – извиняющимся тоном сказал Жене и снял трубку. – Да, да, здравствуй, дорогая… Двадцать седьмого, да. Приезжай! Телеграмма. Жду, жду… А-а, всё будет в порядке, не волнуйся.

Повесил трубку.

– Это племянница ваша звонила? – спросил Женя.

– Племянница? – недоумевающе переспросил Серж. – А-а… нет, нет, а, да… дорогой мой… Девочки мои уехали… – И Серж снова включил проигрыватель.

…Возле старой части “Националя” останавливается белая интуристская “Волга”. Из нее выходят Гвидо и Вера, загорелая, с отросшими, но еще довольно короткими волосами. Шофер несет за ними два чемодана, большую коробку. Минуют швейцара. Останавливаются возле администраторши, грубо намазанной тетки.

Гвидо улыбается.

– Здравствуйте. Я Гвидо Скарпи. Номер заказан. – Он вынимает документы. – Ключ, пожалуйста.

– Сначала оформление, – поджимает губки дама и начинает шуршать бумажками. Гвидо улыбается, кладет руку Вере на плечо.

– Сегодня ты совсем другая. Новая. И волосы… – Он шевелит пальцами прядь на затылке.

– Не нравлюсь? – тихо спрашивает Вера.

– Очень, очень, очень, – шепчет Гвидо. – Ты не знаешь, как очень.

Администраторша положила на барьер карточку и ключ и прошипела:

– Простите, с вами дама…

– Моя невеста, – улыбнулся Гвидо.

– Когда она будет вашей женой, мы поселим ее с вами. Правила нашей гостиницы запрещают пребывание в номере посторонних, – важно говорит администраторша.

Гвидо кривится.

– Но подняться со мной она может?

– С предъявлением паспорта, – кивнула тетка.

– Вера, паспорт, – попросил Гвидо у Веры, едва сдерживая раздражение.

– У меня с собой нет, – подняла глаза Вера.

– Прекрасно, – жестко сказал Гвидо. – Попрошу этот чемодан… – он потерял слово, – положить в мой номер. Шофера, пожалуйста.

– Шофер уехал, кажется, – изменившимся тоном сказала администраторша.

– Не уехал. Я плачу “Интуристу” за автомобиль. Просите отнести эти вещи в машину. – Он кивнул на коробку и оставшийся чемодан и, взяв Веру под руку, вышел.

…В мастерской у Сержа Гвидо дал волю своему итальянскому темпераменту:

– Какая страна! Какая страна, Серж! Самые интеллектуальные, самые тонкие, самые лучшие люди. Но как это?

– Хамство, – подсказывает Серж.

– Империя хамства! – восклицает Гвидо.

– Изумительная по точности оценка! – усмехается Серж.

Встал, раскрыл новенький, только что распечатанный проигрыватель, подключил его и, бережно вынув из конверта пластинку, поставил ее.

– Андрей Волконский. Качество звукозаписи не лучшее. Зато хорошая музыка и уж наверняка хорошее воспроизведение…

И зазвучала бесплотная музыка Возрождения.

Гвидо и Вера сидят друг против друга и смотрят друг на друга – так долго, как будто забыли о Серже, о музыке, обо всем. Серж встал и, обернувшись у двери, сказал:

– До свидания, дети мои.

Хлопнула дверь. Гвидо и Вера встают из-за стола и, как во сне, двигаются навстречу друг другу.

– Здравствуй, душа моя, – говорит Гвидо.

…Вера в белом изысканном платье, Люба его подкалывает. Платье чуть широко.

– Тот зеленый костюм, классный. Балансияга́. Ты мне его оставишь, когда уезжать будешь? – спрашивает Люба.

Вера кивает.

– Слуш, ну и как твой италиано, он лучше Вадима? – продолжает Люба.

– Он лучше всех, Люб. И не вздумай пикнуть ему про Вадима, – с жалким каким-то оттенком просит Вера.

– Ты же меня с ним не знакомишь, как я могу говорить или не говорить? – пожимает плечами Люба.

– Завтра увидишь, когда расписываться будем, – обещает Вера.

– Вот и спасибочки хотя на этом, – хмыкает Люба. – Отца не позовешь?

– Да я сказала, что его и нет, – отвечает Вера.

– И правильно, – соглашается Люба.

– У меня просьба к тебе, Люб, – задушенным голосом вдруг говорит Вера.

– Ну?

– Дай слово, что сделаешь… – просит Вера.

– О-о, мало ли чего ты запросишь…

– Люб, я хочу, чтоб ты была другая… На меня не похожа…

– Ты чё, Вер? Того? Как это?

– Как хочешь, Люб, покрасься. Или парик черный надень. Чтобы мы были разные, поняла?

– Ты совсем того, – махнула рукой Люба, – звезданулась, вот чего…

– Я так хочу… Я так хочу… – настойчиво, с каким-то безумным оттенком говорит Вера.

– И чего ты так боишься, чего боишься-то? Не пойму! – фыркнула Люба.

…Втроем – Гвидо, Вера и Серж – поднимаются по лестнице Дворца бракосочетаний.

– А цветы в автомобиле! – вспоминает Гвидо и выбегает на улицу, где послушно сидит в машине шофер, всё тот же, интуристовский.

– Вера, что с тобой, ты как неживая? – спросил Серж, взяв её за локоть.

– Сейчас Люба придет, – испуганно отвечает Вера.

– Ну и что? – удивляется Серж.

– Ты не понимаешь. Ты не знаешь. Я боюсь, – прошептала Вера.

– Ты? Тебе-то чего бояться? – удивляется Серж.

– Не знаю. Сама не знаю. Она его сейчас в первый раз увидит. Я всё тянула, боялась их знакомить…

Они встретились у входа – Гвидо с цветами и Люба с цветами.

Одинаковые длинностебельные розы. Люба сдержала слово, она и впрямь не была похожа на Веру. Как и обещала, в черном кудрявом парике, в плотном гриме, в устрашающем черно-красном платье. Выглядит старше и грубей.

Серж, увидев Любу, только руками развел…

А дальше всё шло тем комически-непристойным официальным манером – с толстой дамой, завершающей свою речь казенным пируэтом:

– …мы надеемся, что вы будете свято хранить достоинство советского гражданина.

После чего поставили подписи Вера и Гвидо, а на отдельной странице – Серж и Люба, свидетели.

Тётка отдирижировала обмен кольцами под известный марш Мендельсона. Гвидо сдерживал улыбку, Вера едва держалась на ногах.

Впечатление было такое, что она вот-вот упадет в обморок.

Наконец вышли в коридор, и тут только Гвидо заметил, что Вера еле жива.

– Вера, Вера, душа моя, что ты? Тебе плохо? – забеспокоился он. Отвел в сторону, они пошептались о чем-то, потом Гвидо повернулся к Сержу и Любе: – Друзья! Прошу прощения. Я заказал обед для нас, но Вера плохо себя чувствует, а у меня осталось мало времени до рейс. Мы едем сразу в гостиницу и проведем там несколько… Вы простите, пить будем в “Шереметьево” перед самолетом. Мы заедем за вами по дороге в аэропорт. Я не хочу, чтоб Вера была сегодня одна, – закончил он.

…Гвидо и Вера подходят к администраторше – сидит уже знакомая. При виде Веры ощеривается. Гвидо швыряет на стол паспорт.

– В восемь уезжаю, – лучезарная улыбка, – прошу автомобиль. Старая сука!

Он с Верой проходит к лифту. Администратор кричит вслед:

– Господин Скарпи! Здесь у вас не всё уплачено, вернитесь, пожалуйста!

Гвидо оборачивается.

– Я провожу мою жену и буду у вас, – всё с той же неугасимой улыбкой.

– …Ложись, ложись, радость, душа моя, девочка! – Гвидо укладывает Веру. – Сейчас приду…

Выходит. Вера мечется, поднимает трубку, кладет, снова поднимает.

– Алло! Позовите, пожалуйста, Гену… – просит она.

Возвращается Гвидо. Вера лежит на кровати.

– Старая сука. Она хотела, чтобы я оплатил два раза счет, – смеется Гвидо. Он всегда смеется. – Ты немного живая? Ты действительно моя жена? Я буду требовать доказательство. – И снял пиджак. – Да, забыл сказать: Луиджи, ты знаешь, из посольства, тебе поможет. Как только будет паспорт, он сделает визу немедленно и сам тебя отправит. Недели через две, я думаю…